Оружейникъ (Агренев-2)

— Князь Агренев?

Конкурсант отвлекся от наблюдения за доблестной лейб-гвардией и "заметил" одного из адъютантов Чагина — он уже давно следил за его извилистым путем, от одного полковника к другому, с короткими остановками около генералов. Не специально, конечно, а по давнишней привычке отслеживать все перемещения вокруг себя на случай возможной угрозы.

— Чем могу служить?

Выслушав короткое сообщение от Николая Ивановича, аристократ так же коротко поблагодарил и довольно улыбнулся.

"Похлопотал-таки за меня генерал"

Военный министр принял одного из конкурсантов в кабинете начальника Стрелковой школы, и принял очень неласково. Всем своим видом Петр Семенович демонстрировал невероятную занятость и беспристрастность в отношении ко всем конкурсантам. Типа — можете даже не просить ни о чем, все равно бесполезно.

— Соблаговолите изложить свое дело кратчайшим образом, у меня мало времени.

— Конечно. Я желаю отчислять определенный процент своих доходов на поддержку русского военного дела, и хотел бы вас просить принять на себя управление и распоряжение этими средствами.

— ?!!? Гм. Прошу вас, князь, присаживайтесь. Не могли бы вы изложить ваше дело более подробно?

— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство. Участвуя в конкурсе, я не мог не отметить многих затруднений у капитана Мосина, связанных именно с недостаточным финансированием его исследовательских и конструкторских работ. А ведь Сергей Иванович довольно известный оружейник и можно сказать, находится в привилегированном положении по сравнению с другими изобретателями. Вот и пришло мне в голову — сколько же полезных изобретений военного и вполне мирного толка так и остались нереализованными, из-за отсутствия совершенно ничтожных сумм!

Судя по заинтересованной мине на лице Ванновского, свободного времени у него резко добавилось — Петр Семенович внимал князю не перебивая, и иногда даже благожелательно кивал, совсем забыв, что еще несколько минут назад он куда-то ужасно опаздывал.

— Ну хорошо. Но почему вы обратились с этим делом именно ко мне?

Александр недоуменно вскинул брови.

— А к кому же еще? Вы, как военный министр, знаете о всех перспективных прожектах, можете определить какие из них важнее... да и организовать помощь вам будет куда как проще. Тот же капитан Мосин — если бы вы знали, ваше высокопревосходительство, как долго я уговаривал его принять мою скромную помощь! А вам для этого достаточно будет даже не приказа, а простого распоряжения.

— Хм, ну допустим. И все же это не вполне объясняет ваш выбор, князь. Возможно, вас вели еще какие-то соображения?

"Заглотил крючок Петр Семенович, ой заглотил! Торопиться не будем, пускай поглубже провалится"

— Так точно, ваше превосходительство, вопрос доверия. Я желаю перечислять определенный процент моих доходов на нужды русской армии, но я не желаю при этом заниматься ещё и дальнейшим их распределением, как и прочей канцелярщиной. Отчеты, списки, разного рода ведомости — это не по мне. Следовательно, это бремя должно быть на человеке большой, можно сказать исключительнейшей порядочности. Среди чиновников военного ведомства я таких не знаю... возможно вы сможете кого-либо мне порекомендовать?

"О как я перед ним прогнулся. Поймет мой намек, на отсутствие отчетности по деньгам, или нет? Ну же. Ну!!!"

— Действительно, вот так с ходу и не скажешь. Ну хорошо... я поразмыслю над вашей просьбой, князь. Вы ведь должны будете явиться на оглашение результатов конкурса в Оружейный отдел? Вот там мы с вами и договорим. У вас есть ко мне еще какие-либо просьбы, или же вопросы?

"Зараза осторожная. Ну ничего, сам дозреешь, все равно я конкретных сумм не называл"

— Так точно, ваше высокопревосходительство. Я бы желал получить ваше разрешение на посещение Охтинского порохового завода и переговоры с инженером Калачевым.

— Да бог с вами, голубчик, разве на такую малость уже требуется мое дозволение?

Тем не менее, Ванновский быстро набросал короткую записку и передал ее своему посетителю. Оставшись в одиночестве, он недолго о чем-то размышлял, после чего вызвал к себе адъютанта.

— Соберите сведения о князе Агреневе, в самых мельчайших подробностях. И постарайтесь управиться как можно быстрее, Сергей Илларионович, крайний срок — три недели.

Все так же молча адъютант испарился, оставив своего шефа набираться сил перед заседанием комиссии.

* * *

После двухдневных споров, господа генералы разделились на два неравных лагеря. А могли бы и на три, но винтовка Нагана среди членов Комиссии уже не котировалась, особенно после оглашения небольшой статистики поломок и задержек при стрельбе. У винтовки Мосина-Агренева на пять тысяч выстрелов таковых набралось ровно девяносто, затем с небольшим разрывом и совсем немного не дотягивая до сотни, шла Агрень. А вот шедевр имени бельгийского оружейника сделал серьезную заявку на рекорд — пятьсот пятьдесят семь осечек, поломок, задержек, утыкания патронов в патронник и прочих неприятных мелочей, среди которых был даже самопроизвольный выстрел. Для армейского оружия такие показатели были неприемлемыми в принципе, так что о винтовке Леона Нагана старались лишний раз не вспоминать, чтобы не расстраиваться самим, и не расстраивать его высокопревосходительство Петра Семеновича ибн Ванновского — все прекрасно помнили, как тепло он принимал иностранного фабриканта. Внимательно выслушав мнения "испытателей" от трех гвардейских и самарского полков и подсчитав итоги небольшого голосования, высокая и очень представительная Комиссия по выработке малокалиберного ружья и вовсе молчаливо "позабыла" о третьем конкурсанте. Но легче им от этого не стало, так как проблема выбора никуда не делась. Нелегкого выбора, между прочим. Винтовка Агрень была наиболее скорострельной, легкой, удобной, вполне надежной... хотя и несколько уступала в последнем своей сопернице. Зато превосходила ее в стоимости — и это было главным недостатком. По этому параметру МАг была просто вне конкуренции, как и по технологичности производства, а так же простоте освоения солдатами (в большинстве своем, вчерашними крестьянами). Опять же, более удобная для штыкового боя... Короче, мнения разделились, и никто не хотел уступать, тем более что военный министр так и не обозначил свою позицию, предпочитая играть роль беспристрастного судьи-арбитра. Наконец, к вечеру третьего дня, когда господа генералы по пятому кругу начали обсуждать одно и то же, Ванновский предложил компромисс. Собрав всех, кто только был причастен к конкурсу на новую винтовку, его высокопревосходительство объявил, что всего за каких-то полмесяца подготовит всеподданнейший и очень подробный доклад о результатах конкурса, после чего незамедлительно представит его на рассмотрение своему непосредственному начальнику.

— Ну а там — на благоусмотрение государя-императора. Сейчас же я хочу выразить признательность и благодарность за все прозвучавшие предложения, и уверить, что все мнения членов комиссии будут отражены в итоговом докладе.

"Н-да, эта бодяга надолго. Две недели он будет бумагу марать, недельку ее будут высочайше читать, и прикидывать какой из вариантов лучше... да, примерно месяц у меня есть, успею и Калачева посетить на пороховом заводе, и с Менделеевым познакомиться, и на фабрику заскочить"

Констатировав, что несогласных нет (а иного и не ожидалось) Петр Семенович сухо поблагодарил всех за проявленный трудовой героизм, и прихватив с собой гвардейских полковников уже через два часа отбыл в столичные выси. Следом за ним засобиралось и остальное чиновничество в погонах, так что уже к сумеркам Стрелковая школа практически опустела. Князь же решил не торопиться и переночевать в хорошо знакомом месте, а вот с утра и с новыми силами посетить Охту.

"Скачу как блоха, все сам да сам. С другой стороны — а кому я могу это доверить? Греве не потянет, у Лунева и так дел по горло, Гриша уговаривать умеет, но специализируется на контрабандистах и подобной им публике... а больше вроде и некому. Эхе-хе, бедный я, несчастный буржуй. Сколько на меня народу трудится, а поэксплуатировать толком и некого"

Глава 13

Отложив в сторону газету, где в очень осторожных выражениях описывалась приключившаяся в Японии с цесаревичем Николаем Александровичем "мелкая" неприятность, в виде легкого удара саблей по голове, Александр откинулся на полку-диванчик. Поглядел за окно своего купе, в подступающий сумрак теплой майской ночи. Ничего не высмотрел, и с легким вздохом закрыл глаза, в очередной раз прокручивая в памяти недавнюю беседу с Менделеевым.

"А все же жаль, что этот полицейский косоруким оказался. Не в лоб надо было целить, а разок по шее пластануть — сколько бы пользы для империи приключилось! Ладно, не вышло так ну и черт с ними обоими. Зато у меня все получилось! Какие в России трудноуговариваемые ученые попадаются, ну просто ужас — прямо семь потов сошло, пока убедил Дмитрия свет Ивановича взять патент на свой пироколлодий. Да и то, все вылилось в банальную бартерную сделку"

Он вспомнил сам процесс уговаривания и фыркнул. Чтобы не выдумывать правдоподобные объяснения своим так внезапно прорезавшимся талантам в химии, он выдал ещё более правдоподобную ложь о своей коммерческой разведке — дескать, приносят иногда кой чего в клювике, да не всегда понятно, что именно и насколько это может быть полезно. Такое заявление было принято вполне благосклонно (Менделеев и сам не так давно занимался во Франции похожим делом), как и короткое рекомендательное письмо от Калачева. Ознакомившись с его содержимым, профессор заинтересовался и стал выяснять, что конкретно князю Агреневу от него надобно — и чем больше тот говорил о своих нуждах, тем дружелюбнее становился хозяин небольшой квартирки на Васильевском острове.

— Должен заметить, князь, у вас очень широкий круг интересов. Да-с... Я еще могу понять вашу заинтересованность в моем порохе и организации производства тринитротолуола — слухи о некоей сестрорецкой оружейной фабрике добрались и до меня, правда, касались они в большей степени вашей стали... с очень замечательными и полезными для химической промышленности свойствами. Но вот ваши вопросы насчет остального — вы и вправду хотите всем этим заниматься, или же вами движет обычное любопытство?

Уверив своего собеседника в крайней серьезности намерений, Александр совершенно неожиданно узнал, что разговаривает не только с всемирно известным ученым, но еще и с живым и очень подробным справочником на тему — кто есть кто в ученом мире Российской империи (впрочем, и за ее пределами тоже). На любой вопрос фабриканта Менделеев практически без задержки давал совет, при этом звучали не только имена будущих сотрудников князя, но и их адреса, небольшие характеристики и еще куча попутной информации. К примеру, только Александр поинтересовался насчет производства фенол-формальдегидных смол — уже через пять минут после своего вопроса фабрикант точно знал, как звать-величать нужного ему химика, как далеко он продвинулся в своих исследованиях, чем его можно заинтересовать (разумеется, деньгами и возможностью дальнейших исследований) и даже его семейное положение. Исписав свой верный блокнот до последней странички, гость потихоньку перевел разговор на самого хозяина и его пироколлодий. И впервые за всю беседу столкнулся с непониманием. Дмитрий Иванович не то что не желал брать патент, он даже и не задумывался о такой возможности, искренне считая что — раз уж он работает по заказу военного ведомства, то все права на рецептуру и технологию изготовления автоматом принадлежат этому самому ведомству. Мысль в чем-то может и правильная... но в Российском государстве ее военные чиновники привыкли покупать новинки за границей, не считая своих изобретателей годными на что-то стоящее. И не только военные — Мальцев как-то рассказал своему юному другу, с чего начался закат его империи. С того, что правительство кинуло клич крупным промышленникам, предлагая большой контракт на изготовление целой серии паровозов и вагонов. Сергей Иванович согласился, и даже получил некие устные гарантии. Но пока он готовил свои заводы к крупным заказам, расширял и обновлял станочный парк — новый главноуправляющий путей сообщения граф Бобринский решил, что заказывать паровозы в России глупо, и разместил весь заказ на заводах Германии и Англии. А у Мальцева, который вложил два миллиона рублей только в модернизацию заводов, начались первые неприятности... которые затем и привели его к потере всего, чем тот жил последние сорок лет. Перепробовав все возможные аргументы и уже начиная отчаиваться, фабрикант решил испробовать последнее оставшееся у него средство — прямой подкуп ученого. Не деньгами, конечно, а знаниями и возможностью научной работы.

— Дмитрий Иванович, как вы смотрите на то, чтобы заключить со мной небольшое соглашение?

— Нда? И о чем же, позвольте полюбопытствовать?

— О сотрудничестве, конечно. Дело в том, что совершенно случайно мне доставили некие сведения... очень надежные и из проверенного источника. Суть же их в том, что в САСШ один химик по фамилии Габер разработал процесс синтеза аммиака прямо из атмосферного азота.

— О!? Сведения верные?

— Да. К сожалению, этот процесс был не до конца отработан и... одним словом, этот химик трагически погиб, как и все его записи. Почти все — общее описание у меня есть, и я уверен, такому эксперту как вы их будет вполне достаточно.

— Так-так, звучит интригующе. Скажите, Александр Яковлевич, а вы меня не мистифицируете? Об успехе такого уровня я бы непременно знал... да и не только я, весь научный мир тоже.

— Что вы, разве бы я посмел так глупо шутить. Впрочем, все это вы сможете проверить сами, и не только это — мои сотрудники отслеживают еще несколько очень перспективных исследований...

Окончательно растаяло суровое и недоверчивое (как и полагается известному химику-практику) сердце профессора, после небольшого пожелания фабриканта — исполняя скромные пожелания и еще более скромные просьбы оружейного магната, по возможности использовать отечественное сырье. Сам того не зная, молодой человек угодил прямо в яблочко и сломил тем самым последние сомнения старого ученого, убедив таки его запатентовать рецептуру и все прочее, связанное с пироколлодием. Вернее, не так. Теперь, помимо капитана Мосина, компания Р.О.К. представляла интересы и господина Менделеева, обеспечивая того не только по юридической части, но всем, что только потребуется для плодотворной работы. А ее предстояло много — достигнув таких впечатляющих результатов всего за один вечер, князь потерял последний стыд и вывалил на химика столь большой ворох заказов, что у того непроизвольно округлились глаза. Пользуясь тем, что профессор находился в легком ошеломлении от проявленного молодым собеседником напора, фабрикант быстро подсунул под список своих пожеланий сложенный вдвое чек, как обеспечение будущих исследований и поспешил откланяться, твердо пообещав напоследок, что вскоре передаст уважаемому Дмитрию Ивановичу все материалы о синтезе аммиака.