Хроники Валькирий. С именем ночи (черновик)

— Куда я денусь, — нехорошо усмехнулась она.

У Арлана возникло подозрение, что валькирия на самом деле хотела скривиться. И судя по вмиг ожесточившемуся лицу, ставшему более хищным и выразительным, он не ошибался. В ответ на их слова и смену настроения, сердце его застучало быстрее. Мужчине совсем не хотелось вмешательства в происходящее валькирии, тем более этой. Она ведь действительно сильная, но он уже понял — чем мощнее будет ее атака, чем сильнее сопротивление схаалов.

Если они её убьют, будет многократно обидней что он так и не узнал о другой стороне этой женщины.

— Хватит с тебя на сегодня вина, — меж тем заявила валькирия, смотря на Гийома.

— Дай мне отогреться, Ночка.

Она чуть заметно дернулась, но больше не влезала.

— Простите, господа. Мы до сих пор не можем определиться с нашим статусом друг для друга.

Мужчины вокруг покраснели, а Гийом рассмеялся.

— Откуда такие мысли? Нюкта ученица и фактически дочь моей любимой женщины, единственное, что у меня от нее осталось, а вы о пошлостях думаете.

— То есть... — округлились глаза у мужчин.

Неужели они еще не поняли, что седовласый аристократ был связан с наставницей Нюкты, а не с ней самой? Хотя чему удивляться, эта здесь, обласкана теплыми нежными взглядами, а от Сэлэнии остались одни легенды.

— Говорят, любовь валькирии способна вознести мужчину до небес, — усмехнулся барон. Вот только слышалась в его голосе грусть.

— А любовь к ним, так же сбросить с этих небес так низко, как не может ни один порок. Потому как влюбленный мужчина от этой безысходности готов на всё.

— Это древнее проклятье, — холодный голос Нюкты заставил всех вздрогнуть и посмотреть на нее, все так же стоящей у окна. Сложив руки на груди, она невидящим взглядом смотрела в самый центр пылающего камина и, казалось, даже огонь смиряет свой пыл. — За силу, красоту и долголетие валькирий прокляли... нас осудили на... — она чуть мотнула головой, — на обреченность. И взаимная любовь не ведома ни одной валькирии, как удел человеческих женщин, дарящих жизнь, а не смерть. О мужчинах проклинающие как-то не подумали. — Переведя взгляд с огня на группу застывших мужчин, она улыбнулась, как могла бы это сделать суккуба — соблазнительно и коварно, так что начинали трястись поджилки, а сердце сжимали ледяные тиски. — Ну, кто еще хочет любви валькирии?

Арлану пришло в голову, что это не отпугнуло, а скорее усилило его желание оказаться с ней на одном ложе. И если бы не здравый разум, пожалуй, он бы рискнул.

— Если хочешь, я могу сделать еще такие же, — посмотрел на нее светловолосый мужчина, пока они шли по переходу между внутренней и внешней крепостной стеной.

Нюкта достала метательный нож, который накануне сделал Арлан и задумалась. Заметно шире ее привычных, конусовидный, обоюдоострый. Там где должна быть рукоять, только полукруг утяжеленного металла. Вообще, очень занятная идея, если учитывать, что такой нож может причинить тяжелые раны.

— Если только немного изменить, не теряя прочих качеств.

— Например?

Судя по блеску глаз, Арлану действительно важна эта разработка и мнение валькирии. Ножи он принес сегодня, перед тем как они отправились на вечерний дозор, объезжая окрестности и беря под охрану возвращающихся крестьян. Это уже стало почти привычным делом, как и общество друг друга. Нюкта иногда дразнила, говоря, что слова леди Роксаны оказались пророческими, им со светловолосым воином действительно удалось довольно удачно подстроиться под действия друг друга, в чем, несомненно, была заслуга именно Арлана, нежели валькирии. Она привыкла быть одной, в крайнем случае с Гийомом, и кузнецу приходилось буквально угадывать ее следующие действия и движения, начиная от знаков, подаваемых при обнаружении засады схаалов, до движений во время боя. Несколько раз его длинный меч застывал в пяди от ее тела, но никогда даже не задел. Обычно, в какой-то момент драки, самцы начинали пугаться самого появления валькирии, пытаясь скрыться и вступить в драку с кем-то еще, более привычным и подвластным. И тут Нюкте надо признать — оборотни делали в корне неправильный вывод, бросаясь на Арлана, великолепно владеющего оружием и своим телом. Всё что оставалось женщине, просто по мере своих сил загонять обезумевших тварей в нужном направлении. Подобная тактика за неполную ценсу принесла определенные плоды.

Хотя кое-что осталось неизменным — Арлан всё так же пытался шутить, даже прекрасно понимая, что во время битвы она предельно серьезна.

— Раны он оставляет серьезные, и при хорошей силе броска глубоко входит в плоть — клыками так просто не вытащить. Но если бы можно было сделать несколько зазубрин, для тех же целей. Для близкого удара — есть меч, а ножи нужны для дальнего.

— Подумаю, что можно сделать.

— И еще, — она подняла нож за лезвие. — Если сделать рукоять чуть поуже — в руку ляжет идеально.

Поймав ее ладонь, Арлан усмехнулся:

— Немудрено, что ошибся.

Действительно, рука мужчины оказалась куда больше далеко не маленькой кисти валькирии с сильными пальцами и широкой ладонью. Вызывающе приподняв бровь, он поднял ее к своему лицу и поцеловал тыльную часть, словно высокородной леди на светском приеме. В полутьме каменного перехода это было настолько же неуместно, насколько и неожиданно волнительно.

Нюкта чуть склонила голову, недоумевая, что же на него нашло. Весьма своеобразный и понятный интерес к ней загорался в его глазах на протяжении всех этих дней, но мужчина никогда ничего не делал, чтобы хоть как-то выразить его. Она подозревала причастность Гийома, верного стража её покоя. Старый интриган вполне мог сделать что-то, непонятое ею, но точно уловленное Арланом.

Сама же Нюкта предпочитала просто наблюдать за происходящим. Отогреваясь где-то внутри. Хотя с другой стороны, ей и не хотелось спешить. Физически этот мужчина привлекал ее, но гораздо важнее и опасней стала привлекательность его общества. Валькирии нравилось разговаривать с ним, нравилось смотреть, как время от времени с лица спадает маска заботы и доброты, показывая что-то куда более опасное и продуманное.

Опасное...

Лучше дождаться, когда это всё закончится и не рисковать понапрасну.

Нюкта усмехнулась. Иногда есть за что сказать спасибо своей природной холодности. Пока ее точит интерес, а не желания плоти, гораздо легче держать дистанцию. Вот только в том, что долго это не продлится, женщина была уверена — уж больно жегся след его губ на коже, и слишком настойчиво было желание узнать, как он управляется со своим большим телом в порывах страсти.

— Я попробую выполнить ваши пожелания, моя госпожа, — согнулся он в пышном дворцовом поклоне, словно и не было на нем боевой амуниции, примерно равной весу десятилетнего ребенка, и сам он напоминал юного пажа.

— Пожелания? — приподняла она брови, а затем, заметив, как масляно заблестели серые глаза Арлана, рассмеялась и, повернувшись к нему спиной, пошла дальше.

А поклоны то он отвешивает очень даже современные.

— Так ты позволишь мне заглянуть в свою сокровищницу? — догнал ее мужчина, все с таким же игривым блеском в глазах посматривая на валькирию. — Вдруг среди твоих игрушек завалялось что-то типа Двуликого?

Пожалуй, так говорить двусмысленности, как делал это Арлан, не удавалось никому.

— Может тебе и еще чего позволить? — обернулась она. Проход стал уже, и поэтому пришлось идти друг за другом, благо Нюкта уже привыкла разбирать дорогу в этой норе крота. — Хроники там почитать...

— Не отказался бы. Кстати, — его голос стал более серьезным, — а что за Хроники? Вы с Гийомом часто их упоминаете.

— Книга жизни валькирий. Каждая из нас ведет... кто-то называет их дневниками, кто-то счетоводными книгами, но на самом деле, это просто способ не забыть, кто мы есть и кто были среди нас. В них записан опыт, мысли и сама жизнь тех кто был до нас.

— Одна книга обо всех?

Нюкта нагнулась, проходя особо узкое и низкое место, перед тем как проход начинал расширяться.

— По сути — да. Но на деле их много, целая библиотека.

Она замолчала, не желая больше говорить об этом. Хроники — еще большая тайна, чем сами валькирии.

— Тогда так и быть, — в голосе мужчины снова послышались нотки, заставляющие Нюкту чувствовать на своей спине прикосновение ветра. — Зачем мне книги о валькириях, когда...

Последние слова он проглотил, замерев, словно охотничий пес, почувствовавший зверя, но еще не взявший верного направления.

— Возвращаемся на стену.

Задавать вопросы в такой ситуации — было бы лишним. Обратный путь занял треть от того времени, что они шли к замку. Чем ближе они были к тяжелой деревянной двери, закрывающей выход, тем отчетливей доносился шум и суета, творящаяся на крыше, хотя Нюкта могла поклясться хвостом Ворона — о бое не может быть и речи. А вырвавшись наконец на свежий до опьянения воздух, поняла — насколько была права — происходящее скорее походило на уличное представление, вот только люд охал и тыкал пальцем куда-то за пределы стены.

Удобно пристроившись за Арланом, спокойно идущим через эту толпу, валькирия очень скоро могла и сама рассмотреть что же привлекло сюда не только стражников — им ли на пустынные земли и знакомые силуэты схаалов любоваться, но и прочих ротозеев. За ближайшим оврагом, совсем недалеко от стены стоял ребенок. Маленький, едва понимающий что происходит. Белая, вся в росшиве рубашонка едва доходила ему до колен и явно не грела. Возможно от вечерней прохлады, а быть может от испуга, ребенок плакал так, что слышно было даже здесь на высокой стене. Вот только с места не сходил, словно не на своих ножках стоял.

Валькирия недовольно скривила губы — хороший манок им подсунули, трогательный. Кто устоит, чтобы не открыть дверь, кто выдержит так прямо смотреть, как детеныша их рода рвут схаалы, в то время как сами стоят в надежном месте. Это при прямой опасности собственного ребенка своими руками в пасть гадине положишь, лишь бы тебя не тронули, а издали люди все благородные. Небось, еще и ночью плакать будут, да тризну отслужат своим божкам. И помянут, разумеется.

— Это ж Веладкин сын, — признал кто-то ребенка.

А Арлан кивнул головой. Затем повернулся к валькирии, смотря тяжелым, болезненным взглядом.

— Он из той деревни, что схаалы вырезали. Значит, кого-то на забаву всё же оставили... твари.

— Откуда ты знаешь, что он оттуда? — Собственно ей не было дела, признают детеныша или нет, скорей даже предпочла, чтобы такие подробности не открывались, но для светловолосого это было, пожалуй, важно.

— Я там часто бывал, — отвернулся он, демонстрируя заострившийся профиль. — У меня там... женщина жила... знакомая.

Нюкта пожала плечами, едва удерживаясь, чтобы не поморщиться. Это осложняло дело и прежде всего отношение Арлана к происходящему, как вообще в баронстве, так и с этой ловушкой. Заметно осложняло. Если в другой ситуации валькирия была вполне способна решить проблему с помощью всего одного метательного кинжала, а затем спокойно пойти переодеваться к ужину, то сейчас придется потакать благородным побуждениям и чувству вины этого мужчины.

Слабости никогда ничего хорошего не приносили.

— Ну и куда ты собираешься? — посмотрела она на снимающего наплечники Арлана.

— За ним. Открыть двери я не дам, но если мы ничего не сделаем, народ может поднять бунт. Сама ведь понимаешь — выхода нет. Если бы мы были на стене, когда он появился, можно было бы всё скрыть, а сейчас поздно.

Ей нравилось его благородство — не выходящее за рамки разумного.

— И как ты собираешься это делать?

— Спущусь на веревках. Или, думаешь, у нас не найдется веревки, способной меня выдержать? — усмехнулся мужчина.

— Кошки есть? Чтобы с земли до стен долетали? Для ребенка.

Арлан кивнул одному из своих солдат, стоящему неподалеку, а пока ожидал, занялся ремнями на защите ног. Забрав кошки у щуплого мужчины, Нюкта взвесила тяжесть металлических крюков. А затем, замахнувшись, ударила одним из них по светловолосой макушке, Арлан как раз очень удобно нагнулся.

— Головой надо думать, а не только шлем на ней носить.

И пока он не понял что происходит, протиснулась между зубцами, сделав шаг со стены.

Обмотанная вокруг руки веревка сжимала как тиски, но кольчуге удавалось смягчать трение, и когда валькирия дотронулась до земли — чувствовала лишь легкое онемение. Но на него не было времени, так что пришлось забывать о такой мелочи, бросаясь к ребенку.

Первый схаал встал на ее пути еще до этого, не долго думая Нюкта повторила удар кошкой, только на этот раз вложив куда больше сил. Тварь завизжала, когда один из крюков прорвал ухо, и тут же бросилась в сторону. Но у валькирии не было времени разбираться с оглушенным оборотнем, главное сейчас избавиться от ребенка, он балласт, который надо обязательно вытянуть. Доставать меч она не спешила, сейчас он так же мешал, но и веревкой рисковать не хотелось.

Ребенок же словно и не замечал ее. Нюкта дернула его за плечо, а затем просто схватила подмышку и бросилась к стене. Вот тут то и пригодился довольно короткий, одноручный меч, что болтался у нее в наспинных ножнах. Конечно, подпускать ненасытных тварей так близко — радости мало, но выхода всё равно не оставалось. Так что Нюкте оставалось в который раз восхищаться своей наставницей, та умудрялась изводить целые стаи, держа за спиной ребенка, едва научившегося мечиком тыкать во всё подряд. Черноволосая валькирия такими способностями не обладала, и пока не уперлась в стену лопатками, заработала пару ощутимых укусов и глубокие царапины на предплечье руки, которой держала ребенка. Почувствовавшие кровь звери словно взбесились, повсюду слышался вой и довольное рычание.

Усмехнувшись, она оскалилась в ответ.

Разжав руку с ребенком, она вытащила ею свой привычно длинный и тяжелый меч. Замах очистил небольшую территорию перед стеной, но Нюкта и на этом не остановилась. Широкие дуги хаотично сменялись быстрыми даже для схаалов выпадами. Убить тут не получалось, но удержать на расстоянии, не дать причинить еще больших увечий, удавалось. Наконец сверху прозвенела тетива, а град стрел отрезал валькирию от тварей, давая несколько мгновений, чтобы обвязать тело ребенка веревкой. Сделав несколько шагов от стены, Нюкта встала спиной к схаалам, очень надеясь на чудо. Да вообще, все, что она сейчас делала — идиотизм чистой воды. И кое-кому за это придется отвечать!

Крюк взлетел вверх с такой силой, что буквально подкинул за собой привязанного ребенка на несколько метров. И этого было достаточно, чтобы валькирия обернулась лицом к опасности, выдергивая из земли свой меч, так приятно отяжелявший руку.

На плечи словно что-то навалилось, но не отяжеляя, а давая легкость. Легкость в движениях, в понимании, в чувствах. Не осталось ни страхов, ни сомнений. Такое бывает только когда валькирия один на один с противником, только когда нет ничего кроме них, когда жизнь приобретает смысл лишь за мгновение до того как уйти навсегда.

Тяжелый клинок со всей мощью валькирии и своего веса прорубал крепкую шкуру и тугую плоть оборотней. Металл перерубал кости и заливался кровью. А Нюкта снова и снова наносила удары, ни на миг не останавливаясь, и словно совсем не дыша. Вот только кем бы она была, если не замечала ничего вокруг себя кроме смерти и обагренных кровью шкур. Разум первым определил приоритетную опасность, заставляя тело остудить пыл и сменить ритм дыхания. И только потом сама валькирия увидела эти силуэты в вечерних тенях. Чуть мельче самцов, поджарые, ловкие... сознательные.