Мне было грустно... Грустно и скучно. Нет, я конечно держал скорбную мину, подобающую обстоятельствам, но все эти попрёки отклика в моей душе не находили.

"Второй Димон... У него есть своя картина мира, лидерство уступать не умеет, да и с чего? Лично мне он ничем не обязан. Придется списывать в потери... и двигаться дальше. А жаль...".

Единственное, что меня на самом деле беспокоило, так это только реакция Лехи — тем более, что тот поначалу активно кивал головой под обличительный монолог Ретлуева. И кажется, был даже весьма не прочь физически выразить мне своё недовольство спонтанной "схваткой с алкоголиком"!

Но по мере увеличения перечня моих грехов и недостатков, физиономия "мамонта" стала приобретать все более угрюмое выражение, а взгляд, перемещавшийся с разошедшегося "обличителя" на меня и обратно, уткнулся в пол.

Кто знает... Может, в другой ситуации я и попытался бы оправдаться — тем более, доводов было "выше крыши". Ретлуев в запале уже валил все "до кучи", и с логикой распрощался почти полностью. А может, даже в ответ перечислил бы "горячему южному человеку" все его "косяки", начиная с основного, когда он на моём горбу захотел выиграть подростковое первенство города, до истории с генералом "Онанистом".

Но сейчас — чем впустую тешить свое самолюбие в пустопорожних "прениях", важно было выйти из этой ситуации максимально выигрышно. В глазах Лехи...

Терять "мамонта" я не собирался! Привык.

Наконец капитан выдохся...

"Высказал, что хотел... На всяческих собраниях такие молчат уже плотно, а в межличностных отношениях пока высказываются. Для меня — странно, а для этого времени — ПОКА нет. Хотя, ведь он сейчас своё внеочередное "майорство" ПРОГОВОРИЛ, а все равно...".

В наступившей тишине я поднялся, голос звучит глухо — как и планировал:

— Ильяс Муталимович... Мне жаль, что я так Вас разочаровал. В любом случае, большое Вам спасибо за все, что для меня сделали. Я буду всегда это помнить...

Взглядом с Ретлуевым я стараюсь не встречаться, хотя и чувствую, как капитан буравит меня своими глазами из-под густых бровей.

Разворачиваюсь спиной и делаю шаг к двери.

— И этот твой спектакль на меня значения не производит, да!

"Угу... "значения" на него не производит! Филолог горный...".

Уже от дверей, не оборачиваясь, "выдавливаю":

— Всего Вам хорошего, Ильяс Муталимович...

Всю дорогу ехали молча.

Леха за мной вышел не сразу, минут через десять. О чем они там говорили — не знаю, "мамонт" лишь хлопнул меня по плечу и коротко спросил "— Едем? ".

Вот и едем. В "Гавань". Проведать мои сокровища "Монте-Кристо".

Во время переезда в Москву удалось взять с собой лишь небольшую сумку с пачками сторублевок, да верный маленький "маузер-верке" с запасной обоймой. Первоначальный план — все перевезти в Москву на эмвэдэшном грузовике — был хорош, но оказался неосуществим технически. Незаметно загрузить и разгрузить восемь тяжелых сумок оказалось совершенно нереально.

Душа за брошенные сокровища болела, а "жаба" в груди, от беспокойства за них, стенала и билась в истерике! Мы неоднократно обсуждали эту тему с "большим братом", но съездить в Питер у меня в сложившемся графике реальной возможности не было.

Леха предлагал поездить в одиночку и постепенно все перевезти, но я был категорически против — слишком велик риск. И если от милиции еще был шанс просто "отболтаться", то как бы "мамонт" себя повел, если его вычислили бы "криминальные элементы" — большой вопрос... Скорее всего, попытался бы просто "отмахаться". А значит, в следующий раз я мог увидеть Леху уже на опознании в морге.

— А ты их сразу шмалять начнешь?! — насмешливо поинтересовался "мамонт" в ответ на мои опасения.

— Да... — совершенно просто ответил я.

Леха некоторое время пристально смотрел, а затем молча отвел глаза.

Впрочем, до последнего времени сокровища и спрятать-то было некуда! Хранить в Студии было бы подлинным самоубийством — любой из членов группы ползал по зданию, как по своей собственности. Дома? Даже не смешно. На съемной квартире — ещё... "не смешнее".

И лишь совсем недавно в гаражном кооперативе — неподалеку от дома, где Леха хранил свой "Москвич" — одна вдова начала распродавать автомобильное имущество покойного супруга.

На поюзанный "Запорожец" мы не претендовали, и его купил какой-то высокий нескладный очкарик — а вот капитальный гараж перекупили. Новый владелец "Запорожца" только горестно вздохнул, но накинутые Лехой сверх установленной вдовой цены пять сотен безоговорочно решили вопрос в нашу пользу.

Тоже вариант не очень... Понимаю. Но другого не было вообще. Решили с Лехой под тайник вырыть яму в углу гаража, а сверху поставить ящики с картофелем! Уж лучше так, чем держать золото и оружие за 750 километров. А то и надо будет — а не дотянешься...

...Митрич аж прослезился при встрече! Славному старику был вручен наскоро купленный по дороге презент — бутылка дагестанского коньяка, пара лимонов и шоколадно-вафельный торт "Полет". Однако когда мы увидели, что от снега расчищена не только дорожка, ведущая к нашему ангару, но и крыша двухэтажного строения, а над входной дверью ярко горит лампочка — то хрустящая сторублевка без сожаления стала нашей искренней добавкой к дежурному подарку!

До "Красной стрелы" было еще много времени, проплаченный таксист дисциплинированно ждал у ворот пирса, и мы, убедившись, что все "сокровища" целы, спокойно приняли настойчивые приглашения Митрича "к самовару".

Общительный старикан, обделенный на общение из-за сезонного малолюдья, взахлеб пересказывал нам новости и сплетни "местного масштаба". Они с Лехой опрокинули по паре рюмашек коньяка, и "большой брат" с добродушной улыбкой внимал "занимательной истории" про то, как:

— ...А главный инжанер-то наш! Ну, вы его видали... Каков фрухт! Уж на что жану свою боится, а тут привез... Говорит, коллега моя, Митрич! Хочу лодку ей свою показать... Ха-ха! Часа два ПОКАЗЫВАЛ!

Старикан заливисто смеётся, хлопая себя ладонями по коленям, и с явным одобрением резюмирует:

— А мне-то что?! Пусть "показывает", пока может! Я бы ей тоже не отказал показать, трохи помоложе был бы! Ха-ха!

Мы тоже смеемся.

"Кстати — "Виагру", что ли, "изобрести"?! Надо поискать в интернете инфу. Может, и реально... И деда порадовал бы! И Митричу завез бы упаковку... Сам не успел дожить до "полшестого", но могу представить, каково это — осознать, что ты больше не мужик... Мдя... Хм... Да и денег немерено срублю! Мдя!".

И снова столь умиротворяющий меня стук колес. Всполошенные тени мечутся по стенам нашего СВ.

КГБ... КГБ... КГБ... — выстукивают колеса. Но звучит эта зловещая аббревиатура сейчас почему-то совершенно безобидно.

"Что ж, за добрые дела и правда иногда воздается. Кто б мог подумать... Вон — сама тётя Нина промолчала, а Ирка рассказала... Хотя, похоже, обычная проверка перед выездом в капстрану. Не знаю, как она должна проходить, эта "обычная проверка" — надо воспоминания в интернете поискать — но то, что Ирина рассказала... именно на "обычную проверку" и похоже! Стандартные вопросы: как жила семья Селезневых, какие отношения у сына с матерью, а с соседями, как оба отзывались о государстве и партии... Конечно, напрягает копание в "давно ли у парня талант к музыке и языкам прорезался"? Но на этот вопрос, если моя симпатичная соседка не придумывает, то её мама очень удачно вспомнила, как я частенько "тренькал" на пианино, а с ней здоровался на лестнице по-английски! Хм... И было-то, по-моему, один раз в шутку, а смотри ж ты...".

На соседнем месте сладко сопит Леха, под нашими полками надежно покоятся четыре объемные сумки с килограммами банкнот, золота и патронов. Под моей подушкой лежит с трудом оттертый от смазки ТТ. Впрочем, под Лехиной тоже.

Мерный стук колес...

Глаза закрываются сами.

Утром, по возвращению в Москву, я не сделал даже попытки попасть в школу...

Позавчера Леха специально заранее припарковал наш "Москвич" на Комсомольской площади — вызывать авто из гаража МВД или везти "сокровища" на такси нам показалось перебором. А вот без носильщика, как и в Ленинграде, не обошлось: четыре сумки и свежекупленный чемодан для "шпильмановского" барахла, плюс костюм, который приходилось нести чуть ли не на вытянутой руке. Милиции на перроне не было вообще, урки нас тоже проигнорировали, агенты КГБ из-за урн не выглядывали, и все наши переживания остались беспочвенными...

Хотя переоформление документов в гаражном кооперативе еще не прошло, но ключи бывшая хозяйка сразу отдала Лехе в обмен на деньги, да и замки "мамонт" уже поменял. Поэтому кое-как замаскировав бесценные сумки лысой резиной, оставшейся от "Запорожца", мы сразу поехали в Студию...

...Новый ПАЗик, пусть и с "милицейской" серией "МКМ", но хоть без ведомственной раскраски, доставил всю нашу гоп-компанию в киноконцертную студию "Останкино" и сейчас грел мотором сам себя где-то на полупустой служебной стоянке.

Всё по традиции... Репетиция обязательна для всех, кроме "мэтров". Отрабатывается заглавный выход участников, поклоны, расстановка на сцене, музыкальные "отсечки" оркестра и вступительные "подводки" ведущих — Маслякова и Жильцовой.

Светлана Жильцова меня оставила равнодушным как с "исторической" точки зрения, так и... с чисто мужской. А вот "бессменного ведущего" КВН я порассматривал с интересом.

Есть такие редкие типажи, что со временем почти не меняются. Конечно, сейчас морщины пореже (а если быть точным — их почти нет!), вес поменьше, но в целом, и через сорок(!) лет Масляков будет оставаться все таким же... "масляным". Круглое как блин лицо, и масляная улыбка сверху. Зато сколько плохо скрываемого высокомерия за кулисами... Но ровно до момента, пока к нему не обращается кто-то из "равных". Тогда лицо "папы КВН-на" снова заливает здоровая порция "масла" — неискреннего и неприятного.

Странно. В "прошлой" жизни я хоть и не был фанатом Маслякова, но относился к нему вполне лояльно. Он прочно ассоциировался у меня со студенческим весельем и остроумными шутками. А сейчас вызывает прямо острую неприязнь.

Проблема послезнания? Но ничего криминального я за Масляковым вспомнить не мог. Конечно, ходили какие-то слухи, но про кого их не было?! "Монетизация" юмора? Даже не грех... Все зарабатывают на жизнь, как могут.

Я мысленно пожал плечами, и еще раз отметил для себя аляповатый галстук ведущего, совершенно не подходящий под его некрасивый серый костюм.

"Впрочем, у Жильцовой платье еще бездарнее. Наши девицы тут станут верхом элегантности и вкуса! Правильно, что мы не потащили их наряды на репетицию — сюрпрайзом будет...".

Режиссер концерта, руководивший репетицией, являл собой очередного деятеля искусств "типичный наружности". Впрочем, не только режиссер. Пока ехали в Останкино, Клаймич как раз рассказал в автобусе очень жизненный анекдот:

— Конферансье торжественно объявляет:

— Дорогие зрители! Начинаем эстрадный концерт! Перед вами выступят именитые певцы, знаменитые скрипачи, замечательные танцоры, лучшие юмористы...

Голос из зала:

— А можно сегодня без евреев?

— Можно. Но тогда концерт окончен!

Все посмеялись. Громче других наши музыканты — Глеб, Владимир, Михаил и Борис. Понятно, что и про них анекдотец... Впрочем, по поводу Глеба не уверен, а с остальными "к гадалке не ходи".

Что-то я сегодня критично настроен... Но такое количество певцов, композиторов, поэтов и музыкантов в одном месте — прямо таки наглядная иллюстрация клаймичевского анекдота. С музыкантами хотя бы все ясно, а вот зачем тут все эти поэты и композиторы — для меня непонятно. Им-то не выступать.

Вся эта братия находится в непрерывном броуновском движении: они постоянно передвигаются, приветствуют друг друга, обнимаются, лобзаются, лицемерно улыбаются и участливо заглядывают друг другу в глаза. Они сбиваются в тесные кучки и что-то шепчут на ухо своему визави, тихонько смеются и нежно держатся за руки. Их лица, оживленные и полные благожелательности в один момент, неожиданно тускнеют и замирают как посмертные маски, когда они поворачиваются друг к другу спиной, и снова начинают лучиться жизнью и добротой, когда глаза находят очередного собеседника.

"Мерзкие шакалы... Слишком трусливые и подлые, чтобы решиться на что-то, пока Союз жив — но обгадившие и духовно изнасиловавшие всё, когда он испустил свой последний вздох. Бесполезная и лживая "прослойка"... и дело не в национальности... а в сути...".

— Лицо сделай попрощее... — Альдона, незаметно подошедшая в тот угол зала, где я предавался мизантропии, смотрит в сторону, но обращается ко мне, — Заа что ты так возненавидел окружающиих?!

— А тебе они внушают добрые чувства? — я даже не пытаюсь спорить с очевидным.

Девушка наводит на меня синий прицел глаз и еле слышно хмыкает.

— Так зачем ты саам так активно сюдаа лезешь?

Ответно утыкаюсь в неё взглядом, и как можно весомее чеканю:

— Уж не затем, чтоб стать таким же.

— А зачеем? — прибалтка намеренно не отводит глаз.

— Преждевременный разговор... И вообще, тебе все показалось! — и я дурашливо улыбаюсь.

К моему удивлению, "Снежная королева" принимает это без возражений, только ещё раз хмыкает и отворачивается к сцене.

— У меня тут нарисовалась проблема... — говорю ей в спину.

Чуть заметное движение плеч демонстрирует, что меня слушают.

— Остался без тренера... Непосредственно в боксе — обойдусь... Леха поможет ( "А скорее, Айфон!"), а вот в "физике" — скорости, выносливости и реакции — мне нужна твоя помощь.

Блондинка снова разворачивается ко мне:

— Вроде не дураак... Значит понимаеешь, насколько бокс отличаетсяя от того, что знаю яя?

Подождав и убедившись, что ответа не последует, она все же согласно кивает:

— Хорошо...

И поднимает руку в ответ на призывные жесты Клаймича.

...И снова самолет, и снова "стюардесса по имени Жанна"! Вот только впервые дневной рейс...

Крылатая машина уносит из "Пулково" в Москву новоиспеченного "Лауреата премии Ленинградского комсомола". И такая премия, оказывается, есть!

Подарок Романова... Уверен. Почему? Да потому, что он сам так сказал! Ха-ха! Ну, или почти так...

К телефону меня вчера вызвали прямо с репетиции, и сегодня, ранним стылым утром, я снова спускаюсь по трапу на промерзлую невскую землю. Точнее, мы спускаемся. С Лехой...

Ровно в десять ноль-ноль Жулебин, помощник Романова, завел меня в огромный кабинет к своему шефу — "поздороваться". А уже через пятнадцать минут я, ведомый Виктором Михайловичем, шествовал по длинным внутренним переходам прямиком в Смольный собор, поскольку именно там и находился Ленинградский обком ВЛКСМ. А кабинет первого секретаря вообще расположился прямо под крестом часовни!

Его хозяин — Александр Колякин, предшественник пресловутой "Вальки", которая "стакан" — встречает нас еще в приемной:

— Здравствуй, Виктор! — он крепко стискивает мою руку (ну, пытается...), — Рад... Искренне рад с тобой познакомиться! Я под твои "Ленин, Партия, Комсомол" и ладони отбил, и голос сорвал! И не я один! Что говорить... на областном Пленуме твою кандидатуру поддержали единогласно! Пойдемте в кабинет, товарищи...