Корректировка

— Слышу, ты песни поешь, — сказала Женька, — дай, думаю, зайду... Не помешала?

Вот какая тут слышимость... — подумалось мне, — значит девок не приведешь.

— Да что ты, заходи, конечно, я как раз уборку доделал.

— А сейчас что ты пел? — поинтересовалась девушка, проходя в комнату. — Я такой песни не знаю.

Блин, малое палево! Походу Пахмутова еще не успела сочинить "Неба утреннего стяг".

— Да это так... наша студенческая... — и чтоб замять тему, сунул ей в руки вещи брата и занятый рубль. — Спасибо, солнышко, очень выручила, чтобы я без тебя делал!

У "Солнышка" от удовольствия порозовели щечки. Она окинула меня оценивающим взглядом.

— Клевый прикид! Съездил на вокзал?

— Да, забрал вещички. Вот, кстати, обещанный подарочек!

Она осторожно, словно боясь обжечься, взяла пакет с юбкой.

— Какой красивый, наверно дорогой.

Я не сразу понял, что девушка решила: пакет — это и есть подарок.

— Да внутри подарок, ты разверни.

Когда Женька развернула юбку, увешанную яркими этикетками, ее глаза и рот округлились одновременно.

— Что это?

— Как что, юбка джинсовая.

— Это мне что ли?

Понятно, что вопрос был риторическим, и я даже не стал на него отвечать.

— Может, примеришь, а то вдруг размер не тот.

Девушка молча унеслась из квартиры и через пять минут принеслась обратно уже в юбке, к которой была добавлена легкая приталенная рубашка в сине-белую клеточку и плетеные босоножки на каблучке.

— Вот, — сказала она смущенно, — не слишком короткая?

— Ну-ка повернись.

Она послушно покрутилась, и я был вынужден присесть на диван, чтоб замаскировать подъем в штанах. Обтянутая джинсой Женькина попа была что надо. Ножки, кстати, тоже, хоть и не слишком тоненькие, как у нынешних моделек.

— Супер! Ты секси!

— Чего? — не поняла девушка.

— Ну... в смысле, тебе идет.

— Я не могу взять, — нелогично отреагировала Женька.

— Почему?

— Не знаю, это очень дорого, да и за что мне?

— Как за что? За отличную учебу.

— У меня тройка в четверти по геометрии.

— Безобразие! — сделал я суровое лицо. — Ты и впрямь недостойна носить этот предмет одежды! Снимай сейчас же! — и даже протянул к ней руку.

Согласен, мое предложение звучало двусмысленно, но девушка хихикнула и, отскочив на шаг, показала характерную фигуру из трех пальцев.

— Фиг!

Я понял — подарок принят.

— А поцелуйчик?

Она задрала подбородок и зажмурила глаза, типа, целуй пока не вижу. Я загнал похоть вглубь себя, взамен проникнувшись отеческой лаской, чмокнул ее в обе щечки как можно целомудреннее, и тут увидел, что соплюшка тянет губы для поцелуя.

Педофилии мне только не хватало.

— Евгения, а у тебя парень есть?

Она настороженно вскинула ресницы.

— Липнет тут один. А что?

— Так ты занята... жаль...

Выражение ее лица обещало кары небесные, пришлось добавить к подарку духи. Тут ее состояние приблизилось к катарсису.

— Сли-мат лан-соме, — прочитала она по слогам.

— Клима ланком, — поправил я ее.

— Французские?! — спросила девушка с придыханием.

— Э-э... — откуда мне знать, где разливали эти "клима", но не разочаровывать же ребенка, — французские... должно быть.

— Отпад! — заключила Женька и мечтательно добавила. — Все девки от зависти лопнут! Феликс... а у тебя девушка есть?

— Есть, — сказал я тоном, исключающим всякие поползновения, — невеста.

— Эх... Повезло ей!

Я саркастически хмыкнул. Тоже мне везение — с Наташкой мы разбежимся через два года после свадьбы, окончательно друг в друге разочарованные.

— Жень... ты бабушке только не говори...

— Что ты подарил? — сразу поняла девушка. — Ни в коем случае! Она ж если узнает, меня без соли съест — молчать буду как Зоя Космодемьянская! Нет... — она наморщила лобик, — скажу, что папаша задарил, в честь окончания учебного года, вот! Клевая отмаза, типа, вспомнил, что у него дочка имеется. А я в музыкальной школе училась, — невпопад добавила она, — хочешь, что-нибудь сыграю?

— Как же ты сыграешь? — озадачился я.

— Так у Виктора Мефодьевича пианино же есть, ты что не знаешь? Они когда еще с женой жили, его дочка Любка, сестра твоя двоюродная, вместе со мной в музыкалку ходила. Они потом уехали, а пианино осталось. Там стоит в маленькой комнате, не видел что ли? Чо, правда? — и, проскочив мимо меня, она толкнула дверь в портал.

Я обмер, ожидая чего угодно: что дверь окажется запертой; что Женька провалится в будущее и превратится в старушку, но только не того что произошло. А ничего не произошло. Дверь распахнулась, а за ней была пустая пыльная комната с черным пыльным пианино в дальнем углу. Девушка шагнула через порог и опять ничего не произошло. Подошла к инструменту, подняла крышку и, пробежав пальцами по клавишам, извлекла какую-то сомнительную мелодию.

— Совсем расстроилось, — сказала она с сожалением.

* * *

Женька убежала хвастаться обновками перед подружками, оставив после себя густой аромат польских "клима". Высунувшись в окошко, я проводил взглядом ее ладную фигурку, удаляющуюся в направлении автобусной остановки. Вернулся к двери в маленькую комнату, постоял, прислонившись плечом к косяку и пожав плечами, закрыл дверь. Попытался открыть — не тут-то было — дверь не желала поддаваться. Выходит портал реагирует только на меня и постороннему человеку в него никоим образом не попасть. Ну а чего ты собственно ожидал: неведомые "они" допустят, чтоб всякие посторонние Коли Герасимовы бесконтрольно шастали из прошлого в будущее и обратно?

Итак, какие у меня планы? Ну, перво-наперво дойти до магазина, купить какой-нибудь еды, затем позвонить Генке. И думать, думать, думать: что делать дальше.

Я обулся в новые сандалии, сунул деньги в карман джинсов и вышел во двор. Кота сегодня что-то не было видно, наверное, слился с обстановкой. Я брел по улице стараясь держаться в тени тополей и размышлял. Митька велел мне обустраиваться, но не сказал на какой срок. Если бы им понадобился киллер, то никакого особого обустройства не потребовалось бы, передали ему снайперскую винтовку из две тысячи тридцать пятого, кокнул кого надо и вася-кот. Но тогда зачем, к примеру, я — бывший ученый? Вряд ли есть смысл именно меня использовать в подобном брутальном варианте. Митька сказал: пускать корни, а корни обычно пускают надолго.

В любом случае для обустройства нужны деньги и документы. Советские деньги и советские документы. Заработать деньги в небольших количествах, так чтоб хватало на безбедную жизнь, проще простого. Хотя, одно дело разок толкнуть часы, другое проделать ту же операцию десять раз — живо привлечешь внимание криминала или ментов, либо тех и других вместе взятых. Значит нужен легальный канал сбыта. Что там Генка говорил про тетю Лену из треста комиссионок? Надо провентилировать тему. Второй вопрос с документами. Первое время можно перекантоваться с липой состряпанной в наше время. Сейчас полно сайтов предлагающих изготовить любые советские корочки "лучше настоящих". А дальше... дальше, в зависимости от поставленных задач, надо покупать или каким-либо другим способом доставать настоящие документы.

* * *

Генка воспринял мое предложение относительно тети Лены с энтузиазмом. Выяснив с какого автомата я звоню, велел никуда не уходить, через пятнадцать минут, мол, они будут. Я несколько удивился этому многозначительному "они", но расспрашивать по телефону не стал — через пятнадцать минут сам все увижу.

Плавясь на солнце, я уже доедал второй пломбир, когда, наконец, пожаловал Генка.

Опаньки! — восхитился я, когда у тротуара лихо тормознул яично-желтый запорожец, модели шестидесятого года, прозванный в народе "горбатым".

— Знакомься, это Толян, — представил мне Генка длинного рыжего парня, непонятно как умещающегося за баранкой "запора", — кореш мой лепший и великий автомастер! Люди говорят: построено, мол, без единого гвоздя... А он этот агрегат сам собрал практически из одних гвоздей, да еще как-то умудряется на нем ездить. Трудно тебе было, Толян?

— Не без этого, — признался Толян неожиданным басом. — Керосинка с характером, полгода с ней возился. В принципе она ездить вообще не должна, но если душу вложить, талант и помолиться, то с божьей помощью как-то едет.

Божья помощь понадобилась и мне, чтоб кое-как разместиться на заднем сидении.

Мы метнулись до дома и, через пять минут, я уже выносил предназначенные для продажи вещи. Голубые джинсы классического покроя, белую женскую майку с Микки-Маусом во все сиськи и синюю мужскую с надписью: Houston Rocket Lab, две пары черных колготок и зеркальные солнечные очки.

— Где взял? — поинтересовался Генка, разглядывая длинноногую красотку на упаковке колготок.

— Дак дядя же, моряк из Находки, на сухогрузе по всей Азии ходит: Япония, Тайвань, Гонконг... Они тюками барахло возят. Запаяют в полиэтилен, гантель привяжут и на рейде выкинут за борт, а ночью сообщники с аквалангами гантель отвязывают и забирают. Там этих гантелей на дне валяется, на сотню спортзалов хватит. В самой Находке-то палево продавать, поэтому они через родственников из других городов реализуют.

— Хорошая работенка! — протянул с уважением Генка. — А я ведь тоже хотел в Находкинскую мореходку поступать на штурмана. А потом домой приехал, в ванную залез, расслабился и думаю: долбись оно все конем! Все-таки по натуре я сухопутный человек.

* * *

Комиссионный магазин расположился на первом этаже старинного купеческого дома. В огромном торговом зале, несмотря на разгар рабочего дня было полно народу. Мы миновали отдел готового платья, завешанный подержанным тряпьем, прошли мимо секции мехов, мимо витрин с фарфором и фаянсом, мимо полок, на которых пылилось всякое антикварное барахло, протолкались через толпу зевак у отдела радиоаппаратуры и уверенно проследовали к служебному входу, где в конце короткого коридора имелась дверь с надписью "Директор" Скучающая красотка-секретарша томно кивнула в ответ на Генкино приветствие.

— У себя? — игриво поинтересовался Генка и удостоился еще одного ленивого кивка, — Обожди здесь, шепнул он мне и проник в директорский кабинет.

Эту тетю Лену, младшую сестру Генкиной матери мне часто доводилось видеть, когда она заезжала к ним в гости. И хотя я был ребенком, она уже тогда поражала меня своей безупречностью. У нее всегда был идеальный макияж, прическа, маникюр, наряды. Все это дополнялось нешуточной деловой хваткой: для тети Лены не существовало нерешаемых проблем, она всех, кого надо знала и всё у нее всегда было схвачено. Кстати, насколько мне известно, впоследствии она сумела успешно перестроиться, приватизировать свои и чужие магазины и в начале девяностых стать одной из богатейших бизнесвумен Обнорска.

Из двери высунулся Генка и поманил меня пальцем.

При моем появлении тетя Лена поднялась из-за своего директорского стола и, улыбаясь, сделала шаг навстречу.

Несмотря на возраст за сорок, выглядела она еще ничего, как говорят: условно ебабельна, а макияж и прическа были по-прежнему в идеальном состоянии.

— Ну здравствуй Феликс, какой ты стал... взрослый!

Она отечески приобняла меня, я тоже бережно подержался за ее спину под кружевной блузкой, вдыхая запах дорогого парфюма.

Женщина отстранилась, разглядывая меня прозрачно-голубыми глазами.

— Красавец какой стал!

— А вы совсем не изменились! — счел я нужным польстить.

— Ладно тебе, не изменилась, — с притворной небрежностью отмахнулась она.

— Честное комсомольское!

— Геннадий говорит, ты институт заканчиваешь, на красный диплом идешь?

— Университет.

— Молодец какой, а этот обалдуй учебу бросил и в армию загремел.

— Армия, теть Лен — это "сапоги", — влез Генка, — а я на флоте служил!

— А на флоте кто?

— А на флоте — "прогары"!

— Сапоги, прогары... скажи лучше, когда за ум возьмешься?

— Мне государство дало три месяца отпуску. Отгуляю и возьмусь.

— Избаловала вас советская власть! — проворчала тетя Лена усаживаясь на свое место и лицо ее приняло деловое выражение. — Ну ладно, что там у тебя?

— Вот, — я высыпал на стол содержимое своей холщовой сумки. Она небрежно поворошила тщедушную кучку китайского ширпотреба.

— Спекуляцией решили заняться молодые люди? А что бывает за нетрудовые доходы знаете?

— Да какая спекуляция, тетечка Леночка?! — взвился Генка. -Человеку деньги понадобились, он свои вещи продает, какие нетрудовые?..

— Заткнись, Геночка, — ласково оборвала его тетка.

Генка заткнулся, и принялся изо всех сил мне подмигивать, беззвучно шевеля губами, мол, не обращай внимания, она придуривается, все на мази.

Директриса меж тем вновь обратила внимание на шмотки.

— Свои, говоришь, вещи... — задумчиво проговорила она, вертя в руках упаковку с колготками, — не знала, что мужчины это носят.

— Да это так, случайно оказалось, — пожал я плечами.

— Бывает, — согласилась она, — а что у тебя еще случайно оказалось?

— А что нужно?

Она удивленно вскинула глаза.

— У тебя что, склад?

Да нет, конечно, — смутился я.

— Ладно, — решила она, — какой размер? Четверка. Колготки я забираю. Сколько?

— Да что вы, Елена Сергеевна, это мой вам подарок!

— Подарок, говоришь? — она хищно прищурилась. — Подарков мне не надо, беру по госцене — по пять рублей за пару, — извлекла из ящика стола червонец, — держи, остальное несите товароведу, я ей сейчас позвоню, чтоб приняла без очереди, договоритесь с ней по ценам, оформите по прейскуранту.

— А что, обязательно оформлять? — удивился Генка.

— Ну, а как же, Геночка? Тебе здесь частная лавочка? Нагрянет ревизия, а вещь не оформлена, кто отвечать будет, Пушкин?

К товароведу была очередь комитентов, человек из десяти. Когда мы попытались пройти к двери, стоящие приняли нас крайне недружелюбно.

— Куда молодые люди без очереди? Что, в самом деле, то один лезет, то другой!.. Идут и идут... Сколько можно терпеть этот бандитизм... Мы тут по два часа в очереди пукаем, а они прутся... Да сироты они, у людей ни отца, ни матери, а у этих ни стыда, ни совести! В очередь, сукины дети!..

Мы были сражены этим напором нравственности, но дверь вдруг открылась и оттуда выглянула сногсшибательной красоты девушка. Строго посмотрела на очередь, и та как по команде стихла.

— Проходите молодые люди.

Товаровед Ксения (Ксеночка, как фамильярно назвал ее Генка) была почти точной копией своей начальницы. Такая же ухоженная и безупречная, только не блондинка, а шатенка и лет на двадцать моложе и глаза не бледно голубые, а такие синие, что мне на ум сразу пришли слова из Добрынинской песенки про Незабудку.

Она неторопливо, покачиваясь на высоких каблучках, процокала к своему столу, а я не мог оторвать глаз от прелестей, вкусно выпирающих из джинсового костюма.

Генка, тоже глядя ей вслед, пихнул меня плечом и закатил глаза, что примерно означало: "эхябейвдул!"

Ксения уселась за стол и выжидательно уставилась на нас своими синими светодиодами. Тут, наконец, я вспомнил зачем пришел, и повторил тот же трюк, что и в директорском кабинете, вывалив на стол свои вещи. Она деловито извлекла из пакета джинсы, покрутила так и этак, внимательно рассмотрела этикетки и низким приятным голосом, который отдался резонансом у меня внутри, выдала вердикт: