Галина Леонидовна не выдерживает первой. Она вскакивает со стула, и "уперев руки в боки", выдает фразу, которая изрядно запутывает для нас с Клаймичем ситуацию:

— А я говорила вам! Он там не то что не опозорится — фурор произведет!

— И правда, очень интересно получилось! — поддержал жену Чурбанов. — Кстати, и туда сделать что-то подобное не помешало бы...

Брежнева энергично кивает словам мужа, и разворачивается к подруге.

— Да, отлично получилось... Не зря пол-Москвы на уши поднял! — с улыбкой, наконец подала голос и Щелокова. — Николай Анисимович, тебя что-то смущает?

Все присутствующие снова уставились на министра.

— Нет, — откликнулся хозяин кабинета, — просто хочу услышать ваше мнение. Ну что, рассматриваем приглашение?

— Обязательно! — вскинулась Галина Леонидовна.

— Я думаю... да... — наклоняет голову с безукоризненным пробором Чурбанов.

Светлана Владимировна молча, но тоже уверенно кивает.

— Что ж... — министр неспешно подходит к нам.

Чурбанов поднимается и встает за шефом, а Брежнева наоборот, опять садится рядом со Щелоковой.

— Значит так, "эйзенштейны"... Вчера из посольства Италии поступило официальное обращение в наше Министерство культуры. Они хотят пригласить ансамбль "Красные звезды" к себе на музыкальный фестиваль. С вашей "Фичилитой"...

25.11.78, суббота, Москва (9 месяцев моего пребывания в СССР)

"За девять месяцев новая жизнь рождается... Вот у меня она тут уже и родилась... Новая. С полнейшей неизвестностью впереди...".

Я перехватываю убегающий Верин взгляд. Сколько же мы с ней уже не... "оставались наедине"? С конца октября. Почти месяц. То ли грустит, то ли обижается... Не могу понять.

"Некогда жить!" — я кисло ухмыляюсь, и пытаюсь не упустить из виду компании, на которые распался "общий стол" после полутора часов тостов и закусок.

Мы снова в "Праге". Мой первый день рождения "ТУТ". Пятнадцать лет! Сегодня "Зимний сад" ресторана в нашем эксклюзивном владении — Брежнева постаралась. Помощь Галины Леонидовны, по-правде говоря, переоценить решительно невозможно. По-моему, она вообще больше ничем не занимается кроме того, что решает ЛЮБЫЕ наши возникающие проблемы.

Я уже искренне считаю себя ей обязанным. Вначале несколько напрягался, опасаясь нетривиального внимания к моей персоне, а потом даже стыдно было за такие мысли. Немного...

Этот мой день рождения решили праздновать в Москве. Все планы на жизнь уже были связаны с этим городом, и поэтому такое решение на семейном совете показалось оптимальным. Вот бы ещё найти время вещи сюда перевезти — а то с декабря в новую школу идти, а из учебных принадлежностей только шариковый "Паркер", подаренный сегодня Клаймичем!

Подарков вообще кучу надарили... Все. И музыканты группы, и её солистки, и их родители, и мама с дедом, и Леха с Клаймичем... Даже "великий маклер" Эдель — и тот через Григория Давыдовича подарок передал ("отдариться надо будет не забыть")! И это не считая подарков от ВИП-гостей, ведь даже Щелоков приехал. Вон они, уединились в районе португальских олеандров — "мировые проблемы" обсуждают, чисто в мужской компании: министр с Чурбановым, дед с Клаймичем, да Верин папа с Альдониным.

Женщины сгруппировались около стола вокруг Розы Афанасьевны — та совершенно завладела вниманием и дочери Генсека, и жены министра, не говоря уж об остальных!

Солистки и музыканты во главе с Завадским сбились в кучу в другом конце сада, и в какой-то момент я остался в одиночестве.

"Прекрасный повод пойти освежиться..."

Я выбрался из удобного кресла и отправился в туалет.

Все туалеты "Праги" были подчинены единому правилу: чем выше этажом — тем круче! Никакой новомодной сантехники, или упаси Господи, какого-то импорта... Где руководство ресторана доставало унитазы и бачки времен дореволюционной России — оставалось только гадать, но на антресоли "Зимнего сада" уровень туалета "дорос" уже до изразцов и позолоты! Подобное клозетное великолепие в свое время я встречал только в старых лондонских отелях, и в московском ресторане "Пушкин".

Вдоволь насладившись "скромным обаянием золотого унитаза", я вымыл руки и сполоснул лицо. Шелест непривычных в "этой" Москве бумажных полотенец — и я выхожу в небольшой холл, разделяющий мужскую и женскую "приват-зоны".

"Опс! Сюрпрайз!"

Вера неуверенно улыбается и что-то спрашивает, но я уже не слушаю... Воровато оглянувшись, хватаю мою красавицу за руку, и молча тащу в только что покинутое туалетное великолепие.

...Ремонт студии наконец-то подошел к финишу! Начатый как "косметический", он разросся до сноса перегородок и перекладки полов, что серьезно огорчало и сроками, и сметой.

Учитывая, что большинство работ оплачивалось Клаймичем "мимо кассы", то это "мимо" приходилось на мою "кубышку". И еще великое благо, что красная вывеска на входной двери "МС МВД СССР" освобождала нас от гибельного любопытства ОБХСС и бдительных старушек.

Зато теперь на первом этаже у нас образовались сцена и танцевальный зал, раздевалки с душевыми, две большие комнаты под ателье, симпатичный холл со старым камином, оборудованный пост милицейской охраны, а также несколько подсобных помещений. А второй этаж пошел непосредственно под саму студию, репетиционную, большую гардеробную, кухню с небольшой столовой, и красивый кабинет-"переговорную".

Собственно, кабинетов было два: "переговорная" под общее пользование с Клаймичем, и "комната отдыха", в которой находились раскладывающийся диван, два кресла, цветной телевизор и журнальный столик, а также дверь в совмещенный санузел. На кой?! А вот хоть убей — не знаю! Приспичило "из будущего".

По поводу "переговорной" Клаймич не возражал — мои доводы о встречах с иностранными "коммерсами" и продюсерами, обсуждение гастролей и раздача интервью западным телекомпаниям его "улыбнули", но убедили. А вот с излишествами "комнаты отдыха" он пытался поспорить, но тут уж я просто тупо "продавил". Ладно, деньги есть — ума не надо...

Закупка многочисленной мебели, сантехники и отделочных материалов — отдельная эпопея, но тут на помощь пришла Брежнева. Дочь Генсека три дня моталась с Клаймичем по магазинам, договаривалась с директорами, созванивалась с заведующими баз, "решала" и "выбивала"...

Как подытожил измученный ремонтной нервотрепкой Клаймич: "Если бы не Галина Леонидовна, то мы бы еще только решетки на окна "варили" из обрезков ворованной арматуры".

Ну да... А так — первого декабря на окнах обоих этажей установили белые фигурные решетки, напоминающие "восходящее солнце" — и это явилось финальным аккордом, завершающим ремонт в нашем "Музыкальном доме".

К началу декабря мы с мамой уже окончательно перебрались в Москву на постоянное жительство.

Не обошлось конечно без слез, когда окончательно покидали ленинградскую квартиру. И не только женских... Дед тоже прослезился, вспомнив умершую бабушку: "Пятнадцать лет мы тут с Верочкой прожили... тебя вырастили" — и всхлипывая, они с мамой обнялись. Расстроенный этой сценой, я молча вышел в коридор.

Сам я никакой ностальгии и никаких переживаний не испытывал.

Во-первых, всё это я в своей жизни уже однажды проходил, хотя и на два с половиной года позже. Во-вторых, обстоятельства и перспективы сейчас совершенно другие. В-третьих, в выпотрошенном калькуляторе "Электроника Б3-21" надежно заныкан "артефакт" из будущего, почти приравнивающий меня Богу. В-четвертых... да, есть ещё "и в-четвертых" — пожалуй, самое главное и самое непредсказуемое. Для меня в том числе.

В-четвертых, это я сам. Я — который не то, что не тот ребенок, которым был в "прошлые" пятнадцать лет, а уже даже и не тот, кем стал по истечении полувека жизни. И если все это еще не проявилось в полной мере, то внутри уже вполне созрело — явить себя миру "во всей красе"...

"... и ГОРЕ "этому" миру", я так думаю.

* * *

— С этого дня, ребята... в вашем классе новый ученик! Зовут его Селезнев Виктор, он перешел к нам из ленинградской школы в связи с переездом в Москву...

Юлия Захаровна Ильинская — директор моей новой школы — внимательно оглядела молчащий класс:

— Некоторые из вас, возможно, про Виктора уже слышали... Витя человек творческий, и написал несколько популярных песен, которые исполняют наши известные певцы! Учится Виктор хорошо, так что, Марина Алексеевна, в вашем классе добавляется еще один хороший ученик...

Ильинская, и классный руководитель "моего" класса — Аксенова Марина Алексеевна — любезно улыбаются друг другу.

"Мдя... Другого типа публика в классе... в моем бы уже шушукались или комментировали бы директорскую речь... А тут молчат. Хотя, вон... глаза блестят от любопытства. Особенно у девчонок... Ниче так... пяток симпатичных мордашек сразу в глаза бросаются! Впрочем, не до них...".

Добавив еще несколько слов про общешкольные дела, директор пожелала мне удачи и покинула класс.

"Ну что ж, визит Щелоковой она отработала... Ну, как могла...".

Бразды правления в свои руки взяла "классная":

— Так, ребята! Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что мы рады видеть Витю в нашем классе — и надеюсь, что и ему будет приятно учиться два с половиной года в вашем дружном и спаянном коллективе!

"Бlя... Два с половиной года! Твою ж мать!!! Повеситься, а потом еще и застрелиться. Для надежности... Нет, только экстернат! Иначе я не выдержу...".

Однако всё время стояния перед классом я сохраняю безразличное выражение лица, и только киваю, когда ко мне обращаются.

И тут Марина... как ее?!... а! Алексеевна... не придумывает ничего умнее, как высказать пожелание:

— Витя, а может быть, ты сам что-нибудь расскажешь о себе, чтобы ребята лучше представляли себе нового одноклассника?!

"Угу... Я тут прибыл из нашего хренового будущего, вор, миллионер, выпиваю, интригую, имею взрослую любовницу, страдаю манией мессианства — и собираюсь СГНОИТЬ большинство таких как вы и ваши родители ... Обосритесь от ужаса, епть!".

— Хорошо... — моим "альдониным" голосом можно замораживать воду, — Я — мастер спорта по боксу, чемпион СССР среди юниоров... Впрочем, если меня не доставать, то это, наверное, несущественно...

И замолчал.

"Классная" не сразу находится, что сказать.

— Э... а... ну... Спорт это очень хорошо... У нас очень спортивная школа! Есть разные спортивные секции... И не только спортивные... правда, ребята? А... кроме спорта чем ты увлекаешься, какие книги, например, сейчас читаешь?!

— Заканчиваю читать "Возрождение"...

Я снова замолкаю.

— А о чем эта книга, кто автор? — не "въезжает" Аксенова.

— Брежнев. Леонид Ильич. Про восстановление Запорожстали и Днепрогэса после Великой Отечественной Войны.

Моё лицо сохраняет абсолютную невозмутимость.

— А... — "классная" поперхнулась, и срочно пытается исправлять ситуацию, — очень хорошее произведение! Очень сильное! Вы же помните, ребята, что мы уже обсуждали с вами на классном часе "Малую землю"... А скоро будем обязательно обсуждать и изучать "Возрождение" и "Целину"!

Она перевела дух, бросила на меня косой взгляд, и не удержалась:

— Только я и не знала, что эти замечательные произведения уже не только напечатаны в журнале "Новый мир", но и изданы как книги.

Я по-прежнему невозмутимо пожимаю плечами:

— Подарок автора...

"Классная" повержена, и только находит в себе силы пролепетать:

— Какой замечательный подарок... Хорошо, Витя... садись пожалуйста на любое свободное место...

Под внимательными взглядами одноклассников я прохожу к единственной пустой парте в конце класса, и устраиваюсь там в полном одиночестве.

"Не собираюсь тут ни с кем "дружить"! И учителя пусть опасаются связываться, и всевозможные "классные связи" сразу нахрен! И так уже сдурил в Ленинграде...".

Уровень преподавания в новой школе оказался заметно выше привычного мне. И как следствие, подготовку к урокам пришлось несколько изменить, но в целом училось мне здесь даже легче.

Преподавательский коллектив не требовал в ответе точного соответствия учебнику — нужно было просто показать общее понимание материала, а дальше можно было "выползать" на общей эрудиции. Если она, конечно, имелась. А большинство моих новых одноклассников видимой глупостью не страдали. Конечно было заметно, что кто-то посильнее, а кто-то слабее — но откровенно отстающих в классе не было.

Детей высокопоставленных отцов и дедушек сразу отличить тоже было невозможно — между собой все ученики общались на равных. И только фамилии, которые учителя называли вызывая к доске, иногда говорили сами за себя: "Долгих", "Замятина", "Никонов", "Байбакова"... Да, еще — черные "Волги" по утрам. Машины нет-нет, да и подвозили кого-то из ребят поближе к школе. Но даже они не то что не подъезжали к школьному крыльцу, но даже в школьный двор не осмеливались заезжать!

Свое общение с новыми одноклассниками я старался свести к минимуму. На уроках строил из себя "долбанутого гения" — то писал прямо на полях в тетради четверостишия из разных "будущих" песен, то сидел, с отрешенным видом уставившись в потолок, и на вопрос учителя отвечал только после его повтора. Короче, всячески создавал себе имидж "творца-индивидуалиста". А перемены старался проводить в традиционно пустующем коридоре около кабинета директора

Но план держать с одноклассниками дистанцию работал откровенно плохо. Пару дней меня еще сторонились, а потом... Потом "в атаку" пошли девчонки — приставали с надуманными вопросами на переменах, просили дать им кассеты с записями "моих" песен, или же просто садились со мной за одну парту — "ты же не против?".

Я, как мог, тщательно копировал холодную отстранённость Альдоны, но помогало так себе — то ли недостаточно хорошо копировал, то ли подростки были более "толстокожими", чем взрослые!

Но в целом, грех жаловаться... В школе я появлялся два-три раза в неделю, и несмотря на постоянный цейтнот, жизнь стала понемногу налаживаться.

Сумерки за окном сгустились, и превратились в почти непроглядную темноту... Селезневская улица, и так не слишком оживленная днем, к вечеру пустела почти полностью. Ветер лениво покачивал ветки голых деревьев, а редкие фонари своими размытыми желтыми пятнами высвечивали только сугробы и метущую поземку, завершая всю неприглядность наблюдаемого мною пейзажа.

Зябко передернув плечами, хотя в кабинете было вполне себе тепло, я поправил штору и отошёл от окна.

Скоро должен вернуться Леха, поехавший развозить по домам наших музыкантов. Он сегодня единственный трезвый человек в группе, все остальные "обмывали" отремонтированную Студию. На мероприятие приехал даже начальник ХОЗУ МВД генерал Калинин. Походил, посмотрел, понимающе похмыкал, и уважительно пожал руку Клаймичу...