Маршал Конфедерации. Эпизод 2.

Юра уже ждал. Как и полагается, преклонив колени, смиренно опустив голову, капюшон надвинут по самые глаза, меч на полу эфесом от себя. Аккурат следуя ценным указаниям Роланда. Единственно, позволил себе украдкой рассмотреть маленько стражников. Потенциальные притеснители, обидчики как-никак! Вдруг где еще свидеться приведётся? Чтобы, значит, сразу, без раздумий... Не впечатлило. Хе-хе! Честно говоря, голыми руками бы всех передушил, как хорёк цыплят, да больно момент не подходящий, пусть еще поживут трошки. Пока... Мда-а-а... Прав был, похоже, старина Рол, человеческого во впечатляющей внешности сержанта Гаала угадывалось мало. Коль скоро вдобавок ещё и характер соответствует... Гм... Попал, похоже, Маршал, как хрущ в муравейнике!

Роста башибузук, сродни большинству туземцев, невысокого. Несуразно вытянутый широченный сутулый торс на коротеньких ножках и длиннющие ручищи до земли придавали господину начальнику стражи удивительное сходство с огромною всклокоченной обезьяной. А уж при взгляде на лицо, желание не то, что воду, вообще что-либо пить и вовсе пропадало! Маленькие, широко посаженные, колючие глазки, спрятанные где-то глубоко под крутыми гребнями надбровных дуг, покрытых непроходимыми зарослями кустящихся бровей, сверкали злобно и недоверчиво, беспрестанно бегая, верно у кошки, охотящейся за шальной мухой. Узкий покатый лоб и вся его аккуратная миниатюрная черепушечка позволяли предполагать наличие мозгового вещества в количествах не более грецкого ореха.

Зато нижняя часть — впечатляла! О-о-о-о! Подобно ковшу карьерного экскаватора, мощнейший жевательный механизм, видимо, под тяжестью нижней челюсти, иногда самопроизвольно приоткрывался, пуская слюни, демонстрируя огромные, как у павиана, почерневшие клыки и редкие, через два на третий, разведённые в разные стороны точно у пилы, заострённые передние зубья, придававшие мастеру Гаалу, ко всему прочему, сходство с безнадёжно больным пародонтозом крокодилом. Не бешенный ли? Всяко возможно...

Нос... Нос отсутствовал. Почти. Сопатка сплющена, будто ее долго и усердно втаптывали каблуком. Выделялись лишь хищно раздувающиеся ноздри. Грязные патлы неопределённого цвета и лихие гренадёрские усы, беспрестанно шевелящиеся от обилия обитающих в них вшей, торчали во все стороны, ещё более подчёркивая, упоминаемое ранее сходство.

Одет по-походному: кожаные штаны, стеганка с металлическими бляхами, высокие сапоги, накидка козьим мехом вовнутрь. Всё грязное, вонючее, засаленное. Разумеется, вооружён до зубов и крайне опасен. Хорош гусь, не правда ли? Красавчик! Справедливости ради отметим, недостатка женского внимания господин Гаал не испытывал, скорее, наоборот. Зато арийские лица наших бравых конфедератов по местным меркам выглядели, мягко говоря, довольно потешно, а положа руку на сердце, — попросту уродливо. Остальных, боязливо выглядывающих из-за спины командира разглядеть сразу не удалось.

— Что тут у нас? Грхм! О-о-о-о! — опасливо покосился на фламберг, затем на Юрия. — Святая Мандрака! Давненько не встречал дьявольщины в самом сердце Свона! Какими судьбами, чужеземец? Ты же не местный, да? Отвечай, зарруга!!!

Наклонился, не спуская глаз с пленника, медленно, осторожно поднял клинок. В ту же секунду подручные, словно стая озверевших голодных псов, бросились на Маршала. Не совсем, надо понимать, безоружного, но им же, собакам, невдомёк. Били недолго. Нос расквасили, губу, глаз заплыл. Зубы капа уберегла. Пару раз сунули в пах, щитки сработали исправно. Хорошая защита, спасибо Центру! Словом, обошлось без особых потерь.

— Ша, вандабы-гааш! Прекратить мордобой! Гр-р-рхм! Кнута орденского захотели на площади отведать, кар-р-ростово отродье?! Поднимите-ка его, ж-ж-живо! — тоже замахнулся, было, врезать разок-другой для профилактики, но инстинктивно учуяв смутную угрозу, вовремя сдержался.

На голову возвышающийся надо всеми, Юра напоминал теперь угрюмый скалистый морской утёс, атакуемый отовсюду суетливыми бессильными, по сути, волнами, пыжащимися сдвинуть, пихнуть его, хоть как-то поколебать. Всё тщетно. Вода, она, без сомнения, и камень точит, но... Герой наш явно не собирался долго здесь торчать, терпя всякие вахлацкие притязания. И если бы не весьма своевременное вмешательство отца-командира, неизвестно еще, чем бы все закончилось.

— Кто таков?! ...Откуда?! ...Будешь говорить?! ...Не будешь, значит... Грхм! — осклабился в щербатой чернозубой ухмылке главный городской стражник. — Сообразительный малый, гааш! Кто научил?!

"Где ж ты зубы-то растерял, бедняжка? Молодой вроде мужик, а такой срам во рту! Стыдно, батенька! Целоваться-то как? — злорадствовал Маршал. — Хотя... Хм! О чем это я? Здесь, в грёбанной Карсте вообще мыться не положено, не то, что зубы чистить! Своими бы лучше не отсвечивать, мигом ведь, бубёныть, на сувениры растащат!"

Прагматичный вояка, недаром умудрился до сержанта выслужиться. Каждая ведь задрипанная свонская лошадка прекрасно осведомлена — добыча Ордена — святое! Тем более, столь редкий экземпляр — огненный меч! Так, что сначала пущай монахи с этим уродом разбираются. Придёт черёд вызвериться остальным желающим — хорошо, не придёт — еще лучше, на обзаведение потомством сил больше останется.

Сколько долгих лет даже слухи о дьявольском оружии до Карсты не доходили, и тут, на тебе! В лучшем виде! К тому же в его дежурство! Кто-нибудь обязательно, да настучит. Гм! Плохо дело. Худшие опасения Гаала сбылись. Хотя... Не все так трагично! В ближайшее время Их Высокопреосвященство Прелат Ордена вряд ли успеют в Карсту возвернуться, а значит... Значит, по истечении законных трёх дней чужеземец волей-неволей окажется в милосердных руках Окружного Судьи — любезнейшего Гнууиса, с коим, имея в кошельке достаточное количество звонких гемм, хвала Вааглу, всегда есть маза договориться. При наличии, естественно, подходящего козла отпущения... О! Кстати, о козлах! Есть тут одна кандидатурка...

— Троон!

— Здесь, монсеньор!

— Пленника незамедлительно доставить в орденскую цитадель. Сдать, как положено, заковать в цепи. Головой отвечаешь! Грхм!

— Прошу прощения, командир, у монахов всё под завязочку. Пригнали с востока толпу арестантов из осуждённых мародеров. Болота будут монастырские осушать, дамбу строить. Намедни, как раз расконвоировали. Плюнуть некуда!

— Тогда к Претону в подземелье. Кажется, там еще оставались свободные камеры. Короче, подсадите куда-нибудь! Главное, где народу поменьше.

— Может в городскую тюрьму?

— Не рассуждать, солдат! Делать, как велено! В городской тюрьме он и пары дней не протянет. За ноское тряпьё да обувку обязательно ведь прирежут во сне, ровно барана! Гм... Сдается мне — не простой он, этот чужеземец... Нельзя его в расход... Пока... Судья пусть решает, с него и спрос... И, чтобы боле никто чужака пальцем не тронул! Грхм! Слышали все?! Самолично проверю! Найду хоть синячок, шкуру спущу!!! — повысил голос до крика. — Бойцы! Обещаю, пред тем, как этот курзон завизжит резаной свиньёй в умелых руках добряка Раага, каждый из вас сможет раззенковать его говносброс самым занозистым древком алебарды и пару — тройку раз пнуть по волосатым шарам! Тысяча чертей! Я ясно выразился?!

— Слушаюсь, монсеньор!

— Увести! ...Да! Двоим караульным вернуться. Похоже, будет ещё работенка.

— Пшё-о-ол! — Юрия со связанными за спиной руками взашей вытолкали за дверь.

Здесь пути наших друзей расходятся. Надолго ли? Одному Вааглу известно! Ибо будущее не подвластно человеку, чем бы, кто ни тешил свое самолюбие. Будем стараться, по возможности, хоть бы не терять их из виду. Гм... Надеюсь, получится.

— Эй, люди, кто-нибудь! Грхм! Трактирщика сюда подать! Ж-ж-живо! Шевелитесь, кар-р-ростово отродье!

Ещё по пути сюда, в "Первый Мечник", на лицо грозный, в действительности же трусоватый и вероломный человечишко, сержант Гаал уготовил несчастному Врууму страшную участь. Дурак, дурак, а хитрый! Ведь, ежели детально разобраться, жизнь господина начальника стражи висела отныне на тонюсеньком волосочке! И он, что не удивительно, прекрасно это понимал! Виданное ли дело вражеский лазутчик?! А потому размышлял о судьбе своей нелёгкой уже с того самого момента, лишь только в караулку ворвался смертельно перепуганный Моорек — конюший Претона, из сбивчивых показаний коего явственно следовал вопиющий факт присутствия где-то совсем рядом кровожадного чужеземца, предположительно — гемурского шпиона, безжалостно ломающего хребты несчастным горожанам и разящего всех почем зря направо и налево, аж страшно себе представить! — длиннющим, самым, что ни на есть, "огненным" мечом! О, как! Поскольку же не кто иной, как начальник стражи отвечает за безопасность и спокойствие горожан, выходило, что именно его, сержанта Гаала, преступная беспечность и явилась, по существу, первопричиной творящихся ужасных бесчинств.

Да-а-а, уж... "Огненный" меч этот ещё идиотский мифический на его голову! Откуда бы в Карсте ему взяться, а? Чушь какая-то собачья! Спьяну померещилось, не иначе! Впрочем, в подобные чудеса верилось меньше всего. И вообще, легко б отбоярился, особо не заморачиваясь, послал бы бойцов прогуляться туда — сюда, и дело концом. Но! Во-первых: судя по тревожным слухам, убит достопочтенный Мхеер — писарь Его Превосходительства, и это уже крайне серьёзно, а во-вторых: конюший, как ни странно, был абсолютно трезв, что более всего удивляло и настораживало. Пришлось тащиться с патрулем через весь город. Зима, ночь, пронизывающий до костей северный ветер. Представляете себе? Кошмар!

Отметим, что, хоть и маловато, прямо скажем, извилин бороздили мозг предводителя доблестной карстийской стражи, пара — тройка функционировали довольно исправно. Первая, разумеется, у кого, что отжать, урвать, вторая — как бы, где ни огрести, ни спалиться по недомыслию. Третья — резервная, по обычаю, отдыхала под паром. Две рабочие извилины, не переставая, боролись промеж себя, всякий раз побеждая с переменным успехом, тем самым обеспечивая бравому усачу вполне достойную, по здешним меркам, житуху и некий, чуть выше среднего, социальный статус. И это бескрылое приземлённое полуживотное существование полностью устраивало нашего сержанта.

Однако, в условиях подозрительного жестокого средневековья, цена любой, тем паче, служебной оплошности, слишком высока — человеческая, пусть и зряшная, никчёмная, какая-никакая, но всё же жизнь. Поэтому в сложившейся ситуации превалировала, ясный пень, извилина номер два. Она-то и напрягалась всю дорогу, судорожно генерируя многочисленные версии ухода от конкретной ответственности. На словах — сколько угодно! Общественное порицание, замечание, выговор, строгач с занесением — только в кайф! Даже столб позорный стерпится. Засветло, главное, своё успеть отстоять, ибо здесь на ночь караул снимают, умышленно оставляя приговорённого на произвол Судьбы в лице толпы глумящихся подонков, отбросов общества, опущенных, озлобленных на весь мир, жаждущих вызвериться хоть на ком-то беззащитном. И поскольку шанс им такой в последнее время выпадает редко... О-о-о-о! Представить страшно, чем это вернее всего обернётся. До утра ведь высока вероятность и не дожить, без заступников-то! Хоть бы родственники какие, друзья... Касаемо же кнута, раскаленных щипцов, щекотушек всяческих, анальных груш, иных милых безделушек, нет уж, увольте!

В этой связи, неоднократно упоминаемый Моореком, трактирщик Вруум самолично, по его же собственному признанию, умудрившийся доставить злоумышленника прямёхонько в город, минуя все посты, с преступным умыслом ли, по недосмотру халатному — без разницы, донельзя лучше вписывался в общую картину чинимых злодейств и беспредела, как пособник врагов Карсты. Да, что там пособник, организатор и идейный вдохновитель! А самое главное, когда б всех шпионов и предателей быстренько выявить, изловить, заточить в темницу и хорошенько выпотрошить, то, вероятнее всего, факт их нелегального проникновения в город особо пристального внимания ни у кого не вызовет. По крайней мере, надежда, хоть и призрачная, но имелась на то. Хм... Выбить же из хлипкого кабатчика нужные признания большого труда явно не составит. Вот так, в тесной сержантской голубятне и возник коварный план полнейшей дискредитации нашего старинного знакомого — Роланда, дабы самому счастливо избежать неминуемых "дружеских" объятий глубокоуважаемого сеньора Раага. От же гнида служивая! Не срослось, в замыслах грязных своих маленько пообшибся он. Подвела извилина, понимаешь, всего не проинтуичила.

— Наконец-то! Где тебя носит, голубчик? — криво ухмыльнулся. — Тоже, бедолага, на орехи досталось?

Видок у Роланда и, впрямь, не первой свежести: весь в грязи, запёкшаяся кровь на лбу, под глазом синячище, в общем, потрепанный. Весьма. Одежда тоже не столь опрятна, мягко говоря, как буквально еще пару часиков назад. Табачищем разит! Кроме того наш хитрый бош периодически содрогался телом, пучил глаза и конвульсивно тряс головой, довольно правдоподобно изображая обширную травмированность организма. Кацбальгеры же, несмотря ни на что, при хозяине...

— Молчать изволите? Гр-р-рхм! Хамишь?! Ну-ну! Неуважение к представителю власти, кар-р-ростово отродье! — огляделся по сторонам, заметил, наконец, выбитые двери, окна. — Святая Мандрака! Что у вас тут произошло?! Взрыв?!! Откуда?

— Похоже, какой-то пьяный гренадёр с гранатой баловался. Теперь нипочём и не узнать, какой. В фарш!

— Скорее похоже на артиллерийскую дуэль, трактирщик! Тебе не кажется?

— Вам оно виднее, — угрюмо констатировал Рол.

— Не шибко-то ты любезен, я смотрю, дражайший Вруум! Гм... Скажи-ка, в каких сношениях состоишь ты с... мнэ-э-э... Как, кстати, звать-то его? Этого бугая... Эй! Зарруга! Ты вообще слышишь меня?

— Кого?

— Терпение моё вздумал искушать, вандаба? Всему предел есть!

— Ой! Слышу, слышу! Да... плохо.

— Как звать постояльца твоего? Того самого, что сейчас отконвоировали?

— Откуда мне знать? — включил дурака кабатчик. — Спросили бы чего-нибудь полегче, чай не родственник. Фикен вас всех в Арш! Я, что, по-вашему, с каждого постояльца родословную выспрашивать должен? Мне делать, что ли, нечего? Кто работать-то за меня будет?!

— Не юли, говнюк! Грхм! Кар-р-ростово отродье! Свидетель показал, заодно вы с чужаком!

— А мне похрену, чего, там, ваш свидетель показал! Чирей на пятке! Нравится вам, с него и спрашивайте!

— Кому дерзишь, трактирщик?! Курзон гнойный!!! — Гаал вскочил, свирепо вращая глазами, за эфес схватился, того и гляди, рубанёт. — Да я тебя...

— Что ты меня? — на "ты" было сделано особое ударение. — Понты корявые гнёшь, служивый? — злобный немец и бровью не повёл. — Остынь, мудрила! Пред тобою, так, между прочим, как лист перед травою, муж сестры Окружного Судьи и вдобавок, коли ты запамятовал, чурка неотёсанный, так я напомню — двоюродной сестры самого монсеньора Хауума Карстийского, Претона Её Величества! Она, ежели, что со мной случиться, глазёнки-то твои поросячьи мигом выцарапает! Слуги нас вдвоем подметили, всем им рот не заткнёшь. А ты, собственно, кто есть таков? Какого роду-племени? Ну-ка прихвастни родственничками, крестьянин! Ха-ха! Был один писарчук, да и тот... вышел весь! Сядь лучше и успокойся, если поговорить о чём хочешь.