Гальдер, не отпуская ухо юного наглеца, грозно оглядел притихших юнцов.
— Вам смешно? — тихо спросил он. — Смешно? Я сейчас сделаю вам смешно. Рене Зиммель, с этого дня и до окончания учебного семестра вы будете исполнять обязанности кухонного помощника бессменно. И да, сейчас вы можете идти. Прямо на кухню, и не пробуйте увильнуть. Айзек!
— Да?
Одноклассник несчастного шутника вскочил по струночке.
— Кто у вас в классе ещё хорош?
— Грета Морта, — проблеял ученик.
— Надеюсь, ты подразумеваешь не физические характеристики? — едко заметил директор. Айзек панически замотал головой. — Девка, конечно, ну да ладно. Может, и от неё будет толк. Зови её сюда. Зиммель, ты ещё здесь? Я же сказал, иди на кухню.
Перед уходом директор ещё раз хмуро оглядел учеников, и одарил Луку особо "ласковым" взглядом:
— Горгенштейн, постарайся быть повежливее в этот раз, если хочешь чего-то добиться, а не стать дворовым магом у кого-нибудь вроде Зиммеля.
За два года обучения Луки в Орхане это был первое, хоть и весьма завуалированное, проявление внимание со стороны директора к одному из младших учеников. Как бы ни стремился Лука не привлекать излишнего внимания, но Гальдера было обмануть не так-то просто. Весь его тридцатилетний опыт обучения юных магов позволял ему видеть не только потенциал того или иного ученика, но и то, насколько тот способен этот потенциал раскрыть. Директору молодой Горгенштейн напоминал коробку с сюрпризом — притом, какой сюрприз попадётся, зависело только от того, кто открывал. И с какой целью.
Лукреций склонил голову, то ли благодаря, то ли соглашаясь демонстрировать приличное поведение.
После Жерара была очередь Айзека, затем Морты, раздражительной девицы с огненно-красными волосами. Двое шестикурсников сидели у магистра дольше всех, и один из них вышел сияя, впечатлив всех новостью, что по окончанию Орхана его берут на стажировку в Коллегию. Невиданная удача! Второй промолчал, но то сдержанное торжество, с которым он держался, говорило о том, то и ему что-то обломилось.
Учеников третьего года обучения томили дольше всех. Бена пригласили предпоследним, оставив Луку дожидаться своей очереди в одиночестве. То, что он остался в самом конце, его не слишком радовало. Возможно, стоило уйти. Конечно, директор будет недоволен, но зато он сможет избежать встречи с магистром Литраном. Любопытство оказалось сильнее. В конце концов что ему может сделать алхимик в школе?
Наконец Бенедикт вышел, осоловело хлопая глазами.
— Горгенштейн, иди. Тебя ждут.
Лука замешкался, всё ещё думая о том, что он может попробовать уйти, когда его поторопил голос из кабинета.
— Лукреций Горгенштейн? Заходите, не будем тратить моё и ваше время.
Кабинет выходил на солнечную сторону, но сейчас шторы были плотно завешаны, сохраняя прохладный полумрак в комнате. Горела лишь лампа на дубовом столе, освещая сам стол и того, кто за ним сидит.
Дождавшись кивка, Лука сел в жёсткое, гораздо более неудобное, чем у самого магистра, кресло напротив стола и напряжённо застыл. Алхимик оторвался от своих бумаг и приветливо на него взглянул.
— Добрый день, Лукреций. Расскажите немного о себе и об учёбе здесь.
Очевидно, Литран решил сделать вид, что они незнакомы.
Говорил о себе Лука скупо. Сын торговца, в следующем месяце ему будет пятнадцать. В Орхане он поступил в двенадцать. Успехи? Неплохо даётся Руннология, Алхимия и Магтеория, уже способен создавать сложные плетения, которые не всем даются даже на четвёртом курсе. Собирается ли он продолжать обучаться магии после окончания четвёртого курса? Нет, ещё не знает. Пока стезя мага его не слишком привлекает, хотя магические умения он находит безусловно полезными.
Тут Литран бросил на него столь острый взгляд, что Лука едва подавил желание отодвинуть стул подальше.
— Не привлекает? Жа-а-ль. Я вижу по вашим оценкам, что вы также питаете интерес к богословской тематике. Вы, я так полагаю, ревностный прихожанин? Какой храм вы обычно предпочитаете посещать?
— Храм святой Терезы. Там служит мой брат, — осторожно ответил Лука, и не смог удержаться от небольшой шутки, понятной только ему и отсутствующему здесь Жерару: — Я был там буквально на днях.
-Небольшой, но уютный, — одобрительно кивнул Ортега. — Но вы бывали на проповеди епископа Бромеля в соборе Восшествия? Он обладает редким даром слова.
Лука молчал, с досадой думая, что всё же ошибался, когда решил, что появление Бромеля здесь случайно.
— И он может быть весьма убедителен, — вкрадчиво продолжил алхимик. — Не так давно он поднимал в личной беседе со мной одну весьма интересную тему... о нарушение обетов и о карах, которые за ними следуют. И вспомнил известный ему пример. У Его Святейшества был пёс, обладающий редкой, и весьма опасной болезнью. Отец Доминик пожалел несчастное животное, и не отдал его живодёрам, как следовало, но тот отплатил ему чёрной неблагодарностью, и укусил руку помощи, которую ему протягивали. Что оставалось милостивому епископу, если он больше не мог контролировать несчастного пса? Только усыпить его.
Ортега встал из-за стола, и теперь неспешно вышагивал за спиной Луки. Мальчик еле сдерживался, чтобы не вертеть головой.
— Весьма познавательная история, — ответил Лука, стараясь сохранять хладнокровие. — Но разве это достойно божьего человека, убивать живое существо? И разве не падёт тень на епископа, когда узнается, что он скрывал от остальных о болезни животного? Хотя кто сможет об этом узнать — это же была всего лишь собака! А вот если бы речь шла о человеке, который вполне себе обладает даром речи, и едва ли будет держать в себе эту историю... Историю, к тому же затрагивающую одного весьма уважаемого мага.
Лука красноречиво замолчал. Он дал понять, что не собирается тонуть в одиночку, и обязательно прихватит с собой Бромеля и Ортегу. В конце концов, они официальные лица и должны держать лицо. Едва ли им охота быть замешанным в грязную историю с запретным волшебством.
Но в этот раз Гогенштайн недооценил своего противника. Потому что не по правилам действовать мог не только он.
Жёсткие пальцы вцепились Луке в горло, а его запрокинутая голова больно ударилась о деревянную спинку кресла. Сверху на него смотрели побелевшие от ярости глаза алхимика. Его перекошенное лицо теперь не казалось забавным и безобидным.
— Самодовольный щенок! Вздумал меня шантажировать? Думаешь, многие поверят клевете тёмного мага? Да и захоти я от тебя избавиться, я найду гораздо более удобные способы. У алхимиков, знаешь ли, есть свои средства... убрать ненужных людей.
И тут Лука по-настоящему струхнул. Орханский преподаватель алхимии не учил студентов первой ступени ядоделанию, но существование смертельных, и самое главное, практически необнаружимых ядов не скрывал. "Говорят, — рассказывал он, — что самое глупое, что может сделать враг алхимика, это сесть с ним за один стол. Но есть такие вещества, которые могут попасть в организм не только с помощью еды и питья, но и через прикосновения, царапины... и даже чужое дыхание". Возможно, Лука уже отравлен, но пока это не понял. Он просто может умереть во сне, и никто не сможет доказать, что в этом виновен Ортега!
— Вижу, ты понял, — гнусно ухмыльнулся маг. — Всё ещё хочешь играть в свои игры, мальчик?
Горгенштейн не умел быть вежливым с тем, кто ему не нравился, да и не видел в этом необходимости, но теперь он понял, что ему немедленно стоит менять жизненные приоритеты. Что ж, это было неприятным, но жизненно важным уроком — не только Лука был способен играть не по правилам. Более того, некоторые уважаемые и весьма благопристойные на первый взгляд господа способны на большую жестокость и беспринципность, чем он мог думать, и это стоило учитывать... чтобы в следующий раз, когда он решит противостоять епископу и его приспешникам, он не был захвачен врасплох.
— Я... — Лукреций попытался разжать онемевшие пальцы отпустить подлокотники кресла, — ... я отправлюсь к отцу Доминику при первой же возможности. Я не хотел вызвать ваше неудовольствие, магистр.
Смирение в голосе давалось ему с трудом, но от этого его раскаяние, вызванное страхом, казалось более убедительным. Литран разжал пальцы и брезгливо вытер их о коричневый сюртук студента. Юноша с трудом подавил дрожь отвращения.
— Что ж, надеюсь на это. Стоит ли говорить о том, что если ты попытаешься рассказать кому то о нашей беседе, это может плохо сказаться на твоём здоровье и карьере твоего брата?
Горгенштейн покаянно склонил голову.
— Я буду послушен, магистр Литран.
Ортега Литран вновь сел за стол, ещё раз смерил Лукреция недобрым взглядом, а затем вновь уткнулся в бумаги, лежащие перед ним. Голос его вновь приобрёл светские нотки.
— Что же, Горгенштейн. Я рад видеть, что вы так серьёзно относитесь к учёбе. Вижу, у вас есть успехи и в моей дисциплине — алхимии. Обычно к концу третьего курса студенты уже определяются со сферой своих интересов и выбирают себе научного руководителя. Я возьму на себя смелость, и предложу вам свою кандидатуру. Моё покровительство высоко ценится, так что не упускайте свой шанс, Лукреций.
Лука сглотнул. Это предложение было явно не из тех, от которых отказываются. Но это не значило, что не стоит и пытаться.
— Это большая честь, но вы, я полагаю, весьма заняты делами Коллегии... — ногти алхимика весьма красноречиво царапнули по дубовой поверхности стола, и интонации мальчика сразу изменились. — ... поэтому я благодарен вам всей душой за то что вы готовы уделить мне своё драгоценное время.
Горгенштейн быстро учился. Что ж, если ради того, чтобы выжить и свалить отсюда ему нужно лебезить и пресмыкаться перед магистром, то он сделает это. А потом убьёт Ортегу — чтобы ничего не напоминало ему о позоре.
Прошло ещё не менее получаса, прежде чем студент едва не вывалился из кабинета на свободу. Завернув за ближайший поворот и найдя полускрытую за статуей нишу, он привалился к стене, но тут же был обнаружен Жераром.
— Ну что? — с жадным любопытством спросил старшекурсник.
Лука лениво отмахнулся.
— Всё в порядке. Тебя это никак не касается.
— А тебя? — тут же вычленил главное Жерар, отлично умевший читать между строк.
— А вот это уже не твоё дело, — огрызнулся Лукреций.
— Ну уж нет. Вляпаешься в переплёт, потянешь меня с собой. Выкладывай, что там у тебя за дела с этим магистром.
Горгенштейн бросил на Жерара волчий взгляд, и тот несколько сбавил свой напор.
— Ну не хочешь говорить, не говори. Лучше скажи ка мне, когда мы сможем вновь наведаться в наш тайничок. У меня аж руки чешутся, так хочется полазить в книжных завалах.
— После выходных, — неохотно ответил Лука. Прежде чем дальше экспериментировать с тёмной магией, ему следовало наведаться к епископу Бромелю, чтобы понять, насколько вообще теперь для него возможно изучение тёмного искусства.
Посещение собора Восшествия прошло на удивление мирно. Отец Доминик был дружелюбен и разговорчив, вот только на процедуру "очищения", как называл её священнослужитель, позвал ещё и алхимика Лекоя, а его обмануть было не так уж легко.
В этот раз магистр дремал у широко светлого окна и не вмешивался в процедуру, но как только Лука отложил от себя последний лунный камень, наполненный тьмой под завязку, Ортега в один миг оказался перед мальчишкой.
— Ну-с, что тут у нас, — бормотал он, вертя голову Луки в разные стороны, и едва ли не облизывая его.
В другое время Лука бы уже весь изошёл от возмущения, но сейчас он не мог позволить себе тратить силы на злость. Нужно было во что бы то ни стало скрыть от мага ту тьму, что таилось где— то в глубине его сущности.
— Ну-ка, колдани мне что-нибудь, — приказал ему Литран, и Горгенштейн послушно выполнил одно из самых простых упражнений первого курса, создав в воздухе энергошар. Идеальный энергошар, в котором не было ни крупицы тьмы.
Затем Лекой тщательно исследовал заполненные лунные камни, изредка загадочно хмыкая, а один раз даже бросив уважительный взгляд на Луку.
— Мальчишка чист, но уровень тьмы в нём повысился значительно с тех пор, как я в последний раз его проверял, — доложил наконец алхимик. — Эти камни едва ли не дымятся от переизбытка силы.
— Наш юный подопечный, надеюсь, не практикует тёмные искусства?
Ортега лишь пожал плечами.
— Так просто и не скажешь. К сожалению, остаточные следы магии проходят за несколько часов. Но вряд ли он вообще когда-либо сможет сделать что-то большее, чем просто стихийный выплеск тьмы. Тёмные искусства невозможно изучить без наставника, а последнего тёмного мага извели несколько сотен лет назад.
Наконец Луку выпроводили и важные господа принялись обсуждать свои безусловно загадочные дела без него. Уже у самых дверей, боковым зрением Лукреций увидел неприметно висящую на стене и почти незаметную между прочих картин эмблему — трёхглазую змею, обвивавшую чёрную ветвь. Так вот где он видел енохианский символ!
Юноша помялся у закрытых дверей, борясь с желанием применить заклятие подслушки, но вспомнив о том, что за дверями сидел магистр магии, быстро охладел к этой идее. Домой идти не хотелось, да и не было сил — в этот раз процедура очищения была для него особо изматывающей. Поэтому вместо того, чтобы направиться к выходу, Лука решил немного побродить по резиденции епископа, под которую было отдано прилегающее к собору здание. К большому удивлению молодого мага, на слоняющегося по коридорам подростка никто не обращал внимание.
Резиденция поражала. И дело было даже не в шикарном виде из окна — на ухоженный внутренний дворик и мраморные стены собора, украшенного благочестивыми фигурами святых и разноцветной каменной мозаикой, а в том, с каким удобством и роскошью были обставлены внутренние помещения. Мягкие диваны и шёлковые подушки, на которых пристало возлежать куртизанкам, а не монахам вести богоугодные разговоры. Картины, на которых святые выглядели отнюдь не измученными и гонимыми за веру, а казались весьма упитанными и довольными своей жизнью. Толстые ковры, которым самое место во дворцах восточных пашей. Но больше всего Луку добила епископская библиотека, на которую он набрёл во время своей прогулки. Удивительно было признавать, но возможно даже обнаруженный им и Жераром тайник проигрывал этой библиотеке — не только по количеству книг, но и по ценности хранимых в них знаниях. К сожалению, как оказалось, в основном богословских. Но Лука и не искал магических секретов — сейчас ему нужно было совсем другое. Его интересовал орден Еноха Хемельского, о котором так мало знал даже и его брат, а дух Тобиаса Гохра, запечатанный в кукле, и вовсе отказывался о нём говорить, бормоча лишь о том, что последователи Еноха прокляты в веках и небом, и преисподней. Удивительно религиозен оказался этот давно почивший тёмный магистр!
Пятнадцать минут бесцельного изучения бесконечных полок и Лука сдался, рискнув обратиться к мирно дремавшему в тихом закутке пожилому библиотекарю. Тот, очевидно приняв аскетично выглядящего юношу за молодого монашка, совсем не удивился его интересу, и просто махнул рукой в нужную сторону.
