Всадники Апокалипсиса

Конфликт перешёл в латентную фазу. Все о нём знали, но старались помалкивать. КГБ разогнало также и ядро обскурантов. Но обошлось с ними несравненно мягче, что вызвало глухой ропот и затаённую ярость среди учёных. Особенно среди тех, кто числил себя пострадавшими.

Все знали, что Батманов относится именно к этой категории — к категории пострадавших. Так что его резкая и злобная реакция на попа в лаборатории была, в сущности, предсказуема.

Положение "манагеров" ухудшалось ещё и тем, что, как понял Батманов, для Проекта он почти или вообще ключевая фигура. Под него собралась та самая компания, что сейчас стояла за его спиной и с интересом наблюдала за развитием скандала. Если он уйдёт — уйдут и они. Они тоже нахлебались по самые уши кретинизма нынешних властей и, в особенности, тех из руководителей, которые пытались соединить несоединимое — религиозные догмы с чистой наукой.

Поэтому, даже если Батманов просто набьёт морды всей этой кампании, приведшей попа, от души отметелит и самого священнослужителя (он-то вероятно тут совершенно ни при чём, но душу-то отвести на нём вполне сгодится), то в кутузку его не посадят. Слишком велика нужда в его талантах.

А душу отвести Григорию очень хотелось. Его переполняла обида за Лену, которая уже пятый год мотала срок на зоне по вине этих "святош".

Слишком активно она тогда проявила себя. Тогда, когда надо было сорганизовать всю эту малоактивную массу учёного люда на элементарную самооборону. И ведь сорганизовала... Очень эффективно сорганизовала. Тогда, она подняла целый район. В результате, погромщики, рассчитывавшие на лёгкую добычу, еле сами унесли ноги.

Ну, из тех, кто вообще тогда встретив неожиданный и страшный отпор со стороны "этих ботанов" мог ещё передвигаться на своих двоих. А таковых оказалось мало.

Вообще тогда власть сволочнС поступила. По уму бы — признать, что погромщики виноваты сами, а обороняющиеся просто применили меры, адекватные угрозе их жизни.

Тем не менее... Лена сидит. А организаторы того погрома — на свободе. Из тех, правда, кто выжил от Ленкиной, сделанной на скорую руку, "оборонной системы".

"Вендетта — святое дело!" — вспомнилось ему весьма кстати. — Особенно, если ей обстоятельства благоприятствуют.

Григория переполняла ярость. Ярость и предвкушение. Он, было, уже шагнул навстречу попятившимся "клеркам", чтобы задать трёпку, но внезапно остановился.

Григория посетила совершенно иная мысль, которая должна была прийти ему на ум сразу же. Он вспомнил, необычное поведение начальника охраны, сопоставил варианты из тех, которые были не только самыми вероятными, но и те, которые должны любому работнику системы безопасности прийти на ум в первую очередь и мысленно чертыхнулся. Ярость пропала и сменилась смехом. Тем, который литераторы называют "смех сквозь слёзы". Он совершенно по иному взглянул на ситуацию. Быстро припомнил прикасался ли к чему-либо руками, входя в лабораторию.

Не прикасался. Даже дверь пинком ботинка открыл.

— Всем стоять там, где находитесь! — рявкнул Григорий и без обиняков вытащил табельный пистолет. Главный, среди троицы "клерков", побледнел.

— Вы с ума сошли Батманов!!! — воскликнул он и попытался шагнуть вперёд. Но тут же чёрное жерло ствола уставилось ему прямо в переносицу. Клерк собрал глаза в кучу и как кролик на удава вперился в аккуратный кружок тьмы вот-вот готовый выплюнуть в его череп смертоносный свинец.

Кто-то в лаборатории икнул и свалился вместе со стулом на пол. Сима взвизгнула. Грохот падения только подчеркнул несуразность ситуации. Батманов сделал пару шагов влево и назад, в сторону своих сотрудников по-прежнему держа на мушке ошалевшего от страха менеджера. У того на лице ясно читалось, что он попал в некий шизоидный американский боевик с картонно-злодейским психом-учёным который готов вот-вот его уконтропупить.

Впрочем, всё со стороны выглядело так, как будто действительно завлаб сошёл с ума, и прямо сейчас тут будет куча трупов "низачто".

— Григорий... — начал неуверенно кто-то из стоявших за его спиной учёных.

— Молчать! — немедленно оборвал его Батманов и тут же продолжил совершенно иным тоном. — Система! Код Б-десять! Активация!

Настроенная на его голос система безопасности сработала мгновенно. С грохотом обрушились переборки, отсекая лабораторию и весь сектор от внешнего мира. Свет мигнул и у всех, кто был в помещении, возникло неприятное ощущение мурашек по коже. Застывший до этого как изваяние священник вдруг схватился за сердце и медленно осел на пол. По корпусам Лабораторий завыла сирена.

— В-вы с ума сошли, Батманов! Вы посмотрите, что наделали! — заикаясь вымолвил, наконец, старший из менеджеров, кинулся к закатившему глаза, валяющемуся безвольной тушей священнику и попытался нащупать у того пульс. Пульса, как видно, не обнаружил отчего, чуть не расплакался.

— Персоналу лаборатории немедленно отойти к боксам! — также, тем же бесстрастным тоном скомандовал Батманов. Привыкший к дисциплине персонал молча и без суеты двинул в противоположную сторону от священника и застывших как изваяния над ним менеджеров.

Зажёгся коммуникационный экран, и на нём показалось хмурое лицо шефа.

— Григорий! Что там у вас произошло? — Строго, но без особой резкости задал он вопрос.

— Начальника охраны, надо немедленно арестовать! — без объяснений огрызнулся Григорий и тут же добавил. — Возьми панораму изолированного блока.

Андрей Александрович переключился на своём мониторе на панораму, в пару секунд оценил ситуацию и сразу же задал вопрос.

— Откуда там у вас священник? — уже как следователь на допросе задал вопрос шеф.

— Не это главное, — поморщился Григорий. — В том крестобрюхе не менее ста пятидесяти килограмм живого веса.

— Выбирайте выражения, Батманов! — взвизгнул оскорблённым голосом предводитель менеджеров.

— Заткнись манагер! Ты смертник! — сквозь зубы, презрительно выплюнул в его сторону Григорий.

— Ты думаешь... — не обращая внимания на визги менеджера, начал осторожно Андрей Александрович, но был прерван Григорием.

— Не думаю. Уверен. Иначе с чего бы ему при активации системы копыта откинуть?

— Так ты его не бил? — прозвучало уже почти как утверждение.

В голосе Андрея Александровича послышались нотки некоторого удивления.

— Нет.

— США: У последних времён

Тёплый, наполненный ароматами сада ветер тихо тёк в комнату куда их поселили, едва колыхая висящую занавеску. Последнее время установилась нежаркая почти осенняя погода. Джонни глянул сквозь прозрачную занавеску на ясное, безоблачное небо с сожалением. Он старался не выходить даже в сад, как бы это ему ни хотелось, чтобы не вызывать лишних расспросов у соседей. Стоило после всех перипетий бегства из-под удара врагов, затаиться, переждать. Тем более, что почти наверняка тот, кто за ними охотился не раз и не два будет перепроверять — удалось или не удалось их прихлопнуть.

Следующие несколько дней, поэтому, пришлось просто бездельничать. Последовательно, день за днём нарастающая слабость всё более изнуряла. Это было неизбежной платой за ускоренную регенерацию, запущенную комплексом, введённым хоть и вовремя, но в ответ на очень сильный радиационный удар. Оставалось только стиснув зубы терпеть. Джонни даже по комнатам передвигался как пьяный и только жёстко стиснутые зубы и ясный взор голубых глаз выдавали в нём ту жестокую борьбу, что вёл с болезнью он сам, своей волей.

Приходилось передвигаться рывками. Постоянно останавливаясь и переводя дух. Отец Келвин, так же как и домочадцы всё сетовали на его непоседливость, предлагали отлежаться указывая при этом на его спутника, который если и вставал с постели, то только для того, чтобы сходить в туалет или выйти к обеденному столу. Джонни только ухмылялся. Просто для Сэма болезнь протекала гораздо тяжелее, нежели перегруженный всяческими микробиологическими "доделками" организм Джонни.

Да и не непоседливость его гоняла по дому, а банальный информационный голод. Он привык к постоянному напряжению мозгов, перерабатывавшим океаны обрушивавшихся на него данных. А тут приходилось вести себя как растение. Тепло, светло, пища есть — сиди и не рыпайся. Но это было не для него.

Джонни выключил свою связь с Сетью давно, ещё до того, уничтоженного Хаосом, городка и сейчас просто изнывал от недостатка информации. Он боялся лазить по инфосетям даже с компьютерного терминала хозяев, так как его могли бы обнаружить просто по "почерку". Поэтому оставалось только смотреть через плечо внучки Келвина, когда она шарилась в поисках новостей. Именно за этими новостями он притащился сегодня в гостевую и теперь, как обычно, сидел верхом на стуле и положив подбородок на сложенные руки смотрел не отрываясь на большой монитор.

А новости по стране были как всегда "радужные". Всё растёт, всё развивается, борьба с терроризмом ведётся, и так далее... Отфильтровать ложь, выудить действительно ценную информацию из потока полной чуши, было невозможно без применения специальных методик. А фильтры как раз и были тем самым "почерком", по которому его легко могли обнаружить в сети. Приходилось довольствоваться крохами, которые он успевал выудить, просматривая то, что Линда читала или просматривала. Да и то постоянно применяя самые элементарные способы фильтровки, которые были известны задолго до появления Интернета. Было в тех способах изрядно много из шизоидной теории "конспирологии", но только это и оставалось.

Лечение, назначенное им двоим и применённое ещё тогда, в самом начале развития лучевой болезни, сработало на славу. Теперь приходилось попутно бороться с резко навалившейся слабостью, так как очистка от продуктов распада, от повреждённых клеток неизбежно затронула кровь и кроветворную функцию. Джонни постоянно теперь ощущал даже некоторый недостаток кислорода, чего ранее с ним никогда не случалось. Несмотря на постоянно открытые окна и двери в их комнате, ему постоянно казалось, что атмосфера изрядно душная. Не помогали даже запахи начинающейся осени, острая свежесть которых веяла из сада за окном.

Возможно, если бы не было применено лечение, последствия для самочувствия были бы полегче — не было бы этой резкой слабости — но не для организма как такового. Все эти неприятности были прямым следствием ускоренной регенерации, запущенной в организме. Джонни тяжело вздохнул на эти свои безрадостные мысли, на что Линда, поняв это по своему тут же среагировала.

— Может вам нужно что-то специально? Я бы могла посмотреть... — спросила она внезапно не оборачиваясь. Её руки застыли над клавиатурой, ожидая ответа.

"Славная девочка!" — подумал Джонни. — "В иное время и в иных обстоятельствах можно было бы за ней приударить".

От неё буквально веяло неиспорченностью. Не было в ней всего того, что в первую очередь бросалось в глаза, при встрече с её сверстницами из больших городов. Не было той черноты тотальной испорченности, зацикленности на деньгах и развлечениях, наслаждениях и продажности.

Не было и тупости, так характерной для выпускников современных американских неэлитарных школ. Впрочем, и элитарных тоже. В элитарных последние десятилетия тоже царила всё та же самая идеология "неперенапряжения" учащихся, от чего если и выходили из школы действительно умные и образованные, то не благодаря системе, а вопреки ей.

И что особо удивительно, не было в ней той феерической грязи, которую тоннами наливали в души детей современные "образовательные технологии". Это было видно хотя бы по тому где и по каким сайтам ходила по сети эта девочка.

Грязь души или её чистота в этих самых бродяжих заходах, проявляется бессознательно. Особенно том, что люди с грязными душами считают общепринятой нормой. И если их просят "показать в сети что-нибудь интересное", то их неизбежно заносит на грязь. Причём в первую очередь несёт именно на грязь.

В случае с Линдой такого не было. Она умудрилась ни разу не влезть ни на один из таких "развлекательных" ресурсов. Даже если скинуть на то, что дед у неё священник, и то такое поведение было удивительным. У слишком многих детей святош Джонни видел чёрные, гнилостные отпечатки современной "культуры" разложения. Да и у самих святош тоже. Немало.

— Нет. Спасибо. Мне и этого достаточно. — Соврал Джонни и слабо улыбнулся ей в спину. Та лишь пожала плечами и продолжила "серфинг".

Сзади послышались тихие шаги. Джонни слегка обернулся и скосил глаза. На пороге комнаты застыл отец Келвин. Он смотрел поверх старомодных очков и улыбался. Яркий свет осеннего солнца, глубоко проникший в комнату, отражался от глянцевого паркета и зайчиками играл на его лице заставляя слегка щуриться.

— Всё не лежится? — с лёгкой иронией заметил Келвин и перешагнул порог. — Как вообще самочувствие?

— По-прежнему... — вяло ответил Джонни и попытался сам в ответ улыбнуться. Улыбка на болезненно бледном лице вышла несколько вымученной.

— Неужели тебе интересны женские сайты или новости жизни протестантских общин Америки? — съязвил Келвин придвигая стул поближе и усаживаясь.

— Может мне просто сама Линда интересна — с улыбкой заявил Джонни.

В чём-то данное его заявление соответствовало истине, что тут же было замечено. В этой семье очень хорошо умели улавливать нюансы и фальшь определяли влёт. Линда хихикнула и лукаво на него посмотрела. Келвин тоже усмехнулся, но улыбка довольно быстро сползла с его лица. Видно было, что ему не хочется растекаться на банальности, чтобы после перейти к делу. Поэтому он несколько виновато взглянув сначала на Линду, будто извиняясь перед ней, а потом на Джонни, сразу же "взял быка за рога".

— Мне всё не дают покоя твои слова... Сказанные тогда, на дороге. Когда я вас встретил. — Вдруг серьёзно заявил он.

— Какие? — Тут же заинтересовался Джонни.

— Когда ты сказал против Чего ты бороться вздумал. — ответил Келвин. Выделение слова было явственным чтобы не понять что именно он имеет в виду.

— Апокалипсис... — мрачно подтвердил Джонни и с трудом выпрямился.

— Может в другую комнату перейдём, чтобы не мешать Линде? — спросил он после небольшой паузы. Джонни сразу понял, что Келвин не просто так завёл речь. Предстоял серьёзный и, возможно, длинный разговор. Спина у Линды напряглась. Видно тема была ей жгуче интересна.

Вообще, сама Линда, хоть и выглядела с первого взгляда как заурядная серая мышь глубокой провинции, но таковой явно не являлась. Да, она одевалась по моде, красила волосы по моде — в зелёно-синие тона — но уже из поведения её было видно, что это далеко не тот тупой потребитель каким было подавляющее количество её же сверстников. Может это воспитание в семье священника так повлияло, но любопытство к серьёзным вопросам бытия у неё наличествовало. Что, собственно ещё отличало её резко от всяких прочих. Кроме той самой весьма редкой чистоты, которую сразу же отметил Джонни общаясь с ней. Не просто отсутствие тупости. Не просто интеллект, но даже зачатки некоего системного мышления, которое и даёт выход в таких "странных" для современного обывателя, интересах.