Чёрные Сердца

Однако, главным было то, что Ихинбаэль являлся надежным другом и верным союзником Черных Сердец. Одним из немногих.

У него была своя мрачная история, которую он однажды поведал Шепоту вот в этой самой юрте, у такого же костра, где-то посреди пепельных просторов Эшленда. Сколько же времени прошло с тех пор?.. Года три, а то и все четыре... А истории Ихинбаэля, навсегда изменившей всю его жизнь, было и того больше, лет пять с половиной.

Он был простым эшлендером — охотился, пас гуаров, и вместе со своей женой и двумя детьми кочевал вдоль всего северного побережья Вварденфелла, иногда забираясь вглубь пепельных равнин. Время от времени они возвращались к основному стойбищу Уршилаку, и жили там вместе с сородичами, затем снова надолго уходили прочь.

Вообще же семья Ихинбаэля вела довольно уединенный образ жизни, предпочитая растить детей, искать охотничьи угодья, и перегонять свое маленькое стадо гуаров отдельно от соплеменников.

Это и стало причиной их гибели.

Как говорил сам Ихинбаэль, в тот день предки, должно быть, за что-то ужасно на него прогневались — иначе как объяснить неудачное стечение сразу нескольких роковых обстоятельств?..

За день или два до трагедии, навсегда оборвавшей его прежнюю жизнь, он рано утром оставил свою семью в юрте и, как обычно, отправился в пустоши на охоту. Его не было ровно три дня. Вернувшись же на утро четвертого, Ихинбаэль обнаружил на месте своего лагеря лишь свежее пепелище, разящее зловонной кислой гарью. Его семья, жена и дети, были мертвы. Их обгоревшие и обезображенные до полной неузнаваемости останки лежали рядом друг с другом посреди пожарища. В отдалении были разбросаны тела убитых гуаров, пасшихся возле лагеря. Юрта и все их скромные пожитки сгорели дотла. Не осталось ничего и никого.

По многочисленным следам подкованных железом сапог, оставшихся на земле вокруг пожарища, и по обгоревшим арбалетным болтам, торчавшим из тел, Ихинбаэль сразу же понял, что там побывали имперские легионеры. Это и впрямь было роковое стечение обстоятельств, наказание предков или злобных Даэдра, неизвестно за какие прегрешения. Вся беда его была в том, что он со своей семьей тогда впервые забрался далеко на юг от привычных мест, в окрестности Альд'руна, большого города жителей каменных домов. А один из "отрядов зачистки" Имперского Легиона, в свою очередь, наверное также впервые углубился в Эшленд намного больше обычного, удалившись от своего Форта на несколько дневных переходов. Они, конечно же, никогда не упускали случая "проучить проклятых дикарей" — например, сжечь какой-нибудь маленький лагерь кочевников, перебив всех его обитателей.

Каждый эшлендер с малых лет твердо знал, что от легионеров надо держаться подальше. Во что бы то ни стало.

Потому что те разговаривают с ними только на языке огня и стали. Легионеры всегда несли в их земли лишь смерть, ничего больше.

И, к великому несчастью Ихинбаэля, в тот день посреди скал они наткнулись на одинокую маленькую юрту, где находились его жена и дети. А его не было рядом с ними, и он не смог их защитить.

Или хотя бы погибнуть вместе со своей семьей.

Осознание ужасной вины, которую он уже никогда бы не смог искупить, тяжким грузом легло на сердце эшлендера, стремительно отравляя его душу. Кажется, в день, когда он обнаружил обугленные останки жены и детей, Ихинбаэль в первый и последний раз был невероятно близок к тому, чтобы покончить жизнь самоубийством.

Ему и правда не хотелось больше жить. Для него жизнь разом, в один миг утратила всякий смысл. Стала попросту отвратительна.

Что удержало его от смерти?

Он и сам и не знал.

Как будто в этот момент кто-то сказал Ихинбаэлю: "Не смей! Даже не думай об этом!.."

Проведя бессонную ночь у места гибели своих близких, утром эшлендер похоронил их на вершине какого-то холма, читая подряд все известные ему погребальные молитвы. Он, конечно, не мог устроить похороны по всем правилам, так, как того требовали традиции кочевников. Вместо родовой усыпальницы его семье достались три неглубокие могилы, вырытые хитиновым мечом в твердой и неподатливой земле, серой от пепла, и пирамида, сложенная из камней — вместо надгробия.

Покончив с этим скорбным делом, Ихинбаэль отправился на север, к своим соплеменникам. Теперь вместо отчаяния его сжигала жажда мести, бывшая стократ яростней огня Красной Горы. Он шел день и ночь, не останавливаясь. Какая-то неведомая сила упорно влекла его вперед, не давая упасть от голода и усталости. Впрочем, Ихинбаэль плохо помнил дни, последовавшие за погребением его семьи, проведя их в полном беспамятстве. Да это было и не важно. В конце концов, он вышел к лагерю Уршилаку — грязный, оборванный, изможденный, со сломанным мечом и загноившейся раной на предплечье, походившей на следы чьих-то острых зубов. Должно быть, в пути на него напал дикий зверь, но эшлендер ничего не помнил об этом. Едва войдя в лагерь, он тут же пошел к ашхану Сул-Матуулу, и рассказал ему о том, что случилось с ним.

И потребовал, чтобы все Уршилаку помогли ему отомстить имперцам за гибель его семьи.

Но Сул-Матуул отказал ему.

" — Я разделяю твою боль, Ихинбаэль, — сказал он. — Я так же, как и ты скорблю о твоей жене и детях. И не только я, но и все наше племя будет печалится о них, и просить у предков жестокой кары для убийц. Но я не могу объявить войну чужеземцам из-за моря, трусливо прячущимся в своих каменных башнях и убивающим наших женщин и детей. Я ашхан Уршилаку, и я прежде всего должен думать о нашем племени. Если же мы начнем войну против н'вах, то неизбежно проиграем ее, и нас уничтожат. Я не хочу этого... Я скорблю о твоей утрате, Ихинбаэль, но Уршилаку не станут мстить легионерам."

Слово ашхана было окончательным. Ихинбаэль понял, что месть за убийство жены и детей отныне и навсегда будет его, и только его делом.

Делом всей его оставшейся жизни.

Но он не боялся, и уж тем более, у него и в мыслях не было отступиться от задуманного.

Шаманка Нибани залечила его рану, и дала ему про запас несколько целительных зелий. Другие Уршилаку собрали для Ихинбаэля новые доспехи. Кузнец подарил ему новый меч, лук и стрелы, а женщины снабдили едой в дорогу. Лишь Заллай, брат его погибшей жены, решил идти вместе с ним и отомстить за сестру. Ни с кем не попрощавшись, двое эшлендеров оседлали гуаров из стада Заллая, и уехали в пустоши.

О том, что было дальше, Ихинбаэль предпочел не рассказывать. "Мы мстили," — только и сказал он тогда, несколько лет назад, но Шепот догадывался, что на руках этого эшлендера немало крови н'вах.

В одной из стычек погиб Заллай. Ихинбаэль похоронил родственника, также как и свою семью до этого. Еще одна потеря — но его сердце давно уже стало каменным, и не чувствовало боли. Он в одиночку продолжил дело, которому решил посвятить остаток своей жизни.

И вот однажды его нашел Бродяга. Это должно было случиться рано или поздно. Скорее, рано. У Бродяги было изумительное, невероятное чутье на таких меров. Просто какой-то магический сверхъестественный талант. Он отыскивал данмеров, подобных Ихинбаэлю, по всему Морровинду, как алмазы в пепле. Требовалось просеять горы пепла, чтобы найти один-единственный алмаз — но у Бродяги это получалось легко и быстро, как будто само собой. Точно так же он в свое время нашел и Шепота...

Бродяга каким-то чудом сумел отыскать Ихинбаэля, к тому времени ставшего настоящим изгоем, среди бескрайних равнин и мрачных скал Эшленда. Сумел он и убедить его в том, что не является врагом или, еще хуже, имперским наемником. О, Бродяга всегда умел убеждать!.. Любого. Он сказал, что чувствует его боль — и предложил эшлендеру присоединиться к Черным Сердцам. И небывалое дело — впервые один из тех, кто так интересовал Бродягу, отказался от его предложения.

Был еще, правда, Монах — но причины у него разительно отличались от тех, что имелись у изгоя-эшлендера.

Ихинбаэль ответил, что война, которую он ведет — его личная, и он ни с кем не хочет ее делить. И основатель и предводитель Черных Сердец, как это не удивительно, прекрасно его понял. Помимо всего прочего, он умел читать чужие души, будто книги. Позже он заметил вскользь, что почти и не надеялся привлечь Ихинбаэля на сторону мятежников.

Понял эшлендера и Шепот, когда узнал об этом от Бродяги. Во всяком случае, он так думал.

Ихинбаэль испытавал острую потребность в одиночестве. Он один противостоял всему миру, и не собирался этого менять. Ему больше никто не был нужен.Знакомое чувство. Очень знакомое.Шепот чувствовал то же самое. Но его одиночество было совсем другим.

Ведь есть одиночество посреди бесплодных пустошей.

А есть одиночество — посреди многолюдных площадей.

Что страшнее?

Впрочем, Шепот никогда не боялся одиночества.

...Тем не менее, Ихинбаэль согласился поучаствовать в нескольких нападениях Черных Сердец. Он не стал объяснять, почему решился на это. А Бродяга, если и знал ответ, тоже молчал. Остальные же мятежники привыкли не задавать лишних вопросов. У каждого из них в душе имелось то сокровенное, чем нельзя так просто поделиться с другими. Своя боль, свои тайны. И если кто-то из них не желал говорить об этом, то заставлять его, разумеется, никто был не в праве.

Так что эшлендера в их маленький отряд приняли сразу. Достаточно было поручительства Бродяги. В конце концов, лишний меч и лук в руках опытного воина, каким был Ихинбаэль, им никогда не помешали бы, пусть даже и на время.

Первым боем, в котором эшлендер бился наравне с прочими мятежниками, оказалось нападение на какой-то торговый караван, пересекавший Молаг Амур. Восемь или девять больших неуклюжих телег, запряженных попарно гуарами, два десятка легионеров, дюжина арбалетчиков... Ихинбаэль, присоединившийся к ЧернымСердцам, вместе со всеми провел долгие часы в засаде на скалах вдоль тракта. Вместе со всеми стрелял из лука по заметавшимся внизу людским фигурам, когда даэдра, призванные Свистуном и Ведьмой, начали сеять среди них смерть и хаос. Вместе со всеми эшлендер спрыгнул на дорогу и безжалостно добивал уцелевших врагов. Вместе со всеми праздновал победу.

И вот, когда пал последний легионер и разгоряченные боем мятежники торопливо принялись потрошить содержимое ящиков и мешков на телегах, когда Шепот и Обжора деловито начали рубить мертвецам головы, и, насаживая их на копья, расставлять по обочине, будто праздничные украшения... Когда Свистун не спеша стал разгуливать между тел убитых имперцев, с видом придирчивой домохозяйки на рынке осматривая и ощупывая их, переворачивая ногой с боку на бок, и на ходу втолковывая Ведьме тонкости вскрытия грудной клетки, необходимые для изготовления качественного ходячего трупа... Когда Пол-Дрейка, по привычке беззлобно препираясь с Весельчаком, проворно вскарабкался на верхушку ближайшей скалы, и начал крутиться там во все стороны, точно флюгер на ветру, внимательно осматривая горизонт в поисках опасности... Вот тогда...

Тогда-то Шепот и увидел на темном и неподвижном лице Ихинбаэля свирепую улыбку. Должно быть, впервые с тех пор, как его жена и дети упокоились в холодной земле, а их могилы занесло пеплом, эшлендер улыбался.

И Шепот ухмыльнулся ему в ответ.

Они стояли посреди дороги, над телами поверженных врагов и зло усмехались. Молча. В тот миг данмеры понимали друг друга целиком и полностью. Без всяких слов.

После того еще три или четыре раза Ихинбаэль принимал бой в составе Черных Сердец. Он сразу же привык к тактике их нападений — призыв даэдра, обстрел из луков, и лишь потом короткая и быстротечная рукопашная схватка. А уж способы мести мятежников и так были ему близки и понятны. С умением и сноровкой опытного палача молчаливый эшлендер рубил головы мертвецам и вырывал клыки убитым оркам, аккуратно выкалывал глаза редким пленным, и также аккуратно, при помощи кузнечного молотка и граненых корабельных гвоздей, распял двоих священников Имперского культа, имевших несчастье — или глупость — путешествовать без охраны и встретиться мятежникам на одной из дорог.

Он мстил.

И всякий раз при этом на его лице играла все та же зловещая улыбка.

За все время пребывания среди мятежников Ихинбаэль произнес едва ли полтора десятка слов. Сражались они, или под покровом ночи пересекали пепельные равнины, или же стояли лагерем в каком-нибудь укромном ущелье — эшлендер всегда предпочитал молчать. Хотя иногда он с интересом прислушивался к их разговорам, чаще, как замечал Шепот, он оставался отстраненным и полностью безучастным к окружающему миру. Оживал Ихинбаэль, похоже, лишь в бою.

Вскоре он покинул их отряд. Никто не стал его удерживать. В тот раз Черные Сердца пренебрегли своей обычной подозрительностью и осторожностью — даже несмотря на то, что эшлендер вполне мог оказаться агентом Клинков. Его отпустили живым, потому что так велел Бродяга. "Я ему верю," — сказал он, и этого было достаточно.

Авторитет Бродяги в отряде был непререкаем.

Кому же еще им безоглядно доверять, как не ему — основателю и бессменному командиру Черных Сердец? Злейшему врагу Империи и н'вах, не раздумывая готовому отдать свою жизнь во имя Морровинда? Тому, кто нашел их, каждого по отдельности, собрал всех вместе, и дал, в каком-то смысле, новую жизнь?..

Оставив отряд, Ихинбаэль исчез на некоторое время, но затем появился вновь — как и прошлый раз, не без участия Бродяги. Так и не став настоящим мятежником, эшлендер остался их преданным другом и союзником. Он по-прежнему в одиночку кочевал по всему Вварденфеллу, но только теперь Черные Сердца, в частности, Бродяга, всегда знали где его можно найти. Скромная маленькая юрта эшлендера стала для них еще одним передвижным лагерем, временным пристанищем. В определенное время он должен был появляться в определенных местах, известных мятежникам. Таков, видимо, был его уговор с Бродягой, который Ихинбаэль по неведомым причинам согласился с ним заключить. Боевые группы Черных Сердец, рассеянные по всему острову, и отдельные воины иногда являлись в его стойбище на отдых, если оказывались поблизости, или же если расстояние до их собственных потайных укрытий было слишком велико. Эшлендер принимал всех. Пара ночевок в тесной юрте, и мятежники покидали его — до следующего раза. Шепоту дважды приходилось бывать в его лагере; ничем особенным ему те встречи с Ихинбаэлем не запомнились.

Помимо того, изгой-эшлендер стал глазами и ушами мятежников. У них, разумеется, имелись разведчики, но он сам предложил свои услуги в качестве соглядатая, и Бродяга не стал отказываться. При встречах Ихинбаэль сообщал Черным Сердцам обо всем, что ему удавалось узнать — передвижения и численность имперских караванов и отрядов солдат, в какую сторону и по каким дорогам те направлялись. А заодно и передвижения всяческих местных разбойников, контрабандистов, и "вольных мечей" — эшлендер зорко следил за всем, что попадалось ему на пути через пепельные пустоши. Иногда его сведения оказывались полезны мятежникам.

И вот этот темный эльф сидел сейчас напротив Шепота, едва заметно усмехаясь краями рта.