В Серпухове процент выживших в ходе ЭПИДЕМИИ был в десятки раз выше, чем в целом в мире. Учёные так и не смогли объяснить этот феномен. Да если говорить начистоту, моим современникам мало что было известно о тех трудных годах. Несмотря на множество исследований и большое количество монографий и статей, ЭПИДЕМИЯ и всё, что с ней связано, окутано шлейфом недомолвок и полуправды, которая, словно туман, поднимающийся вечером у воды, мешает рассмотреть берег.
Но пока меня эти вопросы волновали мало, для меня сейчас во главу угла становились два вопроса, важных для любого крупного проекта — это люди и деньги. Если с деньгами вопрос более-менее решаемый, по крайней мере, понятно в каком направлении думать, да и Умник сможет помочь советом, то вот с людьми — сплошной туман, я сам не большой спец в этом вопросе, к тому же на помощь Умника тоже вряд ли стоит рассчитывать. Впрочем, сейчас меня занимали менее глобальные, но более важные вопросы. Необходимо было наконец покинуть больницу и попытаться обжиться в этом архаичном мире. А для этого надо больше есть и спать. На этой мысли я снова погрузился в мягкие объятия Морфея.
* * *
Наконец настал тот день, когда я смог покинуть стены больницы. Пятница 6 июня 2014 года — первый мой выход в новый мир. На улице было солнечно и жарко. На небе ни облачка. Умник тоже не обнадёжил, отметив, что через 1 час 14 минут температура достигнет суточного максимума и составит 27,4 градуса по Цельсию.
Встречать меня из больницы явилась внушительная делегация из всех моих здешних родственников в лице сестры Анны, дяди Жени, его жены Наташи и дочери Милены. Я ещё раз оценивающе прошёлся по родственничкам. Дяде Жене было за сорок. Пивной живот и лысина делали похожим его на Карабаса Барабаса, только без бороды. Не думал, что могут быть военные с такой комплекцией. Несмотря на свой вес, он был очень общительным и энергичным человеком. Высокий и объёмистый он внушительно нависал над остальными, стягивая на себя основное внимание.
Затем я обратил внимание на остальных встречающих. Аня оказалась хрупкой миловидной девушкой. Маленькая, стройная и со смешливой улыбкой она сразу пришлась мне по душе. Радовало, что моё подростковое либидо на неё никак не реагировало. Зато тётя будила в моем подсознании различные сексуальные желания. Не очень высокого роста, смазливая мордашка с пухлыми губками и чуть вздёрнутым носиком, крупная грудь, стройные ножки, которые охотно выставляются напоказ, и светлые вьющиеся волосы. Это был тот тип женщин, глядя на которых с первой минуты и далее возникает только одна мысль: "перегнуть через стол и...". Сделав для себя пометку, что стоит от неё держаться подальше во избежание эксцессов, я перенёс свой взгляд на свою кузину. Чисто внешне, в отличие от своей мамы, Милена меня не впечатлила. Хотя фамильное сходство явно проглядывалось. В лице и позе девушки было что-то детское, невинное и вместе с тем вызывающее. Чуть вздёрнутый носик, пушистые ресницы, огромные синие глаза, смотрящие с любопытством. Обыкновенный "желторотый головастик", из которого неизвестно кто "вылупится", то ли царевна-лягушка, то ли жаба.
Меня быстро вывели из больницы и усадили на заднем сидении автомобиля вместе с Миленой, а сами о чём-то долго беседовали с моим лечащим врачом и психологом. Автомобиль был мало похож на аэродинамические зализанные модели моего времени. Огромный и квадратный он излучал уверенность, надёжность и респектабельность. Поэтому, скользнув по нему взглядом и пробормотав дежурное приветствие, я опустился в мягкое кожаное кресло и продолжил свой диалог с Умником.
- Это что за монстр такой?
- Кроссовер "KiaSoul", — проинформировал меня всезнайка.
— Машина для кросса? — удивился я.
- Хмм, — высказался Умник. — Почти угадал.
- Можешь узнать, о чём они там так активно шепчутся?
- Дело в то..., — и через мгновение я стал незримым свидетелем их тетралога [3] , суть которого сводилась к тому, что тётка и мой лечащий психолог резко выступали против моего возвращения в Москву, убеждая мою сестру, что мне в Серпухове будет лучше. Увлёкшись, я практически забыл про девушку, которая составляла мне компанию, но она сама напомнила о себе.
— Я рада, что ты теперь у нас будешь жить, — произнесла Милена.
Голос у неё оказался приятный, бархатистый. Никак не вяжущийся с её образом девочки-аниме.
— Правда, правда. Главное, чтобы они переключились на тебя и не мешали мне жить.
— А лучше бы помогли материально, — машинально продолжил я.
Возникла напряжённая пауза, во время которой я постарался осмотреть машину изнутри. Автомобиль мне казался смутно знакомым, салон пропах кожей и табаком, эта смесь будоражила память моего реципиента, но я так и не смог ухватить за "хвост" цепочку ассоциаций.
— Так, стоп. С чего ты решила, что я буду у вас жить?
— Так я слышала, как мама и папа вечером на кухне говорили, что самый лучший вариант, чтобы ты с нами жил, так по любому будет лучше и удобней.
— А кому лучше-то?
— Тебе конечно. Я не горю особым желанием, чтобы у нас в трёхкомнатной квартире появилась ещё одна особь. И без тебя тесно.
— Поверь мне, и я не горю особым желанием менять Москву на какой-то провинциальный городишко, — гордо ответствовал я. После чего наступила долгожданная тишина.
На самом деле я немного лукавил: переезд в Серпухов имел несколько положительных моментов. В частности, сведение к минимуму вероятности встречи с бывшими знакомыми. Возможность начать практически с чистого листа дорогого стоит. Ведь для этого надо вырвать все старые листы, порвать на мелкие кусочки и выбросить, а лучше сжечь и развеять по ветру. А мы жалеем прошлое, начинаем листать старые записи, находим недописанные страницы и пытаемся их дописать. В итоге продолжаются старые истории, болят старые раны...
К минусам я относил активное желание моих ближайших родственников заполучить меня к себе. Конечно, хорошо бы ошибаться, но не верю я в людской альтруизм.
— Умник, — воззвал я к своей "лучшей половине" — есть ли возможность постоянно прослушивать разговоры моих родственничков? Сдаётся мне, они "пишут неправильный код" [4] .
— Легко. Их коммуникаторы настолько плохо защищены от прослушивания и сканирования, что я с вероятностью 0,53 подозреваю в этом злой умысел разработчиков.
Наконец "переговоры" закончились, все расселись в машине. Я оказался зажат между Аней и Миленой. Из такой позиции много не разглядишь, справедливости ради стоит сказать, что смотреть, по большому счёту, было не на что. Большое скопление машин и людей, вызывало во мне только отрицательные отклики.
Смирившись, я закрыл глаза и, как говорится, ушёл в себя, активно обсуждая с Умником, насколько наши представления о данном времени отличаются от реальности. Умник сообщил, что различия существуют, но в пределах корреляции модели. Бурная дискуссия на тему, куда мы всё-таки с ним попали, была прервана резкой остановкой автомобиля. Выйдя из машины, я понял, что значит термин "каменные джунгли". Машина стояла во дворе, зажатом между двумя внешне похожими на растянутый аккордеон шестнадцатиэтажками.
— Сразу видно, что дома строили для военных, и те выстроены "затылок в затылок", — прокомментировал увиденное Умник.
— Четыре по десятибалльной школе, — оценил я его шутку.
Тем временем все покинули машину и направились к подъезду, пришлось следовать в арьергарде, чтобы не вызывать лишних вопросов. Запах в подъезде оставлял желать лучшего, явно пахло не сосновым лесом или морским берегом: пахло пылью, плесенью и ещё чем-то, чего не было в моей картотеке запахов. Мотор лифта обречённо взвыл бездомной собакой и потянул кабину наверх. Квартира оказалась убогой и абсолютно не уютной. Про дизайн и компоновку мебели я даже не заикаюсь. Сплошное нагромождение отдельных предметов — ни стиля, ни концепции. Мне отвели среднюю комнату, которая до моего появления скорей всего служила залой, она была зажата между комнатой Милены и спальней её родителей. Вид из окна не впечатлял: прямо по курсу шестнадцатиэтажка — копия той, в которой я сейчас находился, слева из-за деревьев проступали склоны мусорного полигона. Устроившись поудобней на кожаном диване, я притворился уснувшим, на самом деле при помощи Умника пытался разобраться в архитектуре местной Сети. Эта задача настолько захватила нас, что я благополучно "проспал" ужин.
Наконец к часу ночи мы разобрались с алгоритмами построения и научились сносно ориентироваться в этой системе, примерно так, как недавно въехавшие хозяева в старом особняке. Впрочем, это скорее всего ненадолго, как может быть что-нибудь постоянное в доме, где двери, окна и лестницы все время меняют свои местоположения.
Выйдя из интернета, я оправился на кухню в поисках съестного. В холодильнике нашлись котлетки, хлеб, кетчуп и другие ингредиенты. Соорудив бутерброд к кофе, я собрался перекусить, когда в коридоре раздались крадущиеся шаги, а вслед за звуком на кухню вплыла моя тётя. От неё явно несло спиртным. Босиком, одетая в одну ночную сорочку, дёргаясь как в припадке хореи, [5] она производила неизгладимое впечатление. Я сначала испугался, не поехала ли у неё крыша, но затем заметил в её ушах внутриканальные "уши [6] " и успокоился, насколько это возможно в подростковом возрасте рядом с полуголой женщиной. Сорочка совсем не скрывала её фигуру, а местами даже очень выгодно очерчивала её достоинства. Я почувствовал излишнее возбуждение, угораздило меня попасть в это подростковое тело. В отличие от меня она не очень хорошо ориентировалась в полутьме, которая царила на кухне, но отчего-то зажигать свет не спешила.
Мои мысли усиленно вертелись вокруг одного вопроса, как бы ей дать знать, что на кухне она не одна и при этом не испугать, а то визгу будет... Умник помогать мне в данном вопросе отказался. Сказав, что он в человеческой, тем более женской, психологии не разбирается и разбираться отказывается, так как это вредно для его эвристического блока. Он потом такие коленца выдаёт, что сжигает логические цепи на раз. Я надеялся, что её смутит практически мгновенно закипевший чайник или она разглядит мою тушку, расположенную на стуле, зажатом между холодильником и столом. Но тётя ушла в себя и самозабвенно выделывалась под неслышную мне музыку. Поэтому я решил действовать и аккуратно протиснулся между ней и столом и спешно покинул кухню.
Оказавшись в своей комнате, я аккуратно прикрыл дверь. Давненько я так не нервничал. Сердце стучало, словно я прошёл донжон повышенной сложности или попался Ромуальдычу при нарушении режима. Под впечатлением от произошедшего я моментально смолотил все, что успел себе приготовить, и блаженно расслабился у окна, за которым была шикарная летняя ночь. Ущербный месяц весел буквой "С", заливая всё вокруг лунным серебром. С улицы тянуло свежестью, периодически доносился то громкий смех, то мат. Звякала посуда, явно не из-под сока, и громыхало нечто, что здесь называли музыкой. Многократно отразившись от стен домов, звук диким демоном взмывал ввысь, кружась под чуть заметными в лунном свете звёздами, откуда низвергался вниз на уши спящих. Наконец нервы у кого-то из живущих в окрестных домах не выдержали, у площадки затормозил патруль блюстителей порядка. После небольших переговоров полицейские, довольные жизнью и собой отправились восвояси, а дискотека под открытым небом возобновилась с прежним размахом.
Я пожал плечами и закрыл окно — типичный пример из жизни клептократического общества. Умник счёл момент подходящим и услужливо вывалил на меня все материалы по данному направлению, от экономических моделей до психотипов, наиболее распространённых в таком обществе. От чтения меня периодически отвлекал шум, который просачивался сквозь раму окна. Да, со звукоизоляцией в этом мире все обстоит очень печально, но при желании этот вопрос вполне решаемый. За окном громыхнуло, полил дождь, с улицы потянуло прохладой. Компания с визгом и матами разбежалась. Дождь барабанил по асфальту, стучался в окна — эта мелодия, так хорошо знакомая с детства, убаюкала меня, и я уснул, незаметно для себя.
Утро следующего дня началось с отчёта Умника о том, что он смог накопать по моему персу. Для начала он воспроизвёл ряд интересных диалогов. Благодаря им передо мной ясно, как в солнечный день, вырисовались все расклады, сложившиеся вокруг меня. Если вкратце, то дело обстояло следующим образом.
После смерти родителей моего перса, ну, если проще, моих родителей, мамин брат и его семья — это единственные близкие родственники, которые у нас с Аней остались. Отец рано потерял родителей и воспитывался бабушкой с дедушкой, которых мой носитель плохо помнил, так как они умерли, когда ему не было ещё и шести. Вот бабушку и дедушку по маминой линии я помнил хорошо, так как любил бывать у них. Конечно, эта любовь была взаимной, и не удивительно, что, когда бабушка Нина умерла, по её завещанию дом делился на четыре доли: половина дома отходила мне, а мама и дядя Женя получали по четверти дома. Я думаю, что такой расклад не очень порадовал мою тётку, которая "корью не болела, но деньги любила".
Отец обменял дядину четверть дома на свой новенький кроссовер, который он толком и не успел поюзать, и собирался этим летом его капитально перестроить. Так что интерес тёти к моей персоне объясним, вдруг получится с племянника ещё что-то поиметь. А дядя у меня, не скажу, что подкаблучник, но достаточно легко управляемый. Тётя легко им манипулирует, как подросток своим коммуникатором. Дядя был согласен во всем потакать своей жене, лишь бы его иногда отпускали на рыбалку и поиграть в преферанс. С тётей всё было предельно ясно. Она любила красивую жизнь и модные наряды, поэтому деньги у неё надолго не задерживались, впрочем, как и любовники. Свою страсть к командованию и манипуляциям она в полней мере удовлетворяла в школе, где преподавала английский язык. Вот летом её близким приходилось непросто: отлучённая от школы Наталья Леонидовна отрывалась на родных по полной программе.
Поэтому Я и Аня рассматривались дядей и кузиной в качестве сдерживающего фактора. Тут неплохое поле для интересной Игры. Жаль, во время учёбы я не налегал на предметы, которые способствуют покачиванию PQ [7] , очевидно пришло время наверстать упущенное. Поручив Умнику подготовить мне материалы по данной тематике, я продолжил распутывать сложный узел семейных отношений.
С сестрой тоже было все ясно и понятно. Аня была бесхитростной натурой, и талант лицедейства ей был чужд. Она была рада спихнуть меня тёте с дядей, так как, во-первых, не была уверена, что справится со мной, во-вторых, жизнь в однокомнатной квартире на пару с младшим братом значительно ограничивает свободу молодой девушки, а у Анны наклёвывался серьёзный роман. В-третьих, она действительно думала, что в Серпухове мне будет лучше: не так часто будут тревожить воспоминания и переживания. Родительскую квартиру Аня собиралась сдавать, чтобы на время учёбы жить на вырученные деньги как рантье. Меня без средств на существование она оставлять тоже не собиралась. От бабушки остался дом в Серпухове, и теперь я был законным хозяином этого дома. Тётя предлагала его продать, а деньги пустить на моё образование. Аня же предлагала сдавать, хотя бы до моего совершеннолетия, а там я сам решу.
