И главным было то, каким тоном местный сархог мне это предлагал. Называется, ты тут никто, и мы просто ставим тебя перед фактом, и не пытайся сопротивляться. "Расслабься и получай удовольствие", — именно так любят говорить наемники, раскладывая на сене девицу попригляднее во время разорения сел, замков и прочих подобных мест. Хамье! Ничего удивительно в том, что я выгнал подлеца вместе с его предложением. И попутно оставил роскошный след от сапога на облаченной в шелковую мантию жопе. Грубо? Да. Опасно... Смертельно опасно, как я понял позже. Но по-иному я не мог, гордость не позволяла идти на какие-либо соглашения с самим собой. "Во имя чести" — именно такие слова были выбиты на фамильном гербе, и им надо было соответствовать. Иначе... Позор лег бы не только на меня, но и на благородных предков, а этого допустить я никак не мог.

Вот так и вышло... Сархог получил увесистого пинка, вассальную клятву я не принес, предпочтя обойтись статусом вольного лендлорда. Естественно, поползли слухи, всякие мелкие нападки со стороны как соседей, так и служителей Чертога. Народ понемногу роптал, мол господин с Дьяволом цацкается, девственниц, мол, не только портит, но и кушает на завтрак... Ну и черные ритуалы мне приписывать начали, а одна селянка, так вообще, будто бы видела меня, танцующим в обнаженном виде на пару с каким-то волосатым чудищем... Дела... Сначала я не обращал на них внимания, только посмеивался, но потом начал проникаться ситуацией, ее серьезностью. Экзекуторы из ордена Пылающей Руки умели медленно и верно плести интриги, создавая своей будущей цели репутацию грешника, еретика, отступника от веры. Ну а если учитывать то, что я никакой симпатии к сему культу не испытывал и на самом деле, то...

Покорному вассалу простили бы символическое отношение к вере, но вот осмелившемуся противоречить — никогда и ни за что. Именно поэтому я и стал готовить себе поддержку, обратившись к тем людям, кого знал с детства, и кто обладал влиянием в нашем королевстве. Ниорг, конечно, не самое весомое государство, но и не из мелких — из тех, что заставляют относиться к себе с почтением. Одно плохо — экзекуторы забирали все большую и большую власть. Впрочем, на этом и стоило сыграть, не всем подобное нравилось... Даже из служителей Чертога.

Разумеется, я, хоть и обладая графским титулом, не мог напрямую обратиться к вышней знати из тех, что составляла оппозицию при дворе. Приходилось рассчитывать на своих товарищей с детства... Всем нам, молодым, свойственны азарт, готовность идти на безумства и риск. К тому же экзекуторы действительно вели себя совсем неподобающе. Это пусть с крестьянами да мастеровыми себя владыками держат, но не с нами, аристократией! Холопы в желтых мантиях, дорвавшиеся до власти!

Какой я был дурак... Кинулся сразу в омут, не позаботившись проверить как следует связи своих товарищей по детству и отрочеству. Был уверен, что совместные тренировки с оружием в руках и пара лихих погонь за разбойничками, которых в Ниорге всегда хватало — это уже надежная гарантия их помощи и содействия. Слепой дурак...

Сначала все шло вроде бы хорошо. Вроде бы! И я в один отнюдь не прекрасный день, то есть вчера, получил письмо от Иала, барона Горема, своего хорошего приятеля, чье поместье находилось всего в паре часов езды от меня. Пара часов на приличной лошади, которая несется со всех копыт, разумеется. Там он писал, что срочно требуется мое присутствие в связи с известным мне делом. В письме имелся завуалированный намек, мол, возникли определенные трудности, но их разрешение приведет к очень перспективному прорыву. Ах да, еще крайне рекомендовалось не слишком афишировать свой визит. И не брать свиты — чтобы не привлекать лишнего внимания...

Поверил! Отправился почти в одиночестве, взяв лишь двух латников из своей весьма немногочисленной замковой стражи. Се было логично — не стоило афишировать большим отрядом, будто вельможа едет по делам. Нет — просто выехали на прогулку, кто же гулять идет с доброй сотней пикинеров? Ну а троица вооруженных людей не вызовет ни малейших подозрений. Да и сам я не оделся в парадные кафтаны, панталоны и прочее... Скромный плащ, легкая броня и широкополая шляпа, закрывающая лицо. Узнать меня было почти невозможно, разве только действительно наблюдательному, к тому же хорошо знакомому со мной человеку. Ведь есть не только лицо, но и манера двигаться, жесты... Впрочем, все это малоопределимо, когда мчишься на лошади во весь опор, оставляя позади лишь мелкий шлейф дорожной пыли.

В замке Горем нас ждали, сразу было видно. Поднятая решетка, опушенный мост, почетный караул в парадных доспехах. Я тогда еще подумал, что у Иала совсем с головой неладно. Сам просил приехать без излишней помпы, а в то же время такое устраивает...

Кони медленно, почти шагом, пересекли мост. Я еще успел заметить, что лица стражников замкнуты в бесстрастные маски, что для них вообще-то редко свойственно. Обычно переглядываются, страдают с похмелья, откровенно скучают от совершенно обычного, рутинного дня на службе. А тут нечто странноватое. Но опять же, помстилось, что барон их просто держит в железном кулаке. Где был мой разум? Наверное, лег спать после долгого загула.

Прозрение наступило лишь тогда, когда мы въехали во внутренний двор, да и то не у меня, а у Гиора — латника, который уже давно привык смотреть на мир как на сборище тех личностей, что постоянного готовы сделать пакость.

Заорав, что тут экзекуторы, он, ни секунды не мешкая, разрядил скрытый под плащом арбалет в одного из мнимых стражников и попытался развернуть коня, прорваться обратно... Увы. В привратницкой башне выбили стопор и решетка катаракты обрушилась вниз, с лязгом ударившись о плиты, отрезая путь к отступлению. И почти сразу полетели стрелы.

Второго латника утыкали стрелами и болтами, словно стремились соорудить подобие экзотического заморского зверя, дикобразом прозываемого. Гиор же, как умудренный жизнью, и к тому же находившийся в полной готовности к бою, успел не только спрыгнуть с коня, но и отступить, прикрывшись доселе висевшим у седла щитом. Мы были обречены, но старались как можно дороже продать свою жизнь. Это единственное, что оставалось... Сдаваться экзекуторам? Не смешите меня! Единственное, для чего им нужны пленные — умертвить их после долгих и мучительных пыток во славу Небесного Чертога. А уж если казни публичные и сопровождаются обвинениями в ереси — тут их хлебом не корми, дай только поусердствовать.

Два спаренных арбалета отплевываются короткими бронебойными болтами в тех, кто опрометчиво сунулся вперед... Первый болт с левой руки вошел точно в смотровую щель верзилы с мечом и кинжалом, что спускался по витой лестнице... Ни крика, ни стона — только дохлое тело скатывается вниз без участия разума.

Второй болт в лучника, что целится в меня... Наверняка в ногу или руку, благо убивать именно мою персону им не с руки. Отдохни, тварь, со стрелой в животе! От такой раны подыхают долго и мучительно. Наконечник не только граненый, но и с зазубринами, дабы не вырвать без клока мяса или вороха кишок. Скатываюсь с коня, прикрываясь его телом и понимая, что это необходимая жертва. Точно... Еще несколько смертоносных снарядов проходят поверх, другие впиваются в бедную животину. Прости, но все мы тут умрем.

В запасе еще два болта, и я не могу ими не воспользоваться. В арбалетчика, который медлит стрелять, тщательно прицеливаясь... А, с-скотина. Закрылся малым щитом, укрепленным на предплечье. Болт пробил его, высунув острое жало с другой стороны, но не вонзился в тело. Зато второй попал, пусть и в плечо. Из боя выбыл... Схватился за рану и поспешил скрыться с глаз долой.

Четыре выстрела — два трупа и один вышедший из боя. Быть может, я и поступил опрометчиво, доверившись Иалу, но обращаться с оружием я еще не разучился. Нас учили вместе... Подонок!

— Живым брать! — кричит один из закованных в броню. — Убью, если серьезно раните!

Хвала усердным идиотам, вечная им хвала. Экзекутор, руководивший как своими вояками, так и нанятыми, не понимал, что сим громогласным напоминанием дал мне возможность продать жизнь подороже. А заодно и... прикрыть Гиора, который сейчас прижался стене, выставив перед собой щит. Одна стрела все же вонзилась в ногу моего защитника, другая прошила кольчугу, но если и задела бок, то вскользь. Так что он был по-прежнему опасен, только мобильность малость потерял.

— Прихватим их с собой, паренек, — ухмыльнулся ветеран. — Ты впереди, я спину и бока прикрою. Они ТЕБЯ хотят живым взять...

Первый раз. Первый раз латник обратился ко мне не "граф", а совсем без официоза, как к тому, кто просто находится рядом и готов сражаться бок о бок. Первый и последний раз...

Но его предложение оказалось верным. Перезаряжать арбалеты было бесполезно, времени на это мне бы не дали, потому они полетели в сторону, а вместо них в руках появились два кистеня. Оружие для простого бойца, мягко скажем, странноватое. Меч, сабля, меч-шпага, копье — все это естественно, привычно. Зато топор, кистень, иные менее "благородные" виды смертоносных игрушек — они оставались, как правило, ЗА пределами обучения. А зря. Кистенями такое можно вытворять... да и топором, если освоил его как следует.

Только известно это далеко не всем. Что ж, оно и к лучшему! Вот, двигаются, красавцы, идут неспешным шагом. Вооружение однотипное — щиты и короткие пехотные мечи. Все ясно — хотят просто задавить массой и широкими "дверьми" щитов. Давний, надежнейший прием против одиночек, которых нужно взять живьем. Идите сюда, дети мои... Сейчас вразумлять будем.

Кистени и щиты... К этому вы вряд ли готовы. Смерть на головы ваши, наемное мясо в железных одеждах! И побольше крови — чтобы вы захлебнулись!

— Получи! — выдыхаю я, когда два граненых шара летят вперед.

Неожиданным дня них стало то, что цепи кистеней были удлинены сверх обычного. Ну да, я придерживал их, чтобы не показать раньше времени истинный радиус поражения. Есть! Первый шар ударил прямо в глухой шлем щитоносца, вдавив личину внутрь, превратив лицо в жалкое месиво. Вдавив сталь и кости в мягкий, податливый мозг! Ну а второй небрежно хлестнул по руке стоящего слева от первой жертвы. Кисть однозначно сломана, тут и гадать нечего.

И обратно, на новую раскрутку — набор инерции, что и делает парные кистени столь страшным, хотя и экзотическим оружием.

Попытка задавить меня в краткий миг уязвимости натыкается на мощную, разъяренную преграду. Гиор знал свое дело, выставляя вперед щит, и выплетая смертоносную вязь полуторным мечом. Старый добрый стиль защитного боя. Точнее, прикрытия напарника от превосходящих сил врага. Прямо воплощение главы из наставления по бою мечников, только усиленное многолетним опытом. Удар... На сей раз оба шара врезаются в одного мерзкого типочка, того самого, кто своим двуручником крошит щит Гиора в щепу. Один блокирован грамотно подставленным клинком, зато второй врезается прямо в нагрудник. Вот вам и еще одно преимущество... Пробивать такую броню не столь и легко, кистень же этого и не делает. Вмяли внутрь, куда поглубже, и на сем хватит. Ребра, грудная клетка — все это теперь в сильно пострадавшем состоянии — нуждается в ремонте эскулапа. Если и выживет, то долго у лекарей под присмотром будет. Боец же из него сейчас никакой.

Ага, эспадон выронил, схватился за грудь и... В следующее мгновение получил колющей удар в шею от Гиора. Правильно, ему раненые тут не нужны, он их только дохлыми видеть желает. Веселей в мир иной уходить, когда утащишь с собой приличную свиту врагов. Резкое движение левой рукой, надо же сбросить клинок, вокруг которого обмоталась цепь.

Достали... Словно иглой укололи и рука немеет. Получи! Второй кистень разбивает чью-то башку, а Гиор вновь демонстрирует высокое мастерство, подрубив ногу неосторожно высунувшегося.

— Живым, но можно калечить! — рявкает уже знакомый голос.

Понятно, что обгадились, экзекуторы сраные. Не привыкли к потерям, ой не привыкли, трахальщики собственных бабушек и окрестных коров! Нахрапом брали, массой, да не светлых вельмож, а местечковую чернь! Извращенцы в желтеньких тряпках! Выпускаю левый кистень из руки, все равно такую тяжесть ворочать нереально. Зато длинный кинжал еще держать могу.

Хрип Гиора... Сука! Юркий живчик с двумя кривыми саблями вывернулся словно ниоткуда и вогнал оба клинка в шовный стык доспеха. Реакция просто нечеловеческая, Гиор даже среагировать не успел. Но у меня все-таки оказался шанс, ведь он сейчас был в неуютном положении. Кинжал бьет снизу и сверкающее лезвие сходит внизу в подбородок. Натужный скрип стали, раздвигающей сначала звенья кольчуги, а потом кости черепа. Кровь на руке, густая, почти черная... И вновь боль, на сей раз в ноге.

Вслепую отмахиваюсь кистенем, чувствуя, что в кого-то попал. И тут на голову обрушивается небо, мир вертится безумным волчком, уплывая в неизвестность...

* * *

— ...прямо тут! — сквозь туман донеся чей-то голос, раздраженный донельзя. — Семь трупов, трое раненых.

— А потом тебя саарам по голове не погладит. В затвор на месяц при хорошем настроении, — возражал кто-то более рассудительный.

— Граф его брата кончил... Понимаешь, что он с нами сделает? — у первого предательски дрожали нотки холодного испуга.

— Да, нам точно голову оторвут... Ладно, мы его сейчас на решетке немного подкоптим и в таком виде саараму отправим. Тогда смилуется... — неуверенность. — Да и весть местной черни разослали. Пусть к вечеру полюбуются на пытку, они это любят.

— Скоты, что с них взять. Смотреть любят и сами боятся туда попасть...

* * *

— Ну, когда уже провезут? — мальчик все не унимался, так и кружась вокруг старика.

Дижон Пахарь недовольно взглянул сначала на сынка, а потом на солнце. Дневное светило уже довольно долго находилось на небосводе, но еще не спешило приблизиться к закату. И как объяснить девятилетнему несмышленышу, что казни всегда проводят под вечер, когда горизонт окрашивается в алые тона.

— Красный, внучок, — старик с трудом разогнулся и, упершись на черенок заступа, погладил паренька по голове, — Это цвет крови. Потому ее принято созерцать только на закате, когда тучи краснеют.

— Дед, — ребенок также посмотрел на солнце, да с таким видом, будто бы оно тут же должно было прыгнуть через добрую треть небосвода. — А утром казнят преступников?

— Когда-то казнили, кажется, — пожал плечами Пахарь, поудобнее ухватываясь за лопату. — Теперь, когда Мать новая пришла, годков пятьдесят назад, только под вечер сжигают, или что там еще эти... в мантиях, придумают. Мало ли плохих людей на свете? Для каждого своя пытка найдется.

— А экзекуторы, — Илиас в нетерпении подпрыгнул и опять завертелся вокруг старика. — Они плохие люди?

— Как тебе сказать, — вздохнул Дижон, который никогда не считал себя мудрым наставником. Он хорошо умел вспахивать поле, у него хорошо росли кукурузные початки, но Пахарь не мог бы популярно разъяснить, кто такой хороший человек, а кто — хороший. — Экзекуторы, они ведь не преступники, правда?