Игра сэра Валентайна

В комнату неслышно скользнул слуга, и что-то прошептал на ухо Кемалю ар Тайану. От услышанного у пятисотника ени-чери дернулся уголок губ, однако в остальном он ничуть не выдал своих эмоций.

— Что-то серьезное? — поинтересовался Фулдазерех.

— Какой-то пехлеван с парой подручных разгромил харчевню "Лед и пламя" у ворот Холодного квартала. — ответил ар Тайан. — Там начался пожар, потом какие-то мерзавцы устроили погром и грабежи соседних лавок, пошли драки, которые вылились в полномасштабный бунт. Даруге и его люди не справляются. Аламас-хан просит помощи у гарнизона и гвардии.

— Плохо дело. — вздохнул Исмаль-паша. — Хуже нет, чем воевать со своим народом. Что Гемаль?

— Трясется от страха в серале. — пожал плечами Кемаль-рейс.

— Вот и хорошо. — командир ени-чери поставил пиалу с недопитым чаем на столик, встал, и потянулся. — Поднимай всех по тревоге, пойдем разгонять бунтарей. Всех предупреди особо, чтоб воли себе не давали. Гарнизон под шумок тоже будет насиловать и грабить, а мы... Очень хорошо будет, если наутро весь Аксар будет судачить о милосердном принце Арслане, не допустившем одним своим присутствием резни со стороны жутких ени-чери. Да и остальных мародеров окоротивший. Завтра, в Диване, это будет не последний козырь. Вернее, уже сегодня.

— Ну ты и змий. — восхищенно произнес принц и покачал головой.

— Змий я буду, если мы под шумок Топкапы под свой контроль возьмем. Или хотя бы коллекцию тер Гийюна захватим. — ответил сердар. — Но, это вряд ли.

* * *

Султанша Фируза-ханум, старшая жена султана Джимшала и мать принца Гемаля, возлежала на подушках одетая по-домашнему, в атласный енсиз с бургерами, газовые шальвары и обутая в коты. Сложная прическа была увенчана эгретом, тонкие руки украшали многочисленные браслеты, а длинную шею — жемчужное ожерелье.

Такое одеяние одновременно подчеркивало и неофициальность приема, что избавляло от строгого и неукоснительного соблюдения этикета, и указывало на малозначимость посетителя, что било по самолюбию сэра Максимилиана.

"Ну, верно, кто я такой для нее? — про себя язвительно усмехнулся Годриг, вдыхая наполненный ароматами духов и благовоний воздух. — Очередной северный купчишка, маленький человечек".

— Я, недостойный, счастлив приветствовать старшую и любимейшую супругу солнцеликого султана. — склонился аазурец в низком поклоне. — Даже на родине я много слышал о джанини Фирузе, но слухи о красоте повелительницы меркнут перед сиянием истины. Можно лишь порадоваться, что в просвещенном Имладоне не придерживаются варварского обычая Бара-Бара скрывать лицо женщин, а самих их прятать от окружающих.

Сказать по чести, ничего такого уж особо соблазнительного благородный Годриг, любивший женщин крупных, дебелых, что называется — "в теле", в султанше не видел. Маленькая, миниатюрная, смуглая, чернявая пери, с жесткими губами властной избалованной самодурки, чем-то она напоминала сэру Максимилиану его собственную люто любимую жену, отчего казалась привлекательной еще меньше.

На самом деле, пери и люди различаются не так уж сильно, как принято считать. Ну, гораздо более острое и вытянутое лицо, маленькие заостренные ушки, восемь клыков вместо четырех, иное количество зубов, вот и все, пожалуй, если не считать заметно более крупные, чем у людей, глаза. О, в этих огромных, томных, влажных очах султанши, обрамленных густыми ресницами, и впрямь можно было утонуть. Именно ими она некогда и сразила молодого принца Джимшала, посещавшего с дипломатическим визитом Даште Сафа. Впрочем, на многоопытного сотрудника Неявной Дружины ни такие, ни гораздо более зовущие взгляды давно не действовали, если только он сам этого не позволял.

— Мы рады приветствовать досточтимого Хайнриха в нашем скромном жилище. — султанша чуть шевельнула головой, обозначая кивок. — Легок ли был путь почтенного до Аксара?

— Он словно выстлан был имладонскими коврами, госпожа. — тут Годриг душой не покривил. В свое время, получив назначение в имладонскую резидентуру, он добирался сюда весело, с кутежами, пьянками в придорожных кабаках, длительными посещениями борделей и участием в одном рыцарском турнире, где сэра Максимилиана ссадили с коня уже на третьем круге. В посольстве Аазура Годрига, очень грамотно и аккуратно, из запоя выводил сам посол. — Позволено ли мне будет преподнести сиятельной госпоже скромный подарок от лица нашего торгового дома?

— Подарок, это радость для дарящего. — безучастно ответила султанша. — А призвание любой настоящей женщины, будь она женой султана или презренного башмачника, это вселять радость в сердце мужчины.

Сэр Максимилиан щелкнул пальцами, и молчаливый слуга-тысячеградец (контора почтенного Руджеро ай-Нияза, слуги, прислужники, лакеи, двенадцать таньга в час. Лучшие слуги для любой ситуации, и только у нас!) внес в комнату ларчик, с поклоном к хозяйке, а затем и к нанимателю, поставил его подле аазурца, снова отвесил поклоны, теперь в обратном порядке, и удалился за занавеси у входа, пятясь задом. Благородный Годриг, в свою очередь, открыл ларчик, извлек из него бархатный футляр, приблизился к султанше на максимально допустимое расстояние в пять шагов и с поклоном положил его на пол.

Одна из служанок Фирузы ханум, словно мотылек от порыва ветра, сорвалась с места, открыла футляр и, согнувшись в глубоком почтительном поклоне, вложила его в руку пери. Султанша бросила на содержимое футляра лишь мимолетный взгляд, хотя на великолепный золотой браслет в виде сцепившихся в борьбе виверна и дракона, украшенный многочисленными каменьями, можно было любоваться часами, и, указав на кучу подушек напротив себя, негромко произнесла:

— Садись, почтенный. В ногах правды нет.

"Оценила. — облегченно вздохнул про себя Годриг. — Что ж, видимо умение мгновенно дать оценку подарку приходит с годами и опытом их получения".

— Я знаю, что не в человеческих силах украсить прекрасное, но оттенить красоту людям вполне возможно. — сказал он, опускаясь на подушки.

— Вы недооцениваете свой дар, досточтимый Бойль. — ответила султанша, сменив надменную холодность на простое человеческое спокойствие. — Браслет действительно хорош. Старая имперская работа?

— Старая — да. — кивнул головой разведчик. — А вот чья, сказать не решусь. Три года назад в Аазуре был найден клад, в котором, в числе прочего, был и этот предмет.

— Неужто на нем нет клейма мастера? — удивилась пери, взяв в руки браслет, и с интересом его рассматривая.

— Есть. — ответил сэр Максимилиан. — Но никто из знатоков старины не знает такого.

И снова разведчик сказал чистую правду.

Меж тем султанша, наконец, отыскала клеймо, внимательно пригляделась, и...

— Фьюги витарити... — выдохнула она в изумлении, а огромные глаза пери увеличились едва не вдвое. Впрочем, Фируза-ханум мгновенно взяла себя в руки и добавила, очень осторожно подбирая слова. — Это работа не старая, почтенный Хайнрих, а древняя. Вы, люди, не сохранили памяти о тех эпохах... Воистину, царский подарок преподнес мне дом Бойль, заслужив мою вечную дружбу.

"О как. — подумал благородный Годриг. — Кто бы мог догадаться, что эта безделушка настолько ценная?"

— Благородная госпожа наполняет радостью мое сердце столь лестными словами. — аазурец приложил ладонь к сердцу и поклонился султанше. — Дружба Фирузы-ханум, самое драгоценное, что есть в мире.

— Оставим эту велеречивость. — взмахнула рукой пери. — Вы столь настойчиво добивались аудиенции, почтенный Хайнрих, что умудрились получить ее всего за день. Случай, прямо скажу, неслыханный. Зачем?

Сэр Максимилиан задумчивым взглядом окинул служанок и евнухов-охранников. Просвещенность просвещенностью, но встречаться с мужчинами наедине ни одной жене султана не дозволялось. Фируза правильно поняла намек разведчика и дважды хлопнула в ладони. Служанки и охрана с поклонами покинули комнату, а их место заняла старая древняя карга в бесформенном грязном платье и пяльцами в руках.

— Это Марьям, моя няня. — пояснила султанша. — Она глуха, так что можешь говорить без стеснения.

Старуха уселась подле повелительницы и занялась вышиванием, сердито жуя губами и неодобрительно поглядывая на сэра Максимилиана.

— Что ж, не стану ходить вокруг да около. — промолвил благородный Годриг. — Купцы Холодного квартала встревожены, госпожа. Говорят, ваш супруг серьезно болен.

— Вам-то что за дело? — спросила Фируза-ханум. — Это не ваш повелитель, пусть вы и поселились на его земле.

— Именно так, госпожа, на его земле. — ответил аазурец. — Не поймите меня превратно, джанини Фируза, но в торговлю с Имладоном вложены очень и очень большие деньги. В наших интересах, чтобы наследование власти прошло... без лишних эксцессов. Никому не нужны беспорядки, которые надолго прервут торг.

— Что тут может поделать слабая женщина? — пожала плечами пери. — Разве что молить Тарка, дабы он ниспослал здоровья ее супругу.

— Или сил и друзей ее сыну. — Годриг задумчиво огладил усы и небольшую бородку. — Впрочем, порой Тарк не ждет молитв, я слышал, и делает нужные шаги заранее.

— Кому — нужные? — султанша улыбнулась и вопросительно изогнула бровь.

— Всем нам. — улыбнулся в ответ аазурец. — Повелитель с сильной рукой не всегда любим подданными, но если он не толкает свою державу на путь войны, то купцы буквально молятся на него. А принц Гемаль, я слышал, далек мыслями от войны.

Что правда, то правда — в воинском деле второй сын султана Джимшала не разбирался совершенно. Когда, полтора года назад, сын Хосрова Сурового послал войско против кагана Бангышлака, принцы отправились в его составе, имея чины сотников конных пехлеван, и не было во всем войске солдат несчастнее, чем солдаты Гемаля. Надменный принц мало того, что не отличался личным мужеством и не разбирался в бытовых проблемах, даже, карту читать не мог. Во время генерального сражения с армией кагана его сотня, ведомая "доблестным" сыном султана, заплутала в трех саксаулах и явилась на поле брани с таким опозданием, что, право слово, могла бы и не появляться. И наоборот, Арслан и Байасит возглавили кавалерийскую контратаку в месте флангового обхода и отчаянно удерживали численно превосходящего врага до тех пор, пока сотня принца Джимшала не вышла в тыл к противнику и не обратила того в бегство таранным ударом. Взаимной любви принцам эта история не прибавила, особенно между ее главными участниками. Сына Фирузы, с легкой руки (и острого языка) принца Ильяса, презрительно прозвали Гемаль Резервный и особого внимания на него не обращали, а вот между тремя героями столкновения у Лысого кургана начался настоящий раздрай и выяснение отношений на тему того, кто ж таки больше сделал для победы. Джимшал, впрочем, от спора быстро отошел и предался своему любимому занятию — винопитию.

— Истинно так. — согласно кивнула султанша. — Мой сын ненавидит звон оружия и мир почитает величайшим благом.

— Мудрый взгляд делового человека. — польстил Гемалю сэр Максимилиан. — Торговать гораздо выгоднее, чем вести войны. Так считают у нас, в семье Бойль, так считают в Холодном квартале...

Благородный Годриг понизил голос.

— Так считают при дворе короля Аазура.

— Увы, Оттон далеко, а недруги рядом. — вздохнула Фируза.

— Зато Холодный квартал и его купцы тут, под боком. И, поверьте, мы готовы на все, лишь бы караванные пути оставались спокойными.

Старшая из жен Джимшала ненадолго замолчала, как бы взвешивая ответ.

— Любая мать желает своему сыну надежных и добрых друзей. — наконец проговорила она. — Но выбирать их он должен сам. Тебе следует подождать до утра, почтенный Хайнрих. Раньше я не увижу своего сына.

Годриг мысленно чертыхнулся. Утро у имладонской знати начиналось едва ли не в начале третьей стражи, заполдень, а вот ночь наступала чуть ли не с рассветом.

— Ты можешь провести ночь тут, в гостевых покоях сераля. На улицах неспокойно, не стоит искушать судьбу. Я отдам распоряжения.

Фируза поднялась текучим изящным движением, словно кошка, давая понять, что аудиенция закончена.

Едва аазурец покинул ее покои, через расположенный в противоположной стене вход в комнату вошел принц Гемаль.

— Что скажешь, сын? — спросила пери, не поворачиваясь.

— Новость столь же приятная, сколь и нежданная. — усмехнулся тот, теребя небольшую, завитую в косичку бородку.

— А ты, дэви Марьям? — султанша повернулась к старухе.

— Он очень хитрый человек. — старуха отложила пяльцы и поглядела на свою собеседницу, не делая и малейшей попытки подняться. — Но всего лишь человек.

* * *

Сэр Валентайн обвел взглядом корчму "Райский уголок" и в сердцах сплюнул на грязный глинобитный пол. Раем тут и не пахло. Пахло в таверне прокисшей похлебкой, дешевым вином, немытыми телами посетителей и близкими неприятностями.

"Райский уголок" расположился в портовой части Холодного квартала, и посетители его куртуазным поведением и великосветскими манерами не отличались. Отличались они все больше бандитскими рожами и пудовыми кулаками, так что жилистый и подтянутый Виризг, чья ладная фигура никак не напоминала медвежью, смотрелся на их фоне сущим воробышком.

"Будет драка. — вздохнул про себя сэр Валентайн. — Не смогут матросы к имладонскому офицеру не докопаться".

— Эт-та чё еще за крыса сухопутная тут окопалась? — раздался голос, словно подтверждая его мысли. — Дядя, шел бы ты отседа, а? Или может, хочешь морячкам вина поставить?

Голос принадлежал мелкому и тощему подростку, которого от выпитого уже шатало так, словно он находился на палубе в разгар шторма. За спиной паренька явственно виднелись четыре бугая поперек себя шире с не обезображенными интеллектом физиономиями и пудовыми, сильно чешущимися кулаками.

Благородный Виризг посмотрел на задиристого подростка пустым, ничего не выражающим взглядом, вздохнул, и подумал о том, что усы, пожалуй, стоит снова отклеить. Если за них дернут в драке, это будет больно.

— А чего эта имладонская харя так пялится на Гейнца? — пробасил один из здоровяков. — Может он из этих... которые любят мальчиков?

— Мужики, да он, похоже, насчет нашего юнги худое замыслил! — поддержал своего товарища второй бугай.

— Сидит, молчит, всякую дрянь про нас думает! — высказал свое виденье ситуации третий.

— Надо проучить. — авторитетно заключил последний. — Чтоб знал, как аазурских пацанов лапать.

— За погром кто платить будет? — негромко но внятно поинтересовался Виризг.

— Чё?!! — не поняли здоровяки.

— Я спрашиваю, кто будет платить за погром после драки? — повторил вопрос сэр Валентайн.

Убивать этих недоумков не хотелось. Мордобой в портовой таверне внимания стражи не привлечет, а вот смертоубийство — скорее всего. Ну, а внимание стражи в настоящий момент относилось к тому разряду вещей, которые барон ре Котль желал менее всего на свете.