Авиатор

— Браге у аппарата, — сказала она в трубку, пододвигая к себе свободной рукой бутылку коньяка, — слушаю вас.

— Э... — то ли блеяние, то ли мычание.

— Говорите! — потребовала Лиза, не любившая, когда люди не могут в трубку и слова сказать. Не умеешь говорить, зачем тогда вообще звонить?

— Здравствуй, Лиза, это я! — сказал низкий мужской голос.

— Ну, и кто он этот "ты"? — спросила она, свинчивая с бутылки колпачок.

— Ты в своем праве, — вздохнул мужчина. — В, конце концов, я должен был навестить тебя еще в госпитале... Все-таки муж... хоть и бывший... и...

Голоса Петра Лиза, понятное дело, не знала, но сообразить, кто ей звонит, было несложно. Сам сказал.

— Рожай уже! — предложила она и плеснула себе в стакан буквально "пару капель" коньяка.

— Елена Константиновна устраивает семейный обед, — голосом обреченного на казнь сообщил Петр.

— Что серьезно? — удивилась Лиза и, нервно "цапнула" папироску из открытой коробки.

— Говорит, старая стала, скоро помрет. Хочет всех видеть.

— Когда? Где? — спросила, закуривая.

— В Гатчине, разумеется. Послезавтра.

"Гатчина? — задумалась Лиза. — Что-то знакомое... Ах, да! Это же Троцк! Старое название, вот в чем дело!"

— Ну, Гатчина, так Гатчина, — сказала вслух и сразу же приложилась к стакану. — А кто будет?

— Да, все! — вздохнул Петр. — Мы с Варварой, братец твой с невестой, как раз знакомить с семьей привезет, Виктор с Дарьей, Татьяна с Иваном, Ольга Николаевна, ну, и дети, конечно.

— Зоопарк! — сказала Лиза, вспомнив посвященный семье пассаж из дневника Елизаветы. — Вольер с макаками!

— Зря ты так! — возразил Петр. — Это они к тебе, может быть, неласковы, а так — милейшие люди.

— А я им чем мешаю? — спросила Лиза, пыхнув папироской.

— Ты в шаблон не укладываешься. Помнишь, у нас с этим тоже возникли проблемы?..

— Твои проблемы, Петя, стояли раком, если забыл, в моей собственной постели!

Эту сцену Елизавета Браге описала в таких подробностях, что впору было заподозрить ее в мазохизме. Но, скорее всего, она просто фиксировала убогую "прозу жизни".

— Ну, извини!

— Извинения приняты, — Лиза решила пока не обострять. — Напомни мне, как к дому на машине подъехать?

Вопрос не такой уж и странный, если учесть, что в зрелом возрасте Елизавета в доме бабки была считанные разы.

— А ты откуда поедешь? — Петр вопросу не удивился, и, значит, она все правильно сказала.

— Петя, ты же банкир! — искренно удивилась вопросу Лиза. — Или вас совсем думать не учат? Только деньги считать?

— А! — Петр, разумеется, был не дурак, но иногда, когда говорил с Елизаветой, попросту терял способность соображать. — Значит, вернешься в Шлиссельбург и поедешь через Мгу на Гладкое, потом на Войсковицы и в Колпанах свернешь на Гатчину, так?

— Так! — подтвердила Лиза, лихорадочно пытаясь вспомнить карту.

— Ну, тогда, просто! Свернешь на Петровское шоссе, потом по Двинской до большого перекрестка...

Он говорил, а она слушала. Слушала, запоминала, рисуя в уме карту, которую позже наложит на обычную — географическую.

— Значит, приедешь?

— Не боишься?

— Нет, с чего бы? Хотела бы застрелить или покалечить, в тот день — самое время было!

— Ну, да! Есть в этом что-то...

На том и распрощались.

* * *

Наверное, ей стоило бы пропустить эту "теплую" семейную встречу. В конце концов, это не ее семья, не ее родственники, не ее враги. Так что, отказ и игнорирование — лучшая политика. Но с некоторых пор Лиза не только жила жизнью Елизаветы, стараясь ничем не выбиваться из образа и не привлекать к своей особе излишнего внимания. Она, в какой-то мере, жила за капитан-лейтенанта Елизавету Браге. Делала то, что Елизавета хотела делать, если верить ее дневнику, но не делала, исходя из очень разных обстоятельств и соображений. Из чести мундира, например, или страха выглядеть "чересчур женщиной". Теперь все это перестало быть актуальным, и Лиза могла себе позволить одеться, как хочется, пить, где придется, и общаться с теми, кого выбрала. Но, с другой стороны, такое положение дел накладывало на Лизу определенные обязательства. Она не могла допустить, чтобы было задето достоинство Елизаветы, чтобы кто-нибудь обидел ее, оскорбил или унизили. Лиза могла надеть платье прямо на голое тело и устроить дебош в компании гомиков и лесбиянок, но показаться слабой в образе Елизаветы Браге, права не имела. Поэтому и решила ехать.

Семейные обстоятельства Елизаветы оставляли желать лучшего. Ее отец, Аркадий Николаевич Браге был военным инженером. Вернее, оружейником. Работал в Псковском и несколько позже в Новгородском Арсеналах. Умный, если не сказать талантливый, образованный и воспитанный, полковник Браге был еще и просто хорошим человеком. Он любил свою жену, — притом, что взял замуж "девушку с ребенком", и воспитывал Григория, как родного сына, — но больше, вернее, более искренно, он любил Елизавету, и отнюдь не за то, что она-то ему была как раз родной. Елизавета отвечала отцу взаимностью и в гораздо меньшей степени любила и уважала свою "маменьку", у которой на уме были "всякие глупости", а для мужа и детей ни времени, ни внимания уже не оставалось. Елизавета ее не осуждала — во всяком случае, став взрослой и сообразив, что к чему, — но нежности к Антонине Павловне Браге — в девичестве Берг — не испытывала. Впрочем, отец Елизаветы погиб, когда ей было всего шестнадцать лет — на Новгородском Арсенале произошел взрыв нового боеприпаса, — а мать, спустя, одиннадцать месяцев после его смерти, снова вышла замуж. Однако Аркадия Николаевича пережила ненадолго — умерла во время эпидемии Кантонского гриппа. И с этого времени центр тяжести в "семейных отношениях" переместился в дом Елены Константиновны Вересаевой — бабушки Елизаветы по отцовской линии. Семья матери отпадала по вполне очевидным обстоятельствам — с ними и при жизни Антонины Павловны никогда не общались, — а из Браге к тому времени в живых оставались лишь Дмитрий Николаевич, бессемейный, старший брат отца, и многосемейная Ольга Николаевна Шумская — младшая его сестра. Адмирал все больше служил и "на огонек" заглядывал редко, предпочитая встречаться с матерью на "нейтральной территории" — в Ниене, Новгороде, Шлиссельбурге или еще где. Елизавета же в доме бабки чувствовала себя чужой. Ничего общего со всей этой компанией, никаких точек соприкосновения. Исключительно одна сухая вежливость, да и то, лишь до определенного момента. Обстоятельств, ухудшивших и без того паршивые отношения, было, собственно, два. Во-первых, — и, в сущности, это была главная причина, — Елизавету в этой компании не любили, считая отчего-то синим чулком и старой девой, даже при том, что она все-таки сходила однажды замуж, пусть и ненадолго. И, во-вторых. Петр изменил Елизавете не с кем-нибудь, а с ее собственной двоюродной сестрой. И более того, женился на Варваре после официального развода, прижил с ней двух детей и стал членом их дружной крепкой семьи, окончательно вытолкав из гнезда "бедную Лизу", которую и так уже не слишком привечали. Ну, а когда после смерти Дмитрия Николаевича, титул баронов Браге перешел к Елизавете — единственной, к слову сказать, кто все еще носил эту фамилию, отношения испортились окончательно. Отчего-то считалось по умолчанию, что титул и значительное наследство адмирала должен получить Григорий Берг, даже при том, что он незаконнорожденный и носит другую фамилию.

Так что, Лиза не имела права ударить лицом в грязь, опростоволоситься, показать себя слабой. Она обязана была поехать на этот долбаный семейный сбор и отстаивать там всеми силами честь и достоинство своего Альтер эго — капитана 2-го ранга баронессы Елизаветы фон дер Браге.

* * *

С утра занялась делом. Встала спозаранку, быстро умылась, позавтракала "чем Бог послал", и пошла в конюшню. Включила лампу-прожектор, удачно нашедшуюся в хозяйстве, еще раз пробежалась по пунктам вчерашнего ремонта и открыла, наконец, двигательный отсек.

"Твою ж, мать!" — Ну, других слов у нее просто не нашлось.

"Они что?.. А я? Я же, вроде..." — мысли скакали, но ничего путного из попыток, привести их в порядок, не выходило.

"Но как!!!!!"

На самом деле, у нее возникло только два вопроса: "Как это возможно?" — вариация, "как они это сделали?" — и "А я о чем думала?"

Не отрывая взгляда от двигателя, Лиза достала фляжку, свинтила колпачок и сделала несколько глотков подряд. Потом убрала фляжку и достала из кармана портсигар. Закурила, пыхнула папироской раз, другой и опрометью бросилась в дом. Разворошила весь дядькин книжный шкаф со специальной литературой, но искомое нашла. Книга называлась "Двигатель Римана". Именно эти слова были выгравированы на матовом боку двигателя автожира. "Двигатель Римана", "ОС — С2", "Каблуков и компаньоны", серийный номер 27659.

Лиза села к столу, открыла книгу и углубилась в чтение. Ну, это только так говорится — "чтение". На самом деле, в книге было больше физических, химических и математических символов, формул и вычислений, чем слов русского языка. Ну, а еще там имелись многочисленные схемы и чертежи.

Прошел час, другой, третий. Лиза по-прежнему сидела у стола и читала книгу. Но чем больше она углублялась в текст, тем больше недоумевала.

"Но это невозможно!" — восклицала она мысленно.

"Это бред! Ненаучная фантастика!" — думала она, перелистывая страницы.

"Это вообще не наука! Это магия, гребаная, а не физика!!!"

"А я? Я куда смотрела? Я же здесь уже почти год обретаюсь! И что, ни одного вопроса?! Вот же курица тупая!"

От мрачных мыслей, буквально сводивших Лизу с ума, ее отвлек приезд посыльного из Кобоны. Парень, что характерно, приехал на повозке, запряженной лошадью, но при этом привез Лизе новенький свинцово-кислотный аккумулятор, несколько коробочек с электрическими проводами и разъемами, и завернутые в промасленную бумагу детали для муфты ротора и демультипликатора.

Лиза поблагодарила паренька, дала ему "на чай", расплатилась за покупки и хотела, было, сама перенести все это добро в конюшню, но посыльный не позволил. Сам все отнес и сложил на старом дубовом столе, заменявшем адмиралу Браге верстак. Раскланялся — все-таки вежливые в провинции живут люди, — и отбыл. А Лиза осталась в конюшне. Одна. Один на один с двигателем Римана.

Начать с того, что это был двигатель не внутреннего сгорания, а тепловой — внешнего. Паровая машина, вот что это было такое! Гребаная машина Уайта! Паровоз Ползунова! Ступа Бабы-Еги...

"Матерь божья, но как же вы, блядь, такое чудо слепили?!"

Но матерись или нет, по факту это был четырехцилиндровый паровой двигатель двойного действия, работающий на сухом паре высокого давления. При этом энергия отнималась от сгорания прессованного малита . Что такое этот их малит, Лиза не знала, но утром специально посмотрела в энциклопедии. Прочла статью и обалдела. В ее мире ничего подобного не было и, кажется, вообще, не могло быть. Уголь был, нефть, газ, сланец, торф... Дрова, наконец! Но совершенно невероятное вещество с удельной теплотой сгорания равной 127 миллижоулей?! В три раза больше керосина?

Такого не может быть, потому что не может быть никогда!

— Такое даже вслух не произнести, — сказала Лиза вслух, — потому что такого в природе не существует!

Но, как ни странно, ТАКОЕ существовало.

Малит являлся природным ископаемым горючим, представленным в различных сочетаниях с другими минералами и веществами. Его месторождения были разбросаны по всему миру, но самые богатые — и по общему объему и по процентному содержанию вещества в породе, — находились в Бразилии, Экваториальной и Южной Африке, в Канаде, в Сибири близ Кижмы и на Кольском полуострове в районе Сирки-Соколово.

Горел малит не просто сильно и жарко, он мог и рвануть, что иногда случалось в Южной Африке, когда молния ударяла в какой-нибудь одиночный выход породы с высоким содержанием горючего вещества. Месторождение в Сирки-Соколово в этом смысле было безопасным, так как содержание малита в породе было там чуть ниже критического. Однако на обогатительных заводах его перемалывали в порошок и очищали до 96-97 процентов, а на заводах по производству горючего и боеприпасов доводили процент содержания почти до ста, что означало, между прочим, еще большее измельчение в связи с технологией очистки, и, наконец, прессовали в брикеты различного размера и назначения.

Что ж, если принять, как вводную, всамделишнее существование такого высокоэффективного горючего, это бы объяснило малый объем топки и незначительные запасы топлива на борту: три брикета, в обойме автоматической системы "заряжения" — как раз на триста пятьдесят километров полета без встречного ветра, разумеется. Но тогда возникали вопросы к материалам, из которых сделана эта топка. А заодно уже и к системе циркуляции сухого пара и системе охлаждения, работающей на аммиаке. Там возникали нешуточные давления, да и среда, если иметь в виду перегретый пар, была более чем агрессивной. Однако здешним металлургам удалось создать сплавы на основе никеля, легированные молибденом, и это вкупе со специальной керамикой решало практически все проблемы...

* * *

Ближе к вечеру, Лиза, смирившаяся на первый случай с вычурными изысками местной технологии, не удержалась и подняла автожир в темнеющее небо. Опыт оказался захватывающим! Небо бескрайним, вид сверху завораживающим, а управление автожиром — простым до изумления. Впрочем, возможно, не для всех и каждого, однако руки Елизаветы Браге, ее глаза и вестибулярный аппарат великолепно знали, что и как нужно делать. И не только знали, но и делали.

Лиза сделала несколько кругов над домом, поднялась выше — барометрический высотомер утверждал, что на триста метров, — и пошла над рекой Кобоной в сторону озера. Прибавила скорость — сто десять километров в час — и с ветерком промчалась над лесом и рекой, вылетев, наконец, на простор Ладоги. Смеркалось, но с высоты четырехсот метров видимость была сносной, тем более, что день выдался погожий, ясный. Тем не менее, Лиза решила не рисковать и, пока окончательно не стемнело, вернуться домой. На обратном пути попробовала снизиться и лететь над самой водой. Оказалось несложно, а дух захватывает, как на крутых русских горках, только не так страшно. И, наконец, последним приятным открытием оказалось то, что сажать автожир совсем несложно.

Впечатлений хватило на весь вечер и часть ночи. Лиза протопила баню, попарилась от души, стараясь не думать о местной физике и геологии, нажарила картошки с консервированными лисичками и, увлекшись, съела под стакан семидесятиградусной самогонки, все жарево, а было его немало. Как раз на троих, ну, максимум, на двоих. Зато и спала после этого, как дитя, а проснувшись в семь часов утра, быстро позавтракала и сразу же начала "готовиться в поход". Она собрала вещи — невеликий труд, — и отнесла сумку в автожир, затем последовательно перекрыла водозабор и обесточила дом. Проверила окна и ставни, печи и камин. Достала из подпола в конюшне запасные топливные элементы для двигателя, и только после этого позвонила в Центральную Диспетчерскую столицы.