Твоя апрельская ложь.

Теперь, когда первая помощь оказана, я наконец смог начать думать. Вызвать скорую помощь — по-хорошему это лучше было сделать еще по дороге, но идиотская надежда... Нет, не скорую. У меня есть номер на этот случай.

— Шигеру-сан? Да, приступ повторился. Получила ссадину на голове. Да, перевязал. В ее доме, — врач, несмотря на неожиданность звонка задавал четкие вопросы и выдавал ясные указания, помогавшие справится с остатками ступора, — Ясно. Спасибо, буду ждать машину.

Значит, нужно вынести ее на улицу. Весила Каори по-прежнему немного, так что проблем это не составило.

Амбулаторная машина приехала минут через десять — спасибо небольшому трафику.

Девушку погрузили на носилки, и затащили в авто.

— Чего стоишь, парень? Залезай, — мужчина внезапно поморщился, — Осторожно дай левую руку, — не понимая, посмотрел на указанную конечность. Из нее торчало два небольших стеклянных осколка — вся рубашка была в крови, но до этого я их даже не чувствовал. Видимо, цапанул, когда лез через усыпанную разбитым стеклом раму, — Слушай сюда. Адреналин сейчас кончится, и станет очень больно. Крупные осколки я достану, но там скорее всего много мелочи — придется ждать больницы. Все ясно?

Я кивнул. Рану уже стало ощутимо покалывать. Впрочем, волновано меня совсем не это.

Поездка была короткой, и вскоре меня отвели в травматологическое отделение больницы. Впрочем, как оказалось, ничего серьезного. Штук пять осколков, все достаточно большого размера, чтобы их можно было вытащить пинцетом предварительно сделав разрез. Было больно, но ничего сверх того, что я мог выдержать. Смс с оправданиями я уже скинул, и теперь нужно придумать предельно правдоподобную версию случившегося.

Итак, что мы имеем? Каори с ссадиной на голове. Говорит это о серьезных болезнях? Нет. Значит, упала с лестницы. Она в их доме и правда крутая, так что проканает. Дальше, у меня повязка на руке и разбитое окно в доме. Если Као не болеет, то у меня не было никаких причин так нервничать. Да, у меня репутация гиперзаботливого человека — но все же не настолько, что бы врываться в чужой дом из чистых подозрений. И что со всем этим делать?

Как же проще все могло стать, если бы Као решила не держать все в тайне. Но... Черт возьми, это её решение, и не мне с ним спорить. Ладно, остаётся только надеятся, что они не будут так уж сильно вдаваться в подробности.

Радует только то, что все выглядело куда страшнее, чем было на самом деле. Ссадина откровенно небольшая и заживет максимум за неделю... Но вот из госпиталя её вряд ли теперь выпустят. А если и выпустят, то больше я от неё и на шаг не отойду. Нравится ей это или нет.

Као принесли в ту же палату, что и в прошлый раз. Медсестра, понимая, что в ином случае я просто уйду в холл, из которого она не имеет права меня выгнать, не стала чинить препон, и пустила внутрь. Будто ничего не изменилось — все тот же запах хлорки. Только капельница теперь стоит в углу на всякий случай.

Я прислонился спиной к кровати, буквально сползая на пол. Теперь, когда адреналин окончательно исчез, пришёл отходняк. И в месте с ним вернулся ужас. Там, в доме, с ним помогло справится понимание необходимых действий, но теперь... Я ведь мог просто потерять её. Упади Као чуть неудачнее, и не помогла бы никакая перевязка. Какой же я долбаный кретин.

Девушка все ещё была без сознания, и в больничной атмосфере выглядела как призрак. И то, что голову отмыли от крови, ничуть не меняло впечатления. Взял её за руку — просто что бы удостоверится. Тёплая. Слабая, хрупкая, но живая.

Каори вздохнула и пришла в себя.

— Косей? Ох, прости, выступление сорва... — она ещё что-то говорила, но я уже не слышал. Не выдержав, прижал её к себе.

— Као, я так виноват, — девушка сбилась. Я же откровенно потерял контроль над собой. Не вижу её лицо, да и не могу заставить себя в него посмотреть.

Мы застыли в странной позе, в которой сложно понять, кто кого обнимает. Просто чувствовать её тепло. Просто радоваться тому, что все закончилось хорошо. Просто... Просто.

— А вот и мы, Као-чан! — дверь открылась, и внутрь с криком зашли ребята. Рета, Цубаки и её подруга, имя которой я забыл. Повисла смущенная тишина.

Мы разомкнули объятия. Ну не могли вы прийти хотя бы минут на десять позже?

— Все нормально, проходите, — несмотря на общую неловкость ситуации, долго смущение не продлилось. Разве что Цубаки была странно тихой, но обычная трескотня Реты это с лихвой перекрывала. Собственно, они даже принесли пирожные, которые передал Йошико-сан, за что им мое огромное спасибо.

— А вот книги. Я подумал, что тебе будет скучно тут валятся, а это какое-никакое развлечение, — Ватари высыпал на постель целую гору различных буклетов и книг. Ну что за!

— Спасибо, Рета-кун, — я почувствовал, как рука Каори сжала мою, будто ища поддержки, но кроме этого она никак не показала свою реакцию — голос и лицо осталось такими же веселыми.

— Ты их случайно не из библиотеки спер? Там же лимит, — парень ничуть не смутился.

— Ой, да ладно, кто их вообще считает. А что случилось то? — после краткого переглядывания, говорить решил я. Правда, сомневаюсь, что это осталось незамеченным.

— Као подскользнулась на лестнице. Ничего серьезного, небольшая ссадина, но врачи хотят провести пару тестов — вполне может быть, что есть какие-то осложнения или небольшое сострясение, — вроде как получилось достаточно достоверно. Руку с повязкой я прятал под одеялом, так что может обойдется.

— Понятно. Ну, все хорошо кончилось, верно? Кстати, Косей, твоя тетя рвала и метала — тебе лучше обьяснится с ней как можно раньше, — мне показалось, или в его голосе реально есть доля мечтательности? Вот же... Рета. Она ведь его минимум на десять лет старше.

Поболтав ещё минут пятнадцать, ребята оставили нас одних. Впрочем, ненадолго — пришедшая медсестра все так же выгнала меня под предлогом тестов. Или не под предлогом. В любом случае, делать было нечего, и я спустился в холл. Посижу в прохладном помещении, уж очень рука болит.

Впрочем, сесть мне не дали — у выхода стояла наставница со скрещенными на груди руками и ледяным взглядом. Вот черт.

— У тебя есть минута на то, что бы придумать объяснение, которое меня устроит. Время пошло.

— Каори упала с лестницы, повредила голову... — меня оборвали, не успел я начать.

— И поэтому ты вломился в её дом? Просто потому, что тебе показалось, что с ней что-то случилось? — голос Хироко был буквально наполнен сарказмом. — Если ты хочешь меня обмануть, постарайся лучше. В такую сказку могли поверить только твои друзья, — она вздохнула, — Это ведь БАС, так?

— Как ты... — а что мне ещё оставалось?

— Косей, я была знакома с Саки на протяжении десяти лет. Я знаю, как выглядит боковой амиотрофический склероз. Здоровые четырнадцатилетние девушки не падают в обморок два раза за две недели и не лежат в больнице большую часть детства, — значит, как минимум это она выяснила, — Так я права?

— Да, — взгляд Сэто будто окоченел.

— И раз начались обмороки, значит это уже почти финальная стадия, — Хироко судорожно вздохнула и со всей силы ударила ногой в стену, — КСО! Почему все всегда должно кончится именно так?! — дежурная медсестра понимающе отвела глаза, ничего не сказав.

Мы помолчали. Наставница постепенно успокаивалась, достав сигарету. Мне самому, впрочем, было не сильно лучше.

— В общем так, Косей. Сразу говорю, будет тяжело. Особенно ей, но вряд ли тебе от этого легче. Курсы ты уже посещаешь... — Хироко задумалась, — тогда попроси лечащего врача отправлять тебе такие же отчеты о её состоянии, что и родителям. И держись, ясно?

В её глазах я видел... Понимание. Не жалость, не сожаление — четкое понимание и немного сочувствия. Она ведь уже прошла через все это, когда болела Саки, и понимала будущее куда лучше меня самого.

— Буду, Хироко. Что с занятиями? — на самом деле мне вообще не до них, и я надеялся подвести её к этой мысли.

— Занятиями? — она посмотрела на меня как на идиота. — Косей, с твоей рукой тебе ближайший месяц вообще нельзя подходить к инструменту... И это не говоря о том, что это последнее, что скоро будет тебя волновать. Уж поверь моему опыту, — она грустно улыбнулась и продолжила, — А ведь какая ирония. Ученик повторяет за учителем... Даже в этом. И как только вас угораздило....

Так мы и сидели в холле, ни о чем не разговаривая. Слова, как и всегда в таких ситуациях, были не нужны.

Жизнь начала входить в свою колею. Спустя неделю Каори, несмотря на ожесточенное сопротивление родителей и врачей, выбила себе право на выход из больницы. С трудом и долгими переговорами, но все же. В итоге перемещаться за пределами госпиталя ей можно, но только в компании сопровождающего. Мне это не нравится, но что я могу сделать? Как ей вообще можно хоть в чем-то отказать?

В целом, все стало налаживаться. Из-за неожиданно полученного ранения у меня появилась куча свободного времени, потратить которое в компании Као не получалось чисто физически. Да, я снова вернулся к жизни без инструмента — и только теперь понял, что чувствуют наркоманы. Когда я в первый раз бросил пианино, это было гораздо легче — с ним были связаны только негатив и сильнейшее разочарование. Теперь же... Ну, достаточно будет сказать, что я регулярно ловлю себя на том, что отстукиваю пальцами какие-то произведения. Вообще без контроля сознания, на чистых рефлексах. Профессиональная деформация во всей красе.

Итак, сегодня меня с самого утра вытащил Ватари, всерьез загоревшийся после весеннего турнира. Даже отдаленно не представляю, как он достал номер Эми, но факт есть факт — я пообещал их познакомить. Конечно, его шансы не слишком велики, но я верю в его коммуникативные навыки.

— Игава-сан? Это Косей Арима. Вы не хотели бы встретится сегодня со мной в городе? — по то сторону трубки повисла тишина.

— Прошу прощения, Арима-сан, но вы не сможете поговорить с Игава-сан, — голос был странно пуст.

— Что-то случилось? — нет, Эми конечно вполне может не хотеть меня видеть, и это нормально, но 'не смогу'?

— Вчера Игава-сан была найдена в ванне дома Игава... С бритвенными порезами на запястьях. Мне жаль, но похороны состоятся завтра, — я осел прямо на землю. Эми покончила с собой? Но почему?

— Понятно, — нет. Этого не могло случится. Не могло. Она ведь была лучшей на конкурсе, да и в целом крайне талантлива. Что могло...

— Подождите, Арима-сан. Около ванной была найдена записка... — голос по сторону трубки прервался на пару секунд и продолжил, — С вашим именем. Погребение состоится в тринадцать тридцать на кладбище Токува. До свидания.

Послышались гудки.

Но как? Перед глазами встала девушка. Я ведь ее почти не знал. Что заставило ее пойти на это? Почему последним, к кому она обращалась стал я?

Внезапно мир будто замерз, и пришли воспоминания. Ее игра. Ее взгляд после выступления. 'Ты смотрел на меня, Арима?!'. То, с какой болью она смотрела на нас с Каори. Ее взгляд, будто говорящий...

Предатель.

Нет. Это не может быть правдой. Она не могла из-за такого... Из-за меня...

Завтра похороны. Я должен быть там. И если ее письмо действительно говорит... Говорило...

Я ведь чувствовал ее отчаяние, когда она играла. Я все видел... Но предпочел не замечать. Ведь у меня была Каори рядом. Ведь я был счастив. Тупой, счастливый дегенерат.

Почему, ну почему за наши ошибки платят другие люди?

Интерлюдия 1. Письмо

— Здравствуй, Арима-кун. Это Эми Игава. Если ты так и не смог запомнить мое имя, та темноволосая девочка из нашей троицы победителей. Ты не знаешь, но всю мою жизнь ты был очень важен для меня.

Помнишь тот конкурс в Това Холе? Нам тогда было только пять. Это было твое первое выступление, ты долго не мог наладить кресло и очень нервничал. Тогда ты играл живо. Тогда от твоей игры словно расцветали одуванчики. Когда ты закончил играть, я была той заплакавшей девочкой, если это тебе что-то скажет.

Смешно, правда? Пять минут твоей игры — и мое будущее было предоопределено. Тогда я решила стать пианисткой, и когда-нибудь научится играть так же.

После этого были часы занятий и бесконечные конкурсы... Ну, не мне тебе про них рассказывать. Мы всегда были вместе — мы трое. Я, ты и Такэси. У меня всегда было третье место, и знаешь, меня это устраивало. Такэси уже тогда мечтал победить тебя, а я просто была рада находится рядом и слушать, как ты играешь. Это было весело.

А потом ты сломался. 'Живой метроном', да? Твоя игра лишилась души. Я не знаю, вина это твоей матери или ты просто не смог выдерживать всеобщую зависть без сильного якоря или опоры. Как бы то ни было, тогда я решилась — неважно, чего это будет стоить мне, но ты снова начнешь играть так, как раньше. Так, как играл мальчик, от звуков пианино которого расцветали одуванчики.

Когда ты ушел со сцены, я не волновалась. Не знаю почему, но я была уверена, что ты вернешься. Верила, возможно. Ведь ты не можешь не вернуться — мы — пианисты, это наша жизнь. И когда вернешься, я заставлю тебя ожить. Не знаю, о чем я думала. Перечитала красивых европейских сказок, возможно. Но в любом случае, ради этой мечты я занималась еще упорнее — ожидая того самого момента.

И дождалась. Ты вернулся. Вернулся незнакомцем, даже не знающим о существовании девочки по имени Эми Игава. Я ожидала этого. Я была готова к этому.

И знаешь, что самое смешное? Я ведь смогла. Мой 'Зимний Ветер' смог заставить зрителей ощутить краски. Да что зрителей, я ведь знаю — даже ты увидел это. Конечно, это были не одуванчики — но и нам ведь уже не пять лет.

А потом оказалось, что все было бесполезно. Ты уже был живым. Ты играл лучше того мальчика. Твоя игра была гимном любви... Не мне. Не для меня. Ты ведь даже не думал обо мне в тот момент, верно?

А значит... Все было зря. Я знаю, ты плачешь сейчас — не стоит. Просто слишком тяжело в один миг понять, что все, ради чего ты жила оказалось бесполезным и ненужным. Нужно быть очень сильным человеком, чтобы выдержать это.

Но знаешь... Я ведь не сильная. Совсем. У меня просто не осталось сил держаться. Можешь не беспокоится, мы больше не встретимся. Я не стану мешать вам с той девушкой. Если она смогла оживить тебя, значит, наверное, она лучше меня. Просто смотреть на вас я тоже не смогу.

А значит — прощай, Косей Арима. Жаль, что у нас так ничего и не вышло.

Прощай.

Глава 6

Эми лежит в красном платье — по иронии судьбы том же, в котором она выступала в тот день.

Смотреть. Не отводить взгляд.

Жрец читает какие-то литании, бессмысленные по своей сути. Они уже ничего не исправят и никому не помогут.

Ведь это моя вина.

Смотреть. Не отводить взгляд.

Конверт со ста тысячами йен лежит в куче себе подобных... Будто бы он способен что-то изменить.

Ее родители и наставница будто разом постарели на десяток лет, и уже даже не пытаются скрыть рыдания.

Смотреть. Запоминать. Не отводить взгляд.

Ведь это моя вина. Не сметь изворачиваться. Даже не думать оправдываться.