10. Пряный кофе

— Отрадно слышать, — прошамкал сэр Хофф и постучал по газете десертной вилкой: — Ибо сие — возмутительно. Возмутительно!

— Соглашусь, — кивнула я. — Что ж, думаю, теперь можно оставить эту пренеприятную тему...

Договорить я не успела, потому что послышался грохот — это Мадлен потеряла сознание, когда несла кофейник и чашку новой гостье.

Разумеется, после этого мы сразу же послали за временной помощницей. Лайзо отнёс Мэдди наверх и привёл её в чувство, растерев ладони. Георг приготовил согревающее питьё. Когда она проснулась и увидела меня, то беззвучно расплакалась. Я просидела рядом с Мэдди целый час, пока она не успокоилась и не заснула, и всё это время держала её за руку. А когда спустилась вниз, сама уже порядком утомлённая, то меня поджидал сюрприз.

— Добрый день, — заулыбался Эллис, едва увидев меня. — А я сегодня рано. Не возражаете? Мне отчего-то показалось, что сегодня вы обязательно захотите со мной поговорить.

Рядом с ним я наконец-то позволила себе выглядеть настолько усталой и встревоженной, насколько была на самом деле.

— Хотела. Утром, — уточнила я, опускаясь на стул. Подождала, пока служанка переставит с подноса на столик лимонные пирожные и бхаратский чай с кардамоном и гвоздикой, и лишь затем продолжила: — Сейчас, признаться, уже ничего не хочу... Мадлен заболела.

— Простуда? — быстро спросил Эллис деловым тоном. Серо-голубые глаза потемнели, как небо перед дождём.

— Не думаю. Жара нет... Она потеряла сознание, а потом расплакалась и долго не могла успокоиться, — тихо произнесла я, оглянувшись по сторонам. Почти никто в кофейне, впрочем, не прислушивался к нашему разговору. Завсегдатаи давно привыкли к визитам детектива, а новые гости, с любопытством поглядывающие на столик за ширмой, к счастью, сидели слишком далеко. — Откровенно говоря, это отнюдь не похоже на Мадлен. Она всегда была такой сильной духом... Я не помню, чтобы она плакала даже в больнице.

Эллис подцепил двумя пальцами рассыпчатое пирожное и откинулся на спинку. Свет от лампы теперь падал только на его изящные ладони и обтрёпанные манжеты пиджака, остальное было в полутени, и оттого выражение лица казалось то болезненным, то сердитым.

— Сильный духом человек, Виржиния, не тот, который ничего не чувствует, а тот, который хорошо умеет скрывать свои чувства. Справляться со страхами, усмирять страсти, утаивать боль, — произнёс он размеренно. — Кто-то умеет отбрасывать опасные чувства, а другие словно бы запирают их в сундуке. Но сундук ведь не бесконечный, пусть он и существует лишь в воображении. Если будешь с силой утрамбовывать в него лишнее — крышка спружинит и ударит по лбу.

У меня горло перехватило. Я отвернулась, скользя взглядом по залу — мягкий свет, шелковистые скатерти кремового цвета, сухие букеты, пузатый серебряный кувшин в руках у коренастой девушки-разносчицы, так непохожей на Мадлен...

— Хотите сказать, что у Мэдди слишком много тайн?

— Я ничего не хочу сказать, — вздохнул Эллис. Он поднёс пирожное к губам, но потом так и отложил на тарелку, нетронутое. — Давайте оставим неприятное напоследок. Сначала поговорим о газетной статье. Там есть хоть толика правды?

— Мне и от вас ждать нотаций? — выгнула я бровь. Эллис фыркнул:

— Скажете тоже. Какие нотации от человека, который затащил чопорную графиню в трущобы, чтобы познакомить с гадалкой-гипси? Ну же, Виржиния, не томите. У меня есть одна мыслишка, и не терпится узнать, насколько она близка к истине, — сказал он и подмигнул мне.

Невольно я улыбнулась. Нет, от Эллиса невозможно было держать никаких секретов.

Детектив слушал рассказ внимательно. Дважды он прерывал меня, чтобы уточнить, в какое время я покинула особняк и затем — когда вернулась. При описании Крысолова Эллис выругался в сторону; я умолкла и вопросительно посмотрела на него, он извинился и попросил продолжить с того же места и больше не делал замечаний по ходу.

— Удалось подтвердить или опровергнуть ваши догадки? — поинтересовалась я, закончив историю.

— Немножко то, немножко другое, — усмехнулся Эллис и наконец принялся за чай с пирожными. — М-м, я даже повеселел. Честное слово, с вами и театра не нужно, — отвесил он мне сомнительный комплимент, смягчив его улыбкой. — Могу вас успокоить, Виржиния: никто на улице вас в мужском костюме не видел, а если и видел, то не узнал. Просто не мог узнать. Судите сами: погода была не самая лучшая, с Эйвона выполз туман. Крысолов ловко замаскировал вашу фигуру с помощью мужской одежды. Лицо было спрятано за маской. Уж поверьте, даже я не узнаю вас в таком костюме, если встречу ночью, скажем, в пабе на окраине Смоки Халлоу. В кэбе вы не говорили, вопросы Бетси задавал Крысолов, так что опознание по голосу тоже исключается. Остаются три уязвимые точки. Первая — собственно, сам Крысолов. Он имел возможность продать новости газетчикам, но не имел мотивов. Наоборот, ему выгодно, чтобы ваши прогулки оставались в тайне... — Эллис умолк ненадолго и затем махнул рукой, рассыпая крошки от пирожного: — Впрочем, забудьте. Вот вам моё частное мнение — Крысолов тут ни при чём, я упомянул его лишь для очистки совести. А вот две другие уязвимые точки весьма существенны. Первая — это ваш особняк. Вас могли видеть, во-первых, слуги, во-вторых, люди маркиза Рокпорта.

— Слуги... С трудом представляю Магду или Юджинию за продажей сплетен газетчикам, — позволила я себе усомниться. — А вот мистер Чемберс мог обмолвиться, например, в пабе, после пинты-другой пива... Тоже вряд ли, впрочем. Может, что-то видели подмастерья садовника? Тоже маловероятно... Но всё это ещё куда ни шло по сравнению с версией, что сплетнями торгуют люди маркиза!

— Почему же сразу "торгуют"? — искренне удивился Эллис и осторожно подвинул к себе мою тарелку с пирожным. Сковырнул с него марципановую розу и принялся делить вилкой на мелкие кусочки. — Перечитайте ещё раз статью на досуге. Ваше имя не упоминается. По намёкам узнать в ней вас могут только очень близкие друзья или домочадцы. Например, мой уважаемый начальник сегодня утром прочитал статью и даже не подумал, что она может быть посвящена вам. Впрочем, после неудачной помолвки дочери он стал крайне рассеян... Однако я отвлёкся от темы. Итак, узнать вас в статье могут немногие. Единственный, кто точно поймёт, куда направлен удар — это вы сами. Общий тон... я бы сказал, что он, скорее, предостерегающий, нежели угрожающий. То есть кто-то хочет отбить у вас охоту к ночным прогулкам. Кто может желать этого больше, чем маркиз?

— Никто, пожалуй, — согласилась я. — Пожалуй, поговорю с ним позднее.

— Поговорите, только на меня не ссылайтесь, — попросил Эллис шутливо и вновь нахмурился: — Не сходится в этой версии одно. Тот, кто видел вас выходящей из дома в мужском наряде, не мог не заметить рядом с вами мужчину. А в статье никакие мужчины не упомянуты. Это косвенно говорит в пользу той версии, что сплетни газетчику передал Крысолов... косвенно и теоретически, повторюсь, не берите в голову. Гораздо вероятнее, что вас подловили в тот момент, когда Крысолова рядом не оказалось, а вас можно было легко опознать даже в мужском наряде. Догадываетесь, где?

Догадка неприятно кольнула сердце.

— Кофейня, — произнесла я тихо. Эллис смотрел в сторону; впрочем, встречаться с ним взглядом мне и не хотелось.

Только не сейчас.

— Верно, кофейня, — кивнул детектив. То ли освещение было виновато, то ли глаза у меня устали, но сейчас казалось, что у него седых волос куда больше, чем тёмных. — Некто видел, как вы открывали запасным ключом дверь с чёрного хода. И этот некто точно знал, что перед ним не Георг Белкрафт и не тайный любовник девицы, живущей на втором этаже кофейни... Но это всё цветочки.

Невысказанное повисло в воздухе ядовитым дымом. К ушам у меня словно приложили пуховые подушки; мелодия граммофонной пластинки отдалилась и чудовищно исказилась, как в болезненном забытьи.

— Вы хотите сказать что-то ещё, Эллис? — Непослушные губы едва двигались.

— Не хочу, — деревянно кивнул он. — Однако скажу. Ваша трость, Виржиния. Вы не теряли её ни в театре, ни в кэбе.

Я поднесла к губам чашку с остывшим бхаратским чаем. От острого привкуса кардамона защипало язык.

— Почему вы так думаете?

— Эта трость, Виржиния, ничем не примечательна. На ней нет ни вензелей, ни особых царапин, вся отделка — тёмное дерево и ручка из слоновой кости, таких тростей в Бромли пара сотен точно найдётся. Куда чаще вы ходите с зонтом-тростью или с той, что подарил вам маркиз Рокпорт. — Эллис сделал паузу, позволяя мне обдумать его слова. Я уже понимала, к чему он клонит, но признаваться себе в этом не хотела. — Нет, тот, кто передал вам трость, точно знал, что она ваша. Скажите, Виржиния... Запасной ключ спрятан ведь снаружи кофейни? — внезапно спросил он.

— Да.

— Тогда второй вопрос. — Эллис поймал мой взгляд и удержал. Линия его губ была странно жёсткой; редко мне приходилось видеть у него такое выражение. — Чтобы достать ключ, вам нужны обе руки или только одна?

— Обе, — едва слышно выдохнула я и отвернулась.

Эллис был прав, прав во всём. Если бы трость потерялась в театре, то её не нашёл бы там и целый отряд "гусей" — среди куч мусора, проваленных полов, обгоревших перекрытий. Она могла остаться в кэбе, и тогда возница очень скоро наткнулся бы на неё; однако не смог бы догадаться, что она принадлежит именно графине Эверсан-Валтер. Нет, скорее всего, трость я оставила у тайника с ключом, когда заехала в кофейню переодеться. Только свидетель из "Старого гнезда" мог видеть, как я вошла в двери в мужской одежде, а вышла уже в женской. Крысолов же держался от кофейни на расстоянии...

Тут меня поразила ещё одна пренеприятная мысль.

— Перчатки... — пробормотала я.

— Что? — встрепенулся детектив.

— Перчатки, — повторила я с горечью. Теперь у меня уже не осталось сомнений. — Видите ли, Эллис, в кофейне я держала не только запасное платье, но и несколько пар старых перчаток, на крайний случай. Одну из них я выложила на стол, хотела надеть, но потом так расстроилась из-за потерянной трости, что совершенно о них забыла. Мужской костюм я унесла, но перчатки остались на столе. Готова спорить, что именно они потом попали на фотографию... и решить, что я надевала их той ночью, мог только один человек. Тот же, который подобрал трость у тайника с ключами. Тот же, который видел, как я переодеваюсь из мужского костюма в платье...

Я умолкла, не в силах больше продолжать. Эллис избавил меня от мучений, сказав всего два слова:

— Мадлен Рич.

— Да, — кивнула я, чувствуя одновременно и облегчение, и острую боль в сердце. — Осталось только понять, зачем она это сделала.

— Спросите у неё? — меланхолично поинтересовался Эллис, катая пальцами опустевшую чашку по безупречно гладкой скатерти. Крошки хрустели под фарфоровым боком.

— Да... Нет. Не сейчас, — поправилась я. Глупая боль в сердце никуда не делась, словно там раз за разом проворачивали тонкую пружинку. — Не могу понять, почему...

— Причина может быть любая, — вздохнул Эллис, так же старательно не глядя на меня. — Шантаж. Обида. Страх, что вы раскроете её тайну. Давнее притворство. Деньги. Безумие. Да что угодно, Виржиния, и я сейчас вам не помощник в разгадке этой тайны, потому что слишком заинтересован лично, слишком хочу верить в лучшее, — неопределённо повёл он рукой и вдруг поднялся и начал одеваться. Клетчатый плащ, видавшее виды пальто, кепи, надвинутое на самый лоб... Взгляд оставался таким же болезненно-сумрачным. — До встречи, Виржиния. Загляну через денёк-другой. Спасибо за наводку на Бетси, обязательно побеседую с той бродяжкой. Не забудьте своё обещание провести меня в домашний театр леди Уотермилл и познакомить с мисс Барнелл, — с натянутым весельем улыбнулся он и добавил тихо: — И, пожалуйста, не дайте Паучьему Цветку добраться до Мэдди из-за этой дурацкой статьи. Пусть ваш дядя прижмёт газетчиков, если уж у него так разыгралась жажда крови... Доброго вам вечера.

— Доброго вечера, — эхом откликнулась я.

После этого разговора у меня разыгралась мигрень. Извинившись перед гостями, я ушла в комнатку между кухней и чёрным ходом и присела там в кресло, чтобы подремать немного. Вскоре тихо вошла миссис Хат, пробормотала что-то вроде "Что за несчастливый день", оставила на столе кувшин с тёплым травяным чаем, закрыла ставни и удалилась, оставив меня в полумраке и тишине. Лишь издали доносились приглушённые разговоры, смех и едва слышно шелестела граммофонная мелодия. Запертую дверь очерчивал желтоватый световой контур. Прикрыв глаза, я размеренно дышала запахами корицы и травяного чая, стараясь унять боль, но мысли всё время возвращались к разговору с Эллисом, и от этого становилось только хуже.

Что мне было известно о Мэдди прежде? Улыбчивая, весёлая, с выразительными жестами и взглядом, смышлёная, грамотная и готовая всегда прийти на помощь — вот, пожалуй, и всё. Я знала, что обычный чёрный чай она предпочитает самому изысканному кофе, а простой кэмширский пудинг, который может себе позволить даже самый бедный горожанин, для неё милее любых диковинок, вроде ягнёнка в винном соусе по-марсовийски. Платья она себе покупала скромные, тёмных невзрачных цветов и очень смущалась, когда я дарила ей что-то более яркое. Пальцы у неё были ловкие, однако руки даже после нескольких лет безбедной жизни выглядели неухоженными, как у дочки фермера, которая лишь за неделю до того впервые отмыла их дочиста. Глядя на такие ладони, никто бы не перепутал её с аристократкой. Мадлен побаивалась незнакомых мужчин, легко пунцовела от комплиментов и смущалась от взглядов. Однако она хорошо знала, с какой стороны браться за нож, и, похоже, смогла бы ударить человека с немалой силой, если бы это потребовалось.

Вышла бы из неё хорошая актриса?

О, да, несомненно.

Была ли моя Мэдди той самой Мадлен Рич, о которой рассказывала Бетси?

Пожалуй, нет.

Сейчас, когда у меня почти не осталось сомнений в том, что именно Мэдди отдала газетчику трость и перчатки, я никак не могла сопоставить этот поступок с тем образом, что сложился в моей памяти. Та, прежняя Мэдди хранила свои тайны, но была верной подругой. А теперь... теперь я не знала, что думать.

"Надо поговорить с ней, — вертелось в голове непрестанно. — Поговорить и спросить прямо, Мадлен не станет лгать, только не она... И леди Милдред доверяла ей, и просила доверять и меня".

Накатил новый приступ мигрени. Я прижала к вискам пальцы и с силой нажала, словно пытаясь выдавить боль, но это, конечно, не помогло. С кухни, как назло, потянуло дымом. Сперва мне казалось, что пахнет подгорелым коржом, но затем гарь исчезла, корично-медовый запах стал более мягким и терпким, и к нему словно бы примешался табачный дым. Внезапно я услышала вздох совсем рядом, испуганно распахнула глаза...

...и обнаружила себя не в комнатке у чёрного хода, а в собственной спальне на Спэрроу-плейс.

— Неужели заснула в кофейне? — пробормотала я, с удивлением оглядывая кружевные рукава ночной сорочки. — Настолько крепко, что меня пришлось относить в особняк? И...