10. Пряный кофе

"...Меня нёс Лайзо?" — закончила я мысленно, не решаясь произнести это вслух, и щёки у меня обдало жаром. Мысль была приятной и пугающей одновременно.

Внезапно за окном вспыхнула молния, затем другая, и резко хлынул дождь. Я потянулась было за колокольчиком, но решила, что быстрей будет сделать всё самой, и поднялась с постели. До окна было шагов десять, не больше, но пол так обжигал холодом пятки, что это короткое расстояние обернулось настоящей мукой. Высунувшись в окно, я ухватила сначала одну ставню, затем другую, и потянула на себя. Тугие струи дождя терзали едва распустившиеся листья на яблонях и в голубоватых вспышках молний становились похожими на натянутые между небом и землёй металлические струны. Ветер перебирал их невидимыми пальцами, извлекая пугающую мелодию под аккомпанемент раскатов грома и тихого звона водосточных труб.

Закрыв плотно и ставни, и створки окна, я развернулась и собралась было отправиться в постель, как вдруг увидела за письменным столом женщину в ярко-зелёном платье с серебряной отделкой. Она курила изящную трубку; лицо её было в тени, особенно глаза — их словно закрывала чёрная повязка.

— Бабушка? — выдохнула я, чувствуя, как перехватывает горло от подступивших слёз и нежного запаха вишнёвого дыма.

Леди Милдред улыбнулась кончиками губ.

— Гинни, милая моя Гинни... Ты так сильно изменилась сама, но по-прежнему не веришь, что и другие могут меняться?

Облако вишнёво-табачных ароматов обвилось вокруг меня пушистым кольцом. Леденящий холод, исходивший от каменного пола, отступил.

— Люди не меняются, — с трудом выговорила я. Звук получился не громче шёпота и почти затерялся за шелестом ливня и раскатами грома. — Они только могут обнажить свою истинную сущность со временем.

— Неужели? — улыбнулась леди Милдред и выдохнула новое облако вишнёвого дыма. Оно легло поверх старого, делая меня ещё более лёгкой и тёплой. — Тогда скажи, какая же ты была ненастоящей? Та, что взахлёб слушала истории о моих с Фредом путешествиях? Та, что засыпала на руках у Рэйвена Рокпорта и любила его едва ли не больше, чем собственного отца? Или та, что потом ненавидела маркиза всей душой? Та, что стала лучшей воспитанницей пансиона святой Генриетты — молчаливой, усердной и чопорной, и по памяти читала Писание и целые главы из житий? Или, может, та, что лазала по деревьям с сорванцами Абигейл, пренебрегая учёбой? Та, что зачитывалась романами о приключениях? Та, что за два года не притронулась ни к одному роману? Та, что подражала мне во всём, полгода носила старомодный траур и научилась разбираться в финансовых бумагах лучше управляющего? Та, что завела знакомства, которые я бы никогда не одобрила? Та, что поверила в колдовство гипси и в правду снов?

Я в смятении прижала холодные ладони к пламенеющим щекам, и леди Милдред рассмеялась.

— Знаю, мои взгляды меняются со временем, — беспомощным голосом ответила я и смутилась ещё больше. — Но я ведь пока только взрослею! Мне всего двадцать лет, и я...

— Думаешь, что другие люди чувствуют себя иначе? — мягко перебила меня леди Милдред. Третье дымное кольцо венцом сомкнулось на моей голове, изгоняя мигрень. — Приютский мальчик, ненавидевший любое учение, теперь с усердием занимается каждый день. Бродяжка, уверенная, что она убьёт за кусок хлеба, узнала, что такое любовь и доброта. Не все могут измениться, милая моя Гинни, однако ради тех, кто может, мы не должны закрывать сердце. Пусть лучше тебя предадут десять раз, чем однажды ты холодностью и недоверием скинешь обратно в пропасть того, кто впервые решился сделать шаг к свету. У света просят совета... Советов число несметно.... Сметано незаметно... Заметь, но не клеть... В клеть и заклясть, клясть за злость, трость и перчатки, трость, трость, трость...

Бормотание её становилось всё тише и неразборчивей, покуда не превратилось в полную бессмыслицу. Слова срывались с губ струйками дыма и вплетались в облако вокруг меня, а улыбка начала постепенно скручиваться в спираль на лице, превращая его в чудовищную маску. Пол в спальне накренился, и мебель поехала вниз — шкафы, комод, кровать, письменный стол; книги летали вокруг, взбивая страницами воздух, как птицы — крыльями. Я сперва пыталась удержаться на наклонном полу, затем вынуждена была вцепиться в ковёр ногтями, прижимаясь щекой к грубому ворсу, и вдруг...

...проснулась.

Я была всё в той же комнатке между чёрным ходом и кухней. Чай в кувшине ещё даже не успел остыть. В зале кто-то разговаривал и негромко смеялся, звякала посуда, а о странном сне напоминал только запах вишнёвого дыма, причудливо смешавшийся с ароматом выпечки и кофе. От мигрени не осталось и следа, и я чувствовала восхитительную лёгкость и в теле, и в мыслях.

"Там была весна", — подумала я вдруг, вспомнив, как ливень омывал за окном едва раскрывшиеся листья, и от этого на душе стало отчего-то очень хорошо.

После гнусной, грязной осени и холодной зимы мир всегда расцветает.

Я налила себе чашку тёплого чая из кувшина и осушила её медленно, маленькими глотками. Затем тихо покинула комнату, стараясь не тревожить Георга и миссис Хат на кухне, и поднялась по лестнице. Беззвучно отворила дверь, вошла в тёмную спальню Мадлен и присела у изголовья кровати.

— Спи и набирайся сил, — негромко, но ясно попросила я и положила руку Мэдди на горячий лоб. — Не знаю, кем ты была раньше, да мне и всё равно, но сейчас ты мой друг. Я люблю тебя, как родную сестру. Пожалуйста, поправляйся скорее. Милая Мэдди...

Она не пошевелилась, однако дыхание у неё сбилось — едва заметно. Пожалуй, если бы я не следила нарочно, то и не поняла бы ничего. Впрочем, спустя несколько минут оно снова выровнялось. Я встала с пуфа, наклонилась к Мадлен и поцеловала её в лоб, словно больного ребёнка, а затем так же тихо вышла из комнаты, притворив за собой дверь.

Кажется, я окончательно приняла решение.

Эллис должен был закончить расследование. Никого тайны Мадлен не тяготили более, чем её саму. А сейчас я знала, что приму её любую, потому что какой бы она ни была раньше — она изменилась. И сегодня Мадлен заболела не потому, что переутомилась, а потому, что собственные поступки причиняли ей страдание. Я не понимала ещё, зачем ей понадобилось отдавать газетчику трость и перчатки, но уверилась теперь, что у неё была причина.

— Ступайте домой, леди Виржиния, — от души посоветовал мне Георг, когда я появилась на кухне. — Гостей сегодня немного, завсегдатаи уже разошлись. Эта новенькая, мисс Астрид, вполне справляется, а к девяти часам мы закроемся.

Миссис Хат тоненько чихнула в необъятный платок и подтвердила, что они с Георгом непременно справятся со всем, а мне нужно отдохнуть.

— Пожалуй, сегодня последую вашему совету, — улыбнулась я. Мне пришла в голову одна идея. — Благодарю за заботу.

Лайзо ничего не сказал по поводу раннего возвращения, но на полпути к особняку заметил:

— А вы сегодня будто светитесь... Точнее, светитесь-то сейчас, а поутру вы были мрачнее мрачного. Случилось что-то хорошее? — спросил он, поймав мой взгляд в зеркале.

— Случилось нечто плохое. Но мне наконец стало ясно, как поступить, — честно ответила я.

Лайзо с деланным удивлением присвистнул, и тут мы вместе рассмеялись. А затем он вдруг завёл автомобиль на обочину дороги, заглушил мотор и обернулся, перегнувшись через кресло. Взял меня за руку — и застыл, ничего не говоря, только глядя в глаза неотрывно.

Я почувствовала, что вновь заливаюсь краской. Сердце забилось чаще, и губы отчего-то стали горячими и сухими. Лайзо внезапно показался мне похожим не на гипси, а на морского офицера из тех, что изредка приходили на званые вечера к леди Вайтберри. Та же скрытая сила в движениях, тот же оттенок загорелой кожи и зелёное-зелёное изменчивое море во взгляде...

Внезапно осознав, что я невольно склонилась ближе к нему, я отпрянула, высвободила руку и спросила:

— В чём дело?

Мне хотелось, чтобы это прозвучало холодно, но голос был извиняющимся... и разочарованным?

— Ни в чём, — ответил Лайзо негромко и вернулся на своё место. — Простите, я... Правда, простите. Не знаю, что на меня нашло.

До особняка оставалось всего десять минут пути. Они длились бесконечно... но, признаться, я и не хотела, чтобы они заканчивались, и это меня пугало.

Лайзо кусал губы, не смотрел на меня и ничего не говорил.

К счастью, дома стало не до странных происшествий. Мистер Чемберс доложил, что сэр Клэр Черри только что вернулся в особняк.

— Очень хорошо, — с облегчением вздохнула я. — Пусть он зайдёт в мой кабинет перед ужином. Скажите, что это по поводу утренней беседы.

— Будет сделано, мэм, — поклонился мистер Чемберс и поспешил выполнить просьбу.

Клэр постучался в дверь кабинета уже через десять минут.

— Вы хотели поговорить со мной, дорогая племянница?

— Что-то вроде того, — согласилась я. — Присядьте, пожалуйста... Скажите, как продвигается ваше... ваше дело?

— Поговорил со старыми друзьями. Надеюсь поговорить с новыми друзьями завтра ночью, — уклончиво ответил Клэр, усаживаясь на край кресла с идеально прямой спиной. От него отчётливо пахло каким-то дорогим и сладким ликёром, явно не домашним и не фруктовым. — Вы спрашиваете с определённой целью?

— Да, — не стала я отпираться. — Видите ли, у меня есть к вам небольшая просьба. Не могли бы вы сообщить мне о результатах прежде, чем, гм... свершится наказание? — с трудом подобрала я пристойный синоним к тому, что вертелось на языке. Вряд ли Клэр стал бы нежничать с газетчиком и его сообщниками, а методы у дяди, судя по оговоркам леди Милдред, а теперь и Эллиса, были не самые гуманные.

— Желаете приобщиться к зрелищу, дорогая племянница? — чопорно выгнул бровь Клэр.

— Возможно. Так могу я рассчитывать?..

— Зависит от обстоятельств... но скорее да, чем нет. И мы с Кеннетом и Чарльзом погостим до весны, пожалуй, — кивнул он и поднялся. — Встретимся за ужином, возлюбленная моя племянница.

И только когда Клэр прикрыл за собой дверь, я осознала, что в обмен на своё согласие он выторговал право оставаться в особняке ещё почти полгода.

Ужин прошёл спокойно — словно бы и не появлялась в газете злополучная статья. Лиам вполголоса рассказывал братьям Андервуд-Черри об экзотических животных Чёрного континента; особенно яркой была история о "жутких пятнистых лошадях с шеей в человеческий рост". Похоже, что сведения из географического атласа Лиам щедро разбавлял собственной фантазией, но Кеннету и Чарльзу это явно нравилось. Клэр тоже выглядел удовлетворённым и даже изволил завязать дружескую беседу с Паолой Мариани. Пока речь шла о классической аксонской литературе, я благоразумно помалкивала. Но потом, слава Небесам, подняли нормальную, человеческую тему — изменение земельного налога, и я с удовольствием присоединилась к разговору.

Сны в ту ночь были на удивление светлыми, наполненными запахом вербены и тихой музыкой. Поднялась я рано, ещё затемно, и чувствовала себя прекрасно отдохнувшей. Быстро разобрала текущую почту — помощь Юджинии оказалась воистину неоценима — и отправилась в кофейню, намереваясь позавтракать там же. По дороге меня одолевали страхи, что Мэдди заболела ещё сильнее или наоборот сбежала под покровом темноты, но, к счастью, они не оправдались.

— Доброе утро, леди Виржиния, — сердечно поприветствовала меня миссис Хат ещё в коридоре. — Как вы нынче себя чувствуете?

— Спасибо, хорошо, — улыбнулась я. Лайзо, бесстыдно пользуясь отсутствием Клэра Черри, тут же вклинился:

— Леди Виржиния просто цветёт, не иначе, весна в октябре наступила, — по-разбойничьи ухмыльнулся он. Миссис Хат, как обычно, благосклонно закивала — Лайзо ей с самого начала нравился.

— А как поживает Мадлен? — спросила я, делая вид, что не замечаю обмена взглядами.

— Сегодня встала, как ни в чём не бывало. Но по-прежнему бледна, — вздохнула миссис Хат огорчённо. — Бедная птичка! Как утомилась-то... Видно, не пошло ей на пользу морское путешествие.

— Как знать, — пожала я плечами, стараясь не выдать волнения. Лайзо, впрочем, заметил коротенькую паузу перед словами, и улыбка его померкла. — Возможно, путешествие напротив было слишком приятным, а приезд обратно в наш сырой Бромли подкосил её здоровье.

"Или встреча с тем человеком, который вынуждает её шпионить за мною", — добавила я мысленно.

Миссис Хат тем временем нахмурила лоб, словно припоминая что-то, потом запунцовела и прижала пухлые ладони к щекам:

— Совсем позабыла, леди Виржиния! Вчера вечером, уже после вашего ухода, пришёл молодой человек... Забыла, как его имя, но на лорда Эверсана, я имею в виду, молодого лорда, Идена, он похож как брат. Хотел с вами увидеться, а как узнал, что вы занедужили, то велел передать, что маркиз Рокпорт заедет нынче утром.

"Неужели из-за газеты?", — подумала я с досадой, а вслух сказала:

— Рада буду увидеть его. Сделайте, пожалуйста, кунжутных и сырных печений к кофе, дядя Рэйвен их любит.

Миссис Хат пообещала тотчас же пойти на кухню, но и шага сделать не успела, как в парадные двери ещё закрытой кофейни постучались. Лайзо в одно мгновение очутился в зале и тут же вернулся назад:

— Ваш маркиз прибыл. Лёгок на помине, — с непередаваемой интонацией произнёс он, так, что мне стало смешно. — Пожалуй, пойду, глаза ему мозолить не буду.

Я вспомнила, чем кончилась беседа с другим моим "опекуном", Клэром Черри, и содрогнулась:

— Да, разумное решение. Миссис Хат, печенья готовить уже не надо, подайте крекеров... И, если можно, сделайте мне овсянки, после беседы с дядей Рэйвеном я хочу позавтракать.

"Если кусок в горло после этого вообще полезет", — добавила я мысленно.

Маркиз сегодня прибыл в одиночестве: Мэтью с ним не было. Зато в автомобиле, кроме водителя, я разглядела незнакомого седого толстяка в коричневом костюме и, к моему огромному удивлению, миссис О'Дрисколл, экономку. Одет был дядя Рэйвен не по погоде легко, всего лишь в тёмно-синий сюртук из плотной ткани; впрочем, плащ мог остаться в машине. На ботинках виднелись следы подсохшей грязи, как после долгой прогулки по не слишком чистому тротуару. Цилиндр также выглядел немного влажноватым.

— Тяжёлое выдалось утро? — сочувственно поинтересовалась я, когда мы садились за столик.

— Скорее, длинное и раннее, — пошутил дядя Рэйвен, снимая очки с круглыми зелёными стёклами. На переносице остались две маленькие отметинки. — А вы, насколько я вижу, счастливы и полны сил? Откровенно говоря, мне представлялась иная картина.

— Гнев, уныние или страх? — понятливо кивнула я и улыбнулась: — Вы немного опоздали, всего на день. Накануне было вдоволь и гнева, и уныния.

— И что же вернуло вам доброе расположение духа? — поинтересовался дядя Рэйвен.

У меня от сердца отлегло. Я боялась немного, что он тоже станет читать нотации, сердиться, угрожать слежкой — словом, воспитывать. Однако маркиз выглядел хоть и усталым, но пребывающим в отличном настроении.

— Забота друзей и родственников, — шутливо ответила я, имея в виду сцену в кофейне и обещание Клэра найти газетчика. — Дядя Рэйвен, не буду тянуть с вопросом. Скажите, ваши люди не имеют отношения к той статье, что появилась недавно в "Бромлинских сплетнях"? О падшем идеале?