Вернулась поздно вечером. Весьма довольная. Пробраться через КПП невозможно. Хотя берег охраняется кое-как. Будь М. С. одна она бы уже была на той стороне. Но возле города базируется батальон амфибий (зачем он понадобился на этой не бог весть какой речке) и пьяная или не очень солдатня на машинах частенько наведывается в город. И значит, скоро одной из машин суждено переменить хозяина. С утра этим и займёмся. Благо в городке преизрядное количество питейных заведений. А в соседнем городе один из немногих заводов, которые при этой власти работают на полную мощность — ликероводочный. Так что в городе нет ни малейших проблем со спиртным. Оно по нынешним временам даже дёшево. Да и качество приличное. Зато прочих проблем масса. Большой завод стоит, мужики от тоски неуклонно спиваются. Да торгуют всем, что можно стащить. А деньги — на выпивку. На базаре властвуют перекупщики. Мусора везде груды, а у административных зданий стоят дорогущие машины. Кое-где уже заметны строящиеся особняки этих же деятелей. А здания вроде школы, почты и больницы явно уже давно не ремонтировались. Ну, демократия блин, во всей красе. Однажды она уже видала нечто подобное. И здесь было то же самое. Уроды везде одинаковые.
-Сидите здесь, и ждите меня — сказала М. С. Марине и Эрии.
-Куда ты пойдёшь? — испуганно спросила Марина
М. С. хитро прищурилась.
-В кабак.
Вид у неё соответствующий. Сейчас её вряд ли бы узнает даже Бестия, а уж она-то по части грима ас. Рыжие волосы, бесцветные из-за контактных линз глаза, почти рабочий костюм женщины работающей где-нибудь на стройке. По должности — что-то вроде прораба. Лицо — как у алкоголички, но ещё относительно симпатичное. В общем, если мужик не сильно пьян, с такой он посидеть не откажется, тем более, если она ещё и наливать будет. А народ в этих краях частенько такой живет, что за водку, как говориться, мать родную продадут. А новые хозяева жизни из местных отстраивали особняки и дачи. Так что подобный субъект вполне мог у кого-нибудь из них быть прорабом. К тому же, в этом городе кроме как на стройке работать было и негде. Не в самооборону же идти, да и мест там мало. А в лес податься не у каждого духа хватит. А единственный крупный завод после прихода новой власти закрылся.
-А вы двое. Вон там скамейку видите? Крутитесь где-нибудь вокруг неё и не теряйте меня из виду. Внутрь я не пойду. Те, кто мне нужны — на улице.
Ещё довольно рано, и никто из клиентов заведения не находится под столом. М. С. не слишком твёрдым шагом направляется к столику, где сидит нужная ей кампания.
Как показалось Марине, взаимопонимание было достигнуто довольно быстро. Для М. С. притащили ещё один стул, служитель принёс ещё пару бутылок и закуски. И вскоре кампания уже ржала над какими-то шуточками М. С..
А потом она ржет вместе с ними над шуточкой одного из собутыльников. Потом служитель притащил ещё одну бутылку. Потом ещё. И кто-то из этой кампании уткнулся лицом в тарелку. Вскоре ещё один встал, и шатаясь почти с амплитудой градусов в сорок пять, направился к выходу. Дойти — дошёл, но почти сразу и свалился. Вслед за ним поднялась и М. С.. Её шатало так, что она сразу же повалилась на одного из сидевших за столом. Её оттолкнули, она с трудом, но смогла принять вертикальное положение. И почти сразу повалилась на второго. Тот был вовсе не против, чтобы она висела у него на шее, только желательно, в какой-нибудь другой позе. Но против этого возражала уже сама М. С., и раскатисто хохотнув, шатаясь тоже отправилась к выходу. Очевидно, все ждали, что повалится. Однако, дошла до покосившегося забора и оперлась на него.
Сидевшие неподалеку на скамейке две какие-то девчонки едва взглянули на пьянющую бабу— только их и видели. Это-то видать пострашнее уличных сорванцов будет.
От матери страшно несёт перегаром, но Марина замечает абсолютно осмысленный взгляд.
Сквозь зубы она прошипела.
-К машине. Ключи у меня.
Марина и Эрия заторопились к амфибии.
М. С. же буквально поползла вдоль забора. Она совершенно не пьяна. Но любой другой человек от такого количества дешёвой водки уже давно бы отправился пересчитывать окрестные столбы. Амфибия стоит на другой стороне улицы. Марина и Эрия уже за ней прячутся. М. С. шатаясь с показным трудом добралась до неё и опёрлась о борт.
От кабака кто-то крикнул:
-Эй, пьянь, отойди от машины.
М. С. отпрянула. Попыталась помахать рукой. Потом её снова качнуло. И вдруг, схватившись рукой за борт, она резко перемахивает на место водителя.
-В машину. Быстро! — крикнула она.
Мотор завёлся сразу. У распивочной ещё ничего не поняли. Марина залезла в машину первой, Эрию пришлось втаскивать. Машина рванулась с места.
-Банзай!— орёт М. С.— всё-таки при всём нашем бардаке на качество местного самогона грех жаловаться.
Что творится в этот момент у кабака, совершенно наплевать.
Столб пыли, только амфибию и видели. Водитель, у которого М. С. стащила ключи, за то время, пока она добиралась до машины, успел уже свалиться под стол. А владелец заведения решил, что ''солдатики'' сами дали ключи, чтобы покататься. И вообще, не его дело, с какими бабами самоборонщики набираются. Его дело — лишь бы платили, а со своим начальством они пусть сами за разбитую машину разбираются. Небось, не маленькие.
-У них каски на сиденье валяются, наденьте себе и мне — кричит М. С. Марине. Машина мчится по городку, поднимая столб пыли и распугивая бродячих собак. Каску она застегнула сама.
-Ложитесь и не вздумайте высовываться. На реке, возможно будут стрелять.
Они обе уже привыкли сразу же выполнять любое подобное требование. От этого иногда зависела их жизнь, они знают.
Машина проскочила почти весь городок, тревога поднялась только на окраине. Выезд из города преграждал шлагбаум, а амфибия своим почти корабельным носом, его попросту снесла. Часовой выстрелил вдогонку, из отделения выскочило несколько самоборонщиков. Что они там предпримут — да как-то времени нет разбираться.
Кажется, в погоню увязался мотоцикл и грузовик. А дорога-то не мощеная. И пыль столбом. Приятной погони!
Машина резко свернула к реке. У берега возились ребятишки. Кажется, М. С. никого из них не задавила. Она сбросила давление в шинах, и машина легко вошла в воду. За кормой поднялся бурун.
А мотоцикл не справился с управлением и влетел в речку. Грузовик чуть не опрокинулся, из него выскочили несколько человек. Далеко не все из них догадались прихватить с собой винтовки. Захлопали выстрелы. Ну-ну. Стрельба по движущейся мишени с пьяных глаз — экстремальный вид спорта.
М. С. куда больше интересовало, что творится на другом берегу. Ибо кустарник в одном месте растет так удачно, что она обязательно бы поставила там пулемёт. А то и два. А ну как там тоже нажравшиеся и врежут по пьяни. А судьба Чапаева вовсе не прельщает.
Не врезали.
Машина легко выходит на берег. Далее события развиваются, как в скверной оперетте. Не проехали и десятка метров, как кустов выскакивают двое солдат с офицером и у всех троих автоматы наизготовку. Пулемётик в кустах всё-таки есть. Отрадно.
Они направили оружие на М. С..
-Выходи из машины.
-Здорово, десятая дивизия, давненько не виделись.
Офицер как— то странно смотрит на неё. Какая-то алкоголичка, а читает нашивки на рукавах, а в них даже офицеры иногда путаются. И амфибию водит. А на границе неспокойно. Тут что-то не всё так просто, как кажется. Он спросил.
-Что, перебежчик.
-Угу. Скучно вот стало в демократическом раю, решила посмотреть, что тут у вас твориться. Офицер я. Чёрный.
У амфибии довольно высокие борта, и лежащих на заднем сиденье не видно. Но один из солдат услышал какой-тот шум.
-Эй, сколько вас там, вылазьте.
М. С. и бровью не повела, а солдаты несколько удивились.
-Ваши?
-Мои. В машине, в сумке оружие, у меня пистолет, у них у обоих тоже.
Солдат полез в машину. Пистолет М. С. сама отдает лейтенанту.
-Давайте меня к вашему командиру. Я птица важная. Ждать не люблю.
-Имя и звание.
М. С. вынула из глаз контактные линзы и сказала.
-Глазами нежными в глаза мне посмотри. Может и сам догадаешься.
Лейтенант присмотрелся. Побледнел. И крикнул одному из солдат.
-Заводи машину! Её в город! Быстро! К генералу! Поступаешь в её распоряжение!
-Но...
-Вы-пал-нять!!!
-Поехали — с усмешкой сказала М. С., забираясь на место рядом с водительским.
Машина скрылась из виду. У лейтенанта вид— словно приведение увидел.
-Товарищ лейтенант, разрешите обратиться.
Тот кивнул.
-Кто это была? Я что-то не разобрал.
-Сама...
-Хозяйка?
-Да...
Лицо солдата несколько вытянулось.
-Слухи о моей смерти оказались сильно преувеличенными — так начала М. С. своё первое после ''воскрешения'' телеобращение. Говорить она в принципе могла о чём угодно. Важен был сам факт, что выступает именно она. Живая, здоровая и нахальная. Сенсация само её появление в эфире. Сенсация, да ещё и какая! Вещание каналов, подконтрольных Чёрным Саргоновцам не охватывало всей страны. И в приграничных районах демократы усиленно глушили сигналы.
Свобода слова по демократически — свобода обливать грязью недавнее прошлое, и естественно, лучшее время в эфире и первые полосы в газетах — людям с правильными убеждениями.
Но демократам не могло прийти в голову глушить зарубежные каналы. Как же, голоса свободного мира! За рубежом М. С. не очень-то любили, но есть сенсация — есть тираж. А тут сенсация, да ещё какая! Злодей номер один в прямом эфире. Так что полстраны увидело и услышало М. С. за счёт СМИ Мирренской империи. А другая половина всё-таки увидела и услышала её по каналам Чёрных Саргоновцев. Их пытались глушить, но действие, как известно, рождает противодействие. А специалисты по радиоэлектронной борьбе у саргоновцев неплохие. И аппаратуры хватает.
Впрочем, для тех, кто не слышал, выступление напечатали во всех подпольных газетах. А их немало.
Адекватнее всех отреагировали на выступление М. С. в новой безопасности, сразу же начав аресты легальных Чёрных. Начать оно конечно, легко. Закончить оказалось значительно сложнее. Почти все Чёрные куда-то делись. Взяли и делись, и контактного телефона не оставили.
Бестия, естественно, в очередной раз испарилась, и никто не сомневался — больше не объявится. По крайней мере в пределах досягаемости новой безопасности. Дома у неё вновь учинили обыск. Нашли только несколько демонстративно насыпанных кучек пепла. И один листок бумаги с текстом '' Мой герб пантера — тоже кошка, и любит гулять сама по себе. Мяу!'', а снизу, дабы никто в авторстве не сомневался, перстень главы дома Ягров приложен.
Сколько шифровальщиков искало смысл в этой бессмыслице — истории осталось неизвестно.
Задержать приказали и Софи. И пусть император матерится сколько угодно. Хватит с нас издевательских шуточек на суде в исполнении этой полупьяной красотки.
Загородный дворец оказался пустым. К дверям одного из залов приколот листок. На нём — изображение кисти руки, большой палец просунут между средним и указательным. Внизу — подпись непонятным шрифтом. Определили — кириллица. Даже смогли прочесть, однако смысл фразы из двух слов остался непонятым. Надпись гласит ''Накося выкуси''.
Дней десять спустя в эфире вновь зазвучало: ''Я Катти Сарк''. А вскоре и направился к земле вспоротый очередями бомбардировщик. Бесшабашная ведьмочка вновь на помеле. И вряд ли кому удастся прервать её полёт.
Мирренскую армию ещё никто не называл слабой. Однако, сокрушить военную машину грэдов она оказалась не в силах. А вот деятельность Грэдского Института — ведущего подразделения министерства пропаганды оказалась куда эффективнее. Последние события тому подтверждения. Радио и телевиденье страшное оружие. Не слишком много видов вооружение с такой эффективностью разрушающих мозги потенциальных противников! Массивную пропагандистскую атаку куда сложнее отбить, чем атаку всех мирренских ''Драконов''. Тут одной силой не справишься. А грэдское министерство пропаганды отбивалось довольно вяло. И бездарно. За время войны народы подустали от выкрутасов своей пропаганды, но с интересом слушали чужую.
Слушать-то слушали, а вот мирренские солдаты на улицах грэдских городов чувствовали себя весьма неуютно. Приемы-то в честь спасителей организовывала в основном интеллигенция.
В южных городах где надо и не надо принялись вывешивать мирренские гербы, а также портреты Тима и Кроттета (последнего — в траурном крепе). Энтузиазма не вызвало. Уничтожение мирренской символики на юге стало чуть ли не новым видом спорта. По этому поводу состоялся даже официальный запрос по дипломатическим каналам.
Ответ последовал в виде спешно принятого Закона об оскорблении представителей дружественных держав, а так же их символов. Виновные должны были подвергаться тюремному заключению на срок до пяти лет, а так же крупному денежному штрафу.
Но с реализацией закона возникли серьёзные проблемы по причине слишком большого (чуть ли не сто миллионов человек) числа потенциальных обвиняемых.
Миррены и всё мирренское в последние несколько лет стали вызывать куда большее раздражение среди большей части населения, чем даже во время войны с ними.
И раньше на заборах не появлялись в изобилии надписи ''Индроки — козлы!''. И не кричали в спину, а то и в лицо любому, похожему или одетому как миррен ''Индрок — домой''. Вообще, раньше крайне редко употребляли слово ''Индроки'' — презрительное прозвище мирренов. А сейчас же это словечко в адрес мирренов стало одним из самых употребительных. Особенно на заборах.
Никто не может объяснить, откуда взялось это слово, но все знают — оно очень оскорбительное.
К своему закону демократы даже пункт приписали о запрете на слово ''Индрок'', и большом штрафе за использование в общественных местах. Результат возымело — прямо обратный.
Туповатый генерал МВД даже фразой про индроков прославился : Что бы я арестовывал за индроков? Да они что все сами индроки? А штрафы пусть только индроки собрать попробуют — мы их тоже оштрафуем — как индроков.
Так никто и не узнал, куда потом генерал пропал: то ли случай несчастный с ним произошёл, то ли на север сбежал.
Глава 4.
Большей проблемой были не бои, а снабжение наступающих частей. И переговоры. Бесконечные переговоры со всякими политическими центрами, народными правительствами, революционными комитетами, комитетами бывших членов парламента и прочими организациями (по составу зачастую не отличавшимися от банд). Передать тот город, пропустить войска там-то, позволить ввести гарнизон туда-то. Эти два месяца потом назовут ''Ползучей войной''.
Глухое брожение в тылах. Озлобленный и разочаровавшийся во всех и вся, народ, откровенно саботирует любые мероприятия любой власти.
Части тают в боях, остаются в гарнизонах, охраняют коммуникации. На фронте все меньше и меньше солдат. Мобилизованные (неважно, какой из сторон) массово дезертируют. Ладно, хоть некоторые становятся черно-зелеными, и не препятствуют передвижениям войск.
