— Рвётесь в бой пан Вильк? — спросил подошедший Брац.
— Зубами готов её загрызть, — брякнул я.
— Тогда срывайте свою печать, и идёмте внутрь. Музей уже оцепили.
— А Пшкевич? — подозрительно уточнил я.
— Идёт через главный вход.
Я коротко кивнул Мареку, и он, всё поняв без слов, бросился через площадь. Будет следовать за главой боевых магов шаг в шаг. Да и мы тянуть не будем. Легким взмахом руки, я снёс запирающие чары, и пошатнулся. Ноги подгибались, не желая слушаться.
— Можа таки лекаря? — пробормотал Бырь, и его слова, как ни странно придали сил.
Я дёрнул ручку и вступил в тёмный коридор. Через пару шагов на грязном полу нашлись уже подсохшие пятна крови. Смешливица прошла тут больше часа назад. Брац заглядывал через плечо, натужно сопя в ухо.
— Далеко ушла, — проворчал он.
Ничего не попишешь, придётся снова прибегнуть к магии. Я прикусил губу, создавая поисковое заклятье. Внутри всё похолодело. Ноги задеревенели, но зато я остался стоять прямо. Чары тянули вперед, будто заарканенного коня. Да еще капитан постоянно норовил сунуться передо мной.
Мрачный коридор привёл нас в малый зал древней Растийской живописи. Тут сохранились картины начала прошлого века, потемневшие от времени, но еще достаточно 'живые', чтобы удивлять чистотой линий.
Судя по тому, что во всех экспозициях начал загораться свет, Пшкевич тоже зря времени не терял.
Я, подслеповато щурясь, огляделся. Вряд ли тварь застряла рядом со входом, наверняка забилась в самый дальний, тёмный угол. Да и поисковое заклятье тянуло вперёд. Только торопиться не стоило. Минус этих чар в том, что они идут непосредственно по следу, и если хитрая бестия сделает крюк и вернётся на то же место, с которого пришла, то может напасть со спины. Я с сомнением взглянул на ряд статуй, выстроившихся вдоль стены — прекрасное место для засады.
Брац тоже взволнованно озирался. Невозмутимым оставался только Бырь. Он стражник тёртый, как-то ходил со мной и на вурдалака, и на одну свихнувшуюся ведьму. Если что, спину прикроет.
Мы медленно продвигались, пока не вышли в фарницийский зал. Нас встретила скульптурная композиция 'Княжий выезд', на которой его светлейшество верхом на диком скакуне рвался впереди своей свиты. Левую сторону галереи занимали портреты правящей династии: от её основателя до нынешнего правителя чахнущего на троне последние пятьдесят пять лет. Посвященный Фарниции зал не поражал ни размерами, ни великолепием и находился в самом конце экспозиции, так что до него добирался не каждый посетитель.
Да и мы задержались ровно на минуту. Брац прошёлся вдоль правой стороны галерии, придирчиво заглянув за тяжелую, кроваво-красную партьеру и махнул рукой.
Поисковые чары выжимали из меня последние силы. Хотелось прибавить шаг и бежать, лишь бы побыстрее добраться до цели и снять заклятье, но ноги уже не двигались. Стали ватными и мягкими. Еще чуть-чуть и колени начнут гнуться в обратную сторону.
Мы миновали еще один зал, посвященный Янским островам, и еще один. Скульптуры, картины, фрески, мозаика — всё смешалось в один аляповатый, тягучий калейдоскоп от которого рябило в глазах. Идти было всё тяжелее, а след чувствовался всё слабее, будто проклятая смешливица таяла и растворялась, как развеянное приведение. Я потерял счет пройденным залам. Каждый шаг отдавался болью в груди. Наконец поисковое заклятье отпустило 'аркан' и я остановился посреди длинной галерии.
— Куда дальше? — переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо спросил капитан.
Я недоуменно огляделся. С портретов смотрели давно умершие люди. Их надменные физиономии выражили неприкрытое презрение, а нарисованные губы корчились в ехидных улыбках. Словно они сотни лет ждали, когда на их глазах опростоволоситься самонадеянный маг. След исчез прямо посреди зала. Растворился, будто нечистая сила провалилась в Полуночную бездну, откуда вылезла.
— Всё, — еле выговарил я, держась из последних сил, чтобы позорно не рухнуть на пол.
— Что значит всё? — зарычал Брац. — Здесь никого нет!
— Сам вижу, — выдавил я. — Тварь остановилась здесь.
— И улетела? — вспылил капитан и приказал Бырю. — Немедленно приведите Рекара Пшкевича. Нужен еще один маг. Скорее!
Я добрёл до стены, сел, и прижался к ней спиной.
Полный провал!
Не могла же тварь исчезнуть? Такого просто не бывает. Тут же и спрятаться негде. Длинная зала увешенная картинами. Ни закутков, ни закоулков, ни... Я вздрогнул.
— Когда построили музей?
— Что? — недовольно переспросил Брац. — Какая разница? Лет сто пятьдесят назад. Вроде Горан Мышевич проектировал...
— Безумный архитектор, — выдохнул я. — Здесь может быть потайной ход или секретная комната.
Капитан сощурил глаза.
— Да, да, да, — забормотал он.
Я попытался встать.
— Сидите уже, — рявкнул Брац. — Вы мне нужны живой и здоровый.
Я, и правда, осел. Только не из-за его слов. Передумал. Немного передохну и в бой. Сейчас силы вернутся. Надо только восстановить дыхание и расслабиться. Я прикрыл глаза.
Вскоре прибежал озабоченный Пшкевич. Выслушал капитана и пафосно заявил, что ожидал чего-то подобного, мол заслуги пана Вилька сильно преувиличены и он в очередной раз это доказал. Его слова отдавались эхом в моей голове, но не доходили до сердца. То ли я уже привык к его подковыркам, то ли так устал, что совершенно потерял чувствительность.
Пан Рекар расстарался на славу. Меня будто окатило волной магии. Он творил заклятье за заклятьем, создавая причудливую волшебную вязь, окутавшую весь зал. От чар накалился воздух, но даже я, оставшись почти без сил, ощущал, что тварь пропала бесследно.
Все его старания пошли прахом. Сколько он ни бегал, ни махал руками, ни метался от стены к стене секретное убежище смешливицы не проявлялось. Либо он на самом деле хозяин твари и водит всех нас за нос, либо...
— Похож на невиновного, — пробормотал, подсевший ко мне Марек. — Вёл себя как обычно, орал на всех, кто под руку подворачивался.
— Ни одного намёка? — прошептал я.
Капрал пожал плечами.
— Я не подметил.
К нам подошёл капитан.
— Поднимайтесь пан Вильк, вас отвезут домой, — сухо проговорил, но всё же добавил. — Вы и так сделали всё, что могли.
В этот раз я спорить не стал.
— Только не снимайте оцепление. Передохну и сразу вернусь.
— Обыщем все помещения.
Марек помог мне подняться и повёл из галереи.
— Этого не может быть! — вопил за спиной Пшкевич.
— Тебе придётся вернуться и следовать за ним по пятам, пока он не уберётся из музея. — тихо приказал я.
Капрал кивнул.
Из рассказа Аланы де Керси, младшего книгопродавца книжной лавки 'У Моста'
Утро после бала мучило зудом в опухших, покрасневших руках и поиском толстого шерстяного носка. Его брат-близнец теплым коконом грел правую ногу, тогда как левая, вылезшая из-под одеяла, зябла. При более тщательном осмотре носок обнаружился на полу возле кровати, и я поспешила натянуть беглеца на холодную пятку. От камина ещё тянуло едва ощутимым теплом, а среди пепла тускло поблескивали недогоревшие золотистые клочья. Вернувшись ночью домой, я первым делом избавилась от злополучного платья, безо всякого сожаления затолкав его в камин и чиркнув спичкой о кованную решетку. Дорогой наряд все равно был безнадежно испорчен, а комнату перед сном следовало прогреть. Темно-золотая парча отлично подошла в качестве растопки. Вот если бы ещё и от воспоминаний о прошлом вечере можно было так же легко избавиться. Перед глазами встало перекошенное лицо пана магистра Ночной стражи, и у меня противно заныло в груди. Глубоко вдохнув, я усилием воли отогнала дурное видение и проковыляла к шкафу, дабы облачиться в толстый свитер грубой вязки ядрено-зеленого цвета. Его мне когда-то подарила Делька. Зная, какая я мерзлячка, подруга собственоручно связала этого шерстяного монстра. И все бы ничего, если бы она не решила покрасить пряжу в 'веселенький цвет'. Ребята с кафедры алхимии что-то намудрили с красителем и вместо 'чайной розы' получилась 'пещерная плесень'. Но в школьных мастерских мы рядились и не в такое, а свитер вышел на диво теплым, даром, что на размер больше. А вкупе с портками моего производства составлял отличную домашнюю пару.
Прихватив с кровати шерстяной илардийский плед, я пошлепала на кухню. Пани Флоси не было видно, а судя по отсутствию свитки и широкой плетеной корзины, она отправилась на рынок. Каюсь, работу я сегодня решила безбожно прогулять, отправив с подвернувшейся оказией записку для Врочека. Пусть старик думает, что я перебрала на балу, или танцевала всю ночь напролет, или ещё что... А Румпель будет держать язык за зубами. Хотя слухи по городу и так поползут.
Я сварила кавы и, укутавшись в плед, забралась на кухонный подоконник. От забитых паклей щелей едва ощутимо тянуло прохладой. Припухшие пальцы слегка пекло от прикосновения к разогретой кружке. Мне нужно было подумать. Вокруг творилась какая-то бесовщина, и я, против воли, оказалась едва ли не в гуще событий. Вчерашнее происшествие тому подтверждение. Я невольно коснулась верхней губы. Надеюсь, после случившегося Вильк раз и навсегда перестанет подозревать меня невесть в чем. Нахальный припой получил, что хотел, и даже больше. Злорадство смешалось во мне с сожалением. Когда ломалась моя личина, ему ведь тоже досталось изрядно 'приятных' ощущений. И поделом! Чего уж греха таить, я была зла на него. Вчера пан Бальтазар перегнул палку. Мало ему того, что подсунул проклятое письмо, из-за которого мою комнату перерыли вверх дном, так ещё и ославил чуть не на весь город...
Да, а что такого в том письме, если неизвестный злоумышленник рискнул забраться в чужой дом? Я вспомнила, как погиб Юзеф Ничек и мне совсем подурнело. По всему получается, вчера ко мне на огонек заглянул ни много ни мало убийца. А кому ещё могло понадобиться изобличающее письмецо!? И если бы я не осталась ночевать у Врочека, то мое хладное тело нынче лежало бы в покойницкой, а пан Вильк рвал на себе усы и волосы, проклиная меня за такую подлянку. Я решительно спрыгнула на пол и, отставив кружку, устремилась наверх, обуреваемая желанием немедленно ознакомиться с содержанием письма. Если меня убьют, то хоть буду знать за что.
Вытряхнув сложеный вдвое лист грубоватой почтовой бумаги, я углубилась в разбор хвостов и закорючек. Почерк у Юзека был преотвратнейший. И чтобы продраться сквозь дебри этой псевдо-эльфийской вязи мне пришлось изрядно попотеть. Чем дальше я читала, тем озадаченней становилось мое лицо. Юзеф то восхищался отданой ему на реставрацию картиной, то жаловался на внезапно обрушившиеся кошмары, просил пана Яся помочь если не делом, то хоть советом...
Я аккуратно вернула письмо в конверт, а конверт на место и застыла на кровати, лихорадочно пытаясь ухватить за хвост явившуюся мысль. Картина, кошмары, мастер-сноходец... И тут у меня будто щелкнуло в мозгу. Я мигом припомнила свою детскую эпопею с кошмаром и рисунком. Только живописец мог таким образом запереть кошмар, и живописец же его разбудил...
Дар у Юзефа был так себе, ни Виле свечка, ни дидьку кочерга. И он о нем больше помалкивал, чем развивал. Ничек всегда отличался некой ленцой и основные-то предметы, сдавая через два раза на третий. И совершенно не жаждал взваливать на себя дополнительные пары по живописному мастерству и начертательной магии. Вот и доленился, походя разбудив старинный кошмар и даже не поняв, что произошло. Кажется, я знаю, что за нежить повадилась жрать невинных горожан.
Хм, Вильк ведь тоже читал письмо... Что ж, тогда у него действительно имелись основания меня подозревать.
Однако это все досужие домыслы. Пока я не увижу над чем работал Ничек, все мои размышления и выеденого яйца не стоят. Пожалуй, стоит наведаться в музейный дом. Наверняка они ищут нового реставратора.
Сырой осенний воздух вымерз за ночь, инеем осев на кромках ещё не опавших листьев и пожухшей траве. Тонкий ледок, сковавший немногочисленные лужи ломко похрустывал под каблуками ботильонов. Я зябко поежилась, дыша на озябшие пальцы. Пожалуй, пора сменить шаль на зимнюю накидку. Ибо как её не кутай, а все равно уже не греет. Ещё немного и в Кипеллен придет промозглая приморская зима. Зачастит снег с дождем, и улицы превратятся в кочковатый каток.
Музейный дом встретил меня небывалым оживлением. Улица перед ним оказалась перекрыта, а вокруг деловито сновали стражники, да стояли столбом праздные зеваки, вальяжно шушукаясь и травя байки, одна другой невероятней. Из обрывков фраз я уловила, что ночью возле музея некий чародей из Ночной стражи настиг ни много ни мало целый полк мракобесов с упырицей во главе и загнал их обратно в Полуночную бездну, вход в которую, конечно же находился в музее. И теперь бравые стражники разыскивают его, сбиваясь с ног, дабы раз и навсегда отвадить чудовищ от города. Я лишь иронично фыркнула себе под нос. Похоже, пан Бальтазар нашел вчера на ком сорвать злость, но получил щелчок по носу и теперь бесится.
Послушав ещё немного, я направилась к реставрационной. Мастерская при музее имела собственный выход и мне не пришлось пробиваться через парадную дверь, рискуя нарваться на приснопамятного магистра. Спустя пять минут я уже сидела в мастерской пана Пшыся, старшего реставратора. Тот неодобрительно разглядывал меня, подслеповато щурясь, словно выискивая, чего бы подправить в моей радостной физиономии. Я же мило улыбалась и поедала его честными-пречестными глазами, заливая, как бы мне хотелось работать реставратором, особенно под началом такого хорошего мастера.
— Что у тебя с руками? — грубовато перебил мое трещание пан Пшысь. — Никак ожоги?
