Проект "anima". Деймон

Этот ежевечерний ритуал Эмма свято соблюдала, что бы ни случилось, каждый день. Началось это давным-давно, когда она, будучи еще совсем крохой, поняла, что иного способа побыть с матерью, у нее попросту нет. И ей до сих пор казалось, что стоит хоть один раз не сделать этого, как, и без того тоненькая нить, связывающая их прервется. Хотя, была ли эта связь?

Она не смогла бы ответить с уверенностью. У нее вообще не было ни в чем уверенности. Как можно скучать по человеку, которого ты никогда не видел, не слышал голоса и не ощущал тепла рук? Эмма скорее тосковала по тому теплу, что недополучила в детстве. А еще по чему-то, чего она сама до конца не понимала.

Женщина на фотографии умерла сразу после родов, навечно оставшись двадцатилетней. Она не растила свою дочь. Она даже не узнала, что о рождении своего ребенка. И сейчас Эмма была старше той близкой и в то же время далекой женщины, которую она звала мамой. Девушка совсем не знала ее. Но любила. Ей просто некого было любить.

Ее отца не слишком интересовала маленькая одинокая девочка. Он вообще не любил детей, считая их назойливыми и глупыми. Станислав Росс искренне верил, что обеспечив дочь материальными благами, он автоматически становится хорошим отцом. К тому же он снова женился, когда Эмме исполнилось девять, и она особенно нуждалась в женской заботе, а значит, сделал самое важное — дал ей новую мать.

Эмма могла бы любить мачеху, если бы та уделяла ей, хоть немного, своего драгоценного времени. Но Ева предпочитала другое времяпрепровождение. И чужой ребенок ей был в тягость. Нет, она не была злой или испорченной и никогда не стремилась навредить падчерице. Просто Девятнадцатилетняя Ева была не готова к роли матери вообще, а к роли матери взрослой дочери — в особенности. И она старалась держаться от навязанного ребенка как можно дальше. А вынужденное общение она старалась держать в безлично-непринужденном русле. Возможно, если бы муж, которого Ева любила, поддерживал ее, помогал наладить контакт с девочкой, все сложилось бы иначе. Но Станислав предпочитал делать вид, что все прекрасно, и не замечать холодности между женой и дочерью.

Бабушки и дедушки жили в других полюсах. Они присылали ей подарки на день рожденья, звонили по праздникам, и даже пару раз приехали в гости.

Как-то ее отец как-то начал читать статью по педагогике, где было сказано, что привыкание к наемным работникам, которые могут в любой момент уволиться, на психике ребенка сказывается очень плохо. Дети, пережившие стресс становятся капризны, раздражительны, а иногда агрессивны. Такого поворота событий господин Росс, привыкший, что дочь не видно и не слышно, очень испугался. И няни стали меняться каждые три месяца. Дело в том, что чтение его кто-то прервал, и он так и не узнал, что не привязываться, ни к кому ребенок не может. А главное, что необходимо для развития ребенка — это безопасность и стабильность. И 'исчезновение' кого-то из близкого окружения (здесь имелось в виду увольнение няни), малышом воспринимается, очень тяжело.

Но хоть какой-то прок от этой статьи все же был. Там было сказано, что детям полезно общение с животными. И Эмме был подарен маленький черный котенок. Она звала его Риэль. На самом деле в родословной пушистого аристократа было сказано, что он Габриэль Антуан Родерик фон Визенберг XVI. Слишком пафосно для крохи, способной уместиться на ладошке семилетнего ребенка. Поэтому котенок тотчас же был переименован сначала в Габриэля, а потом и вовсе в Риэля.

Это был очень дорогой подарок. И девушке всегда было интересно, почему ее отец сделал его. Ведь малыш стоил дороже бриллиантового браслета Евы. И хотя Станислав Росс не был скупердяем, такой щедрости по отношению к дочери, от него никто не ожидал. Ведь Риэль не украшение, которое хранилось бы в надежном сейфе, а живое существо. И забота о нем целиком ложилась на маленькую девочку. Эмма посчитала это актом доверия со стороны отца, и за этого котенка готова была простить ему все. Все, за исключением Марка. Но такое и не прощается. Никогда.

Девушка иногда задумывалась, решилась бы она бросить самое близкое ей существо и уехать? Смогла бы оставить Риэля одного в родительском доме? А потом чувствовала себя предательницей. Потому что не смогла бы. Это она понимала вполне отчетливо. То, что ее лучшего друга не стало, развязало ей руки. Ветеринары разводили руками. Еще не слишком старое, и вполне здоровое животное однажды утром не проснулось. Его сердце просто перестало биться. И Эмме иногда казалось, что ее питомец так в последний раз позаботился о своей хозяйке, позволяя ей сбежать. Девушка ненавидела себя за это, но ничего не могла с собой поделать. Она была благодарна ему за этот его последний подарок. Потому что оставаться там она не могла. И пусть это звучит громко и пафосно, но пребывание там ее бы убило. И Габриэль умер за нее. Прошло уже довольно много времени, но Эмма все еще продолжала по нему тосковать. И сейчас ей так не хватало кого-нибудь, кто любил бы ее, и кого могла бы любить она сама.

Девушка тяжело вздохнула. Она не любила вспоминать Риэля. Это до сих пор было слишком больно. Она сделала еще пару крошечных шагов вперед, и хотела было уже сесть на старый диван. Потом оставалось протянуть руку к журнальному столику, и сказать два, привычных с самого детства, слова: 'Здравствуй, мама'. Так было всегда.

И все было, как всегда. Ее квартира ни капельки не изменилась. Мягко падал свет, окрашивая крошечную гостиную в золотисто-коричневые тона. Почти неслышно шелестел вентилятор обогревателя. Белые жалюзи привычно скрывали непрезентабельный вид из окна. Персиковые обои казались немного темней, чем днем. На полу лежал старый выцветший ковер. Ровесник ковра — диван прикрыт истрепавшимся пестрым пледом, прячущим убогий вид его обивки. На колченогом журнальном столике солнечно улыбалась с экрана электронной фоторамки изображение Изабеллы Росс. Все лежало на своих местах.

Но сегодня в ее квартире был еще и незнакомый парень. Он стоял в центре крошечной комнатки, от чего та казалась еще меньше. Эмма понимала, что никакой он не парень, а просто компьютер в органической оболочке. Что это не человек. Но он так походил на молодого красивого мужчину, что любой бы запутался. И девушка хотела бы воспринимать его, как искусно сделанную игрушку, которой нужно пользоваться и нельзя по-настоящему любить. Так было бы лучше для нее. Так было бы правильно, разумно.

'Вещь. Это всего лишь вещь', — попыталась сделать себе внушение Эмма. Но мозг категорически отказывался воспринимать черноглазого гостя стоящего в крошечной гостиной, как неодушевленный предмет.

Эмма сняла курточку и бросила ее на кресло, а затем тяжело упала на диван. Сил дойти до шкафа и переодеться, просто не было. Голова ее шла кругом. Хотелось зажмуриться. И хотя бы на секунду поверить, что когда она их откроет, то окажется, что этот чертов андроид ей просто приснился. Но чертов андроид не спешил исчезать, а невозмутимо стоял в дверях.

— Проходи. Садись, — Девушка указала на место рядом с собой.

Он несколькими шагами преодолел комнату. На секунду застыл, словно бы вспоминая что-то. А затем медленно и по-кошачьи грациозно опустился на край старого дивана.

В том, как он сидел, было нечто странное. Неестественно прямая спина, слишком высоко поднятый подбородок, взгляд направлен в пространство. Эмма положила ему на плечо ладонь. Это было невероятно, но она почувствовала, как его мышцы конвульсивно сжались. Чтобы проверить, не показалось ли ей, Эмма кончиками пальцев коснулась его шеи. То же самое. Только теперь она почувствовала еще и учащенный пульс.

Это обескураживало. Ведь социоборги не должны так реагировать на прикосновения. И будь он человеком, девушка с уверенностью сказала бы, что ему страшно. Все признаки были на лицо: учащенное сердцебиение, мышечный тонус, легкая паника в расфокусированном взгляде.

Но он же — машина. Все его поведение, до малейших деталей — результат работы программы. И если гипертонус можно было хоть как-то объяснить, то остальное объяснению поддаваться решительно не желало. Но, словно бы опомнившись, девушка покачала головой и иронично усмехнулась. Откуда ей знать, что для него нормально? Он же не человек. Хотя, все это было странным.

Андроид заговорил первым:

— Будут ли какие-нибудь распоряжения, Госпожа Росс?

Его обращение к ней неприятно резануло слух девушки. И она, поморщившись, ответила:

— Да. Не называй меня так. Мое имя — Эмма. И может быть мы перейдем на ты?

— Как... хочешь... Эмма.

Он ответил ей неровным, немного хриплым голосом как если бы эти давались ему с трудом. Его волнение было почти очевидным. Но ведь эмоции — особая форма психического отражения, свойственная людям и уж никак не андроидам. И испытывать их они не могут. Ну, или, по крайней мере, не должны.

— Тебе страшно? — вдруг неожиданно для самой себя спросила девушка.

Ее визави удивленно посмотрел на нее. Им совершенно игнорировался тот факт, что удивление — тоже эмоция. И он ее активно проявляет. А затем, противореча сам себе, тихо ответил:

— Я не понимаю вопроса. В основе страха лежит инстинкт самосохранения. У машин нет, и не может быть инстинктов. Их заменяет Программа. Я не могу бояться, но если ты хочешь...

— Не хочу! — резко оборвала его девушка. Она еще не знала, что он собирается предложить, но ей это заранее уже не нравилось. — Скажи лучше: у тебя есть имя?

— Да. Модель ТSА-357_683, — следовал четкий и лаконичный ответ.

— Классное имя! Но как на счет другого, более человеческого? — Наиграно жизнерадостным тоном спросила Эмма, и беспомощно улыбнувшись, начала рассматривать его.

А молодой человек продолжал безучастно сидеть на самом краю дивана, не проявляя никаких эмоций. Ему все это было глубоко безразлично. Другое — так другое. Какая разница?

Минута, вторая, третья... а взгляд Эммы все блуждал по его лицу. Сама она была сосредоточена и собрана, будто пытается запомнить каждую его черточку.

Бывший ученый и сам не понял, как начал разглядывать ее в ответ и утонул в мутно-зеленых глазах. Бледная кожа, почти болезненная худоба, серебристые волосы до плеч, нежно розовые губы, маленький курносый носик с россыпью едва заметных веснушек. Нет, девушка не была ослепительно красивой, скорее симпатичной.

— Ты очень красивый. И тебе нужно особенное имя, — вдруг сказала она тихо. — У тебя удивительные глаза. Я таких ни разу еще не видела. Мне кажется, что ты похож на заколдованного принца из старого стереофильма. Я смотрела его, когда была совсем маленькой. И уже и не помню точно, как он назывался. Кажется 'Каменное сердце'. Или нет? Ах, вот! 'Алмазное сердце'. Главного героя звали Деймоном. У него злая ведьма похитила сердце, чтобы он не смог любить свою принцессу. И глаза его стали черными, как ночь. Но кончилась эта сказка все равно свадьбой. Потому что даже без сердца он продолжал ее любить. И злые чары развеялись. Мне кажется имя Деймон лучше, чем 'Модель TSA'? Как думаешь?

Он неопределенно пожал плечами.

— Тебе не нравиться? — тихо, с некоторой долей обиды спросила девушка.

Молодой человек немного растеряно посмотрел на нее. Как ему что-то может нравиться, или не нравиться? Особенно, если речь идет о приказах или пожеланиях владельца.

— Я не запрограммирован на это, — решил пояснить он. — Модель TSA не имеет личных симпатий или антипатий. Но если тебе так будет проще, мне нравится абсолютно все, что, так или иначе, связано с тобой.

А потом он мягко улыбнулся.

— Ты встревожена. Мои сенсорные системы улавливают твое напряжение и беспокойство. Причина этого — мое поведение?

— Деймон, не мог бы ты говорить: 'я чувствую' вместо 'мои сенсорные системы улавливают'? А то такие обороты мне немного непривычны.

— Я чувствую твое напряжение и беспокойство, — покорно повторил он, и добавил. — Причина этого — мое поведение?

— Ты меня нервируешь. Я не сталкивалась до этого с социоборгами. Мне сложно воспринимать тебя не как человека. Так что причина не в твоем поведении, а скорее в самом твоем существовании.

За секунду его лицо совершеннейшим образом преобразилось и стало напоминать застывшую маску. И он заученно, немного монотонно проговорил:

— Если Вас не устроила данная Модель, Вы можете заменить ее в любом из центров продаж 'Нео-инкорп' на аналогичную в течение двадцати одного дня с момента покупки. Так же вы можете в течение четырех дней с момента покупки вернуть назад данную Модель и получить назад заплаченные Вами деньги.

— Мне сложно объяснить тебе, но дело не в том, что меня что-то не устроило. И мне не нужна другая модель. Я, наверное, просто устала и перенервничала. День выдался сложным. А тут еще ты... и я... и все это... у меня голова идет кругом.

— Тебя это беспокоит?

— Да, меня это беспокоит! А что, не должно? Потому что, на мой взгляд, это все очень даже должно меня беспокоить!

'Истерика', — промелькнуло в голове парня.

— Тебе нужно расслабиться. Тогда нервное напряжение уйдет. Я могу помочь? Массаж? Или, возможно, ты хочешь чего-нибудь другого?

Он, вопросительно глядя на нее, протянул руку и провел кончиками пальцев по ее щеке. Это, казалось бы, невинное действие произвело на девушку эффект противоположный расслаблению. Она испуганно отпрянула от него. Ее щеки запылали, а в глазах появилось непонятное Деймону выражение.

— Не нужно, — севшим голосом произнесла Эмма, — Ничего такого я не хочу.

— Ты уверена? — спросил он, не понимая, причины столь категоричного отказа.

— Абсолютно!

Девушка вскочила с дивана и испуганно затараторила:

— Не беспокойся. Я хочу спать. Очень! Спокойной ночи, Деймон.

— В таком случае, я тоже могу отдыхать?

— Как хочешь. Еще раз спокойной ночи.

Такая формулировка ответа была Деймону в новинку, и ввела в некоторое замешательство. Как он может что-то хотеть? Поэтому подобного рода команды некорректны и не должны использоваться владельцами. Так сказано в инструкции. Он подумал, что необходимо просветить его Госпожу на этот счет, причем немедленно, но девушка уже скралась за межкомнатной дверью.

Захлопнув за собой дверь, Эмма не в силах дойти до постели, медленно опустилась на пол. Ее трясло, ноги подкашивались, а сердце готово было вот-вот вырваться из груди. Это все было ужасно, неправильно! Он не должен был так действовать на нее! А она не должна была так на него реагировать. Ей хотелось плакать и смеяться одновременно. Смеяться от того, что невинное прикосновение отозвалось такой вспышкой удовольствия, что у нее закружилась голова. А плакать потому, что для него это ничего не значило.

Любовь — это не чувство, любовь — это состояние, обусловленное ... Эмма понятия не имела, чем было обусловлено ее состояние. Наверное, чем-то все же было, но ее это интересовало мало. Перед ней стояли другие вопросы. Почему это все приключилось именно с ней? Что сделать, чтобы было не так плохо? И так ли все ужасно, как кажется на первый взгляд? А напоследок, как сделать из андроида человека? Ведь, несмотря на то, что она влюбилась страстно, безумно, окончательно и бесповоротно, быть безнадежно и безответно влюбленной ей совсем не хотелось.