Гости постепенно поднимались на ноги, вылезали из своих укрытий и кустов и пытались оценить причинённый им ущерб, бросая косые взгляды на виновника произошедшего. Но громких обвинений пока никто не бросал, злорадно ожидая, когда выскажется хозяин дома, славившийся своим тяжёлым характером. И не только выскажется. Наверняка он этого малолетнего наглеца собственноручно вышвырнет из дома. Жерар тоже ждал наказания почти уже смиренно, наблюдая, как неторопливо к нему подходит Ольдвиг Горгенштейн. Впрочем, на Жерара он не смотрел, изучая правый рукав своего сюртука, когда-то угольно-чёрного, а теперь мерцающего позолотой. Этот же рукав он сунул под нос оторопевшего мага.
— Что это? — требовательно спросил Ольдвиг.
— Я простите... я честно не хотел.
Господин Горгенштейн досадливо поморщился.
— Нет же, я не об этом спрашиваю. Никогда подобного не видел, даже у магов! Твои краски растительного происхождения?
— В основе своей... Хотя вот данное пятно скорее нет.
— Ну да, такого оттенка в природе особенно и не увидишь. ... — задумчиво покивал Ольдвиг. Впрочем, настоящим золотом это не было — откуда у бедного школяра на это деньги? Понимал это и торговец. Он поковырял позолоту ногтем и уважительно поцокал языком. — Хорошо села, так и не отскребёшь!
— Скорее всего, под влиянием влияние воды и раствора щелочей... то есть при обычной стирке эту проблему можно будет решить. Всё отстирается и отмоется! — поспешно заверил Лекой, не обращая внимание на скептическое фырканье друга.
Ольдвиг нахмурился:
— А жаль. Возможно ли получить устойчивый результат?
— Под золото?
— Под золото, серебро, драгоценные камни... — Ольдвиг оглянулся и подозвал к себе Анну. — Вот, как у неё на лице! Как это называется?
Лоб, нос и щёки Анны как будто покрыла бриллиантовая крошка, а ресницы усыпали сверкающие капли росы, придавая ей вид прекрасной и холодной языческой богини.
— "Мириады звёзд", — неуверенно сказал Лекой.
— Неплохо, — одобрил торговец, — но надо придумать что-то своё, чтобы не было проблемы с торговой маркой. Если ты только сможешь сделать подобный эффект более устойчивым, и безопасным.... Анна, как тебе?
— Жжётся! — скривила лицо старшая из дочерей Горгенштнейн, с неудовольствием глядя покрасневшими глазами на мнущегося Жерара.
— Ну так бегом смывать! Предлагаю всем пройти в дом, переодеться и при желании, эм-м-м, смыть с себя свидетельства этого познавательного эксперимента, — громко, уже для всех, сказал Ольдвиг.
Судя по ворчанию окружающих, никто не счёл это происшествие познавательным, но в открытую с хозяином дома никто спорить не стал. Тем более что тот уже вошёл в раж, расписывая перед опешившим магом экономические перспективы его ошибки. Дескать, за ткани такой расцветки им будут платить едва ли не по вес золота, а подобные украшения при дворе безусловно будут уметь успех... Так и увёл Жерара в дом под локоток, и, как не сомневался Лука, через некоторое время его друг окажется связанным договором, благодаря которому он может быть когда-нибудь и разбогатеет, но не раньше, чем откупиться от Горгенштейнов. Ещё бы, не каждый ведь поддержит молодого изобретателя на начальном пути, даст ему необходимую материальную поддержку, да и ещё защитит его права от продажных торгашей... К коим себя, Ольдвиг, конечно же не относил.
Лукреций покачал головой, но всё же последовал за батюшкой. Родство родством, но загонять Лекоя в угол он не даст. Всё же он был единственным, кто узнав о сути Луки, не пытался его исправить или воспользоваться им. И это Лука, хотя он никогда и не признался бы в этом вслух, безусловно ценил в своём товарище.
Да и отцу следовало бы подсказать, что магия — дело ненадёжное, и к тому же энергозатратное, и на массовое производство надеяться не стоит.
Равель решил воспользоваться комнатой Луки и близнецов для того, чтобы привести себя в порядок. Заодно и позаимствовал одежду одного из них — военный ещё с прошлой встречи заметил, что Марк и Карл хоть пока и не догнали старшего брата в росте, но в ширине плеч вполне могли посоревноваться, а значит их одежда будет хоть коротковата, но удобна. Всё лучше, чем осточертевшая форма или залатанный дорожный костюм...
Натянув сюртук одного из близнецов (судя по беспорядку в вещах, скорее всего старшего из них), Равель с удовлетворением заметил, что взгляды отца не изменились: одежда хоть и была из хорошей ткани, крой у неё был старомодный. Ольдвиг неодобрительно относился как к лишним тратам, так и к погоне за модой.
Чистка от синих и фиолетовых клякс, щедро украсивших одежду и волосы и смена одежды заняла у Равеля едва ли дюжину минут. И то только потому, что перегруженная система водоснабжения на втором этаже сбоила. Кожа всё ещё отливала подозрительной синевой, но по крайней мере этот цвет лёг равномерно.
Комната младших мальчишек располагалась рядом с комнатой старших сестёр, для большего пригляда, так что не удивительно, что в узком закутке коридора он столкнулся с Анной, на влажных волосах которой всё ещё красовалось полотенце.
— Быстро же ты, — усмехнулся Равель. — Откуда у тебя армейские привычки?
— Несколько детей быстро научат не тратить много времени на уход за собой, — негромко сказала Анна, пытаясь протиснуться мимо загораживающей выход фигуры брата. Но тот, кажется, даже и не думал пододвигаться.
— Да погоди ты! Кажется, ты не всё с себя смыла. Этот маг-недоучка утверждал, что краска не ядовита, но я бы не стал проверять это на собственной шкуре. Дай помогу.
Раньше, чем Анна успела отстраниться, он сорвал с неё полотенце, и самым негигиеничным образом послюнявив его, начал стирать с шеи сестры остатки мерцающего раствора. Воротник на Анне был не до конца застёгнут, поэтому от резкого движения шея обнажилась почти до ключиц, открывая вид на потемневшие, жёлто-синие пятна. Сначала Равель принял их за следы от фейерверков, но в отличие от них, краска не желала так легко отходить от кожи.
— Что же это? -пробормотал Рави, поднимая взгляд на Анну, и только взглянув в её лицо, он понял, что его прикосновения причиняют той сильную боль. В уголках глаз Анны застыли слёзы.
— Отпусти... отпусти!
Анна рванула, пытаясь застегнуть пуговки воротника дрожащими пальцами. И только тогда он понял, что же именно он увидел на фарфорово-светлой коже сестры. Не краску, нет. Синяки.
Это объясняло всё. И нежелание говорить о муже, и глухие, уродующие фигуру платья. И то, почему так быстро состарилась в якобы счастливом браке сестра. Побои муженька — как обыденно и мерзко. Как такое могло произойти с его гордой сестрой, слово которой всегда было для остальных непререкаемым законом, а задевать её опасался даже насмешник-Ави?
— Ты говорила отцу? — серьёзно спросил Равель.
Анна порывисто утёрла глаза ладонью.
— Нет. И ты не смей, слышишь? Оскар торговый партнёр отца, сын его старого друга. Даже если отец поверит мне, встанет на мою сторону, он не слишком будет рад ссоре с моим мужем. А я не хочу расстраивать батюшку, не хочу, чтобы хоть кто-нибудь знал...
Она не договорила.
Рави покачал головой:
— Дурёха! Идёшь на поводу ложной гордости. А о своих детях ты подумала? Какого им жить с матерью, которая ценит себя не больше, чем половую тряпку под ногами мужа и отца?
Он попытался вновь схватить сестру на запястье, но та уже успела отскочить.
— Не смей трогать меня, — прошипела она, рванув мимо Равеля, и в этот раз он не стал её удерживать, заметив, что у их разговора был свидетель.
Анна проскочила по лестнице мимо Луки, так и не заметив его. Тот проводил её внимательным, и несколько неодобрительным взглядом.
— Подслушиваешь? — спросил Равель.
— Больно надо, — пожал плечами маг, предпочитая не влезать в совершенно непонятные ему семейные проблемы. Больше его волновало другое: — что ты делал в моей комнате? Я не разрешал тебе в неё входить!
— Вообще-то это не только твоя комната. Я позаимствовал кое-что у близнецов.
Равель подошёл к Луке ближе, и почти навис над ним, так и не поднявшимся с последней ступеньки.
— А что, Лукреций, тебя есть что скрывать? — вкрадчиво спросил он. — Тёмными делишками балуешься? Решил пойти по стопам Августина?
Лукреций проигнорировал издёвку, внимательно изучая лицо брата, как будто видя его впервые.
— Я ведь не слишком тебе нравлюсь, так? — наконец спокойно сказал молодой маг.
— С чего ты решил? Использовал свою чудо-магию? — воин насмешливо провёл пальцами перед лицом Луки, как будто показывая фокус.
— Я и без магии могу понять очевидный факт. Родители и другие... они видят только то, что хотят: братскую заботу и любовь. Лишь потому что так положено в обществе — заботиться о младших. И ты послушно играешь в привязанность к младшему брату. Вот только не очень старательно. Я ведь вижу, по твоим глазам, по твоим поступкам — я для тебя настолько раздражающий фактор, что мне кажется, не будь мы связаны родственными узами, ты бы просто убил меня.
Равель вздрогнул, впервые за долгое время почувствовав почти что стыд. Он отвёл глаза. Воин действительно привык просто уничтожать тех, кто вставал на его пути или раздражал его. В других случаях, если добыча была сильно не по зубам, он просто отходил в сторону и забывал о проблеме. Но от родного брата никуда не денешься и не забудешь о нём — даже если уедешь на край света.
Равель не знал, почему именно Лука вызывал у него такие чувства. Да, конечно у братьев и сестёр Горгенштейн всегда присутствовало некоторое соперничество за внимание родителей, а матушка излишне опекала самого младшего своего ребёнка. Но ведь на других любимчиков в семье он так не злился: ни на Томаса, которого отец всегда ставил в пример остальным, ни на Августину, которой всё всегда прощалось. Даже обаятельный прохиндей Ави, который свои шалости обычно любил сваливать именно на вспыльчивого с детства Равеля, не раздражал его так. Откуда тогда такое чувство конкуренции, это иррациональное желание уничтожить Луку, мальчишку, который и противопоставить ему пока ничего не мог?
Равель не мог понять это разумом, но чувствовал, что только Лука, один из всей семьи, мог быть ему настоящим соперником и врагом. Как если бы Рави был волком, рядившимся в овечьи шкуры и наслаждавшийся своей безнаказанностью и неузнаваемостью, и только Лукреций мог распознать его и вывести на чистую воду. И даже хуже — он был таким же, как и Равель. Хищником, изображающим из себя овечку. Вот только не волком, зверем хоть и диким, но благородным, а кем-то похуже.
Внезапно проскользнувший образ в мыслях Равеля успокоил его. Если проблема только в делёжке территории, то он сможет справиться с этим. А выдавать друг друга им не с руки. Он почти дружелюбно улыбнулся Лукрецию.
— Может быть и не убил бы. Ты достаточно забавен сам по себе.
Тот недоверчиво нахмурился. Напряжение, которое таилось в его брате всё это время, никуда не исчезло, но как будто перестало падать своей тяжестью именно на Луку. И что это было, вообще?
— Бывай, — Равель насмешливо похлопал по плечу задумавшегося Луку, и обогнув его, начал спускаться вниз. — Если кто будет спрашивать, что вряд ли, пусть приходят завтра.
— А ты куда?
— Развлекаться. Семейные вечера в нашем доме хоть и веселы, но тоже утомляют.
Через два часа Равель Горгенштайн сидел уже в каком-то кабаке, привычно надираясь. Мать, конечно, будет опять ворчать, что он спивается, но что ему бедному делать, если только алкоголь может усыпить засевшего зверя внутри?
Кабак был на вид не из самых простеньких, пожалуй, сам Рави любил менее дорогие места, в которых может рожи были и попроще да поглупее, но не такие поганые, как здесь. Впрочем несмотря на то, что у местных посетителей денег было и больше, чем у обычных забулдыг, развлекались они так же — напивались вдрызг и лапали шлюх. Правда выпивка была получше и шлюхи посимпатичней, а в целом одно и то же. И с чего его привело именно сюда?
Равель лениво оглянул зал, и усмехнулся, видев как одна из девиц, до этого благосклонно принимавшие приставания очередного посетителя, плотного светловолосого мужчины, внезапно взбрыкнулась, за что тут получила пощёчину, и жалобно заскулила. Строит из себя целку... Хочешь получить денежку, будь готова и огрести. Посетители ведь разные бывают, некоторым нравится и боль, как своя, так и чужая. А попадись она лично ему, да и ещё когда у него было такое поганное настроение, могла бы и жизни лишиться.
Светловолосый мужчина чуть повернулся, и Равель, увидевший его профиль, поперхнулся пивом.
— Шакалий сын, ты-то что тут делаешь?!
Перед ним был никто иной как Оскар, злополучный муж Анны, о котором он сегодня вспоминал в самых нелицеприятных выражениях. За несколько лет зятёк несколько поправился, когда-то густая шевелюра поредела, а лицо неприятно обрюзгло, но это был безусловно он. Удивительно, что Равель встретил его именно сейчас... Впрочем, такое случалось и раньше — когда судьба сталкивала его с врагами в самый подходящий момент.
— А тебе ведь нравится избивать женщин, да? — пробормотал Равель, наблюдая за тем, как грубо, явно до синяков, мнёт грудь шлюхе его зять. Та давилась рыданиями, но послушно сидела на толстых коленях, боясь видимо что ей попадёт ещё больше, или, вероятнее, надеясь, что ей хорошо заплатят позже.
При мысли о том, что Оскар точно так же, как с этой шлюхой, обращался с его сестрой, в душе Равеля всколыхнулась чёрная, дикая ярость. Кажется, он знает, чью жизнь заберёт сегодня ночью. Судьба кажется сама бросила жертву ему в руки.
Наконец Оскар поднялся, и повёл к выходу свою девку. В этом кабаке, в отличии от многих других заведений, не было верхних комнат, в которых проститутки могли обслуживать своих клиентов, зато, очевидно, они обладали своей территорией. Что ж, тем проще будет избавить сестру от муженька.
Выждав, пока те исчезнут за дверью, Равель пружинисто поднялся, и кинув несколько монет на стол, вышел за парочкой. Оскар был не очень осторожен, полностью увлечённый хныкающей девкой. Идти, впрочем, было не слишком далеко — буквально за следующим поворотом, в небольшом уличном тупичке они остановились у обшарпанной двери. Из неё почти сразу же выглянул мерзко выглядящий бугай, и получив от Оскара вознаграждение, пропустил парочку внутрь, сам оставшись караулить у дверей. Что ж, придётся избавиться и от него.
Подождав ещё минут семь, Равель отлипнул от скрывающей его во тьме стены, и пьяной шатающейся походкой направился к порогу шлюхи. Бугай даже не сдвинулся, не видя никакой угрозы. Равель, чуть пошатываясь, встал напротив, и начал шариться в карманах.
— Мужик, ты чего? — достаточно дружелюбно спросил его охранник.
— Хоч-ч-чу шлюху снять. Эта, такая светленькая, мелкая, здесь же живёт?
— Ну, здесь, — окончательно расслабился верзила, решив, что это бывший клиент одной из его девочек. — Только занята она. Хочешь, другую покажу? Посочнее и посвежее, ежели деньги есть?
— Это как это занята? Ты чего меня обманываешь? — пьяно возмутился Равель, пытаясь пройти мимо бугая и размахивая руками.
