Маршал Конфедерации. Эпизод 2.

— Да.

— А тебе оно зачем?

— Хочешь денег? — не задавай излишних вопросов! Кстати вот и они, вертухаи твои долгожданные. Троон с сотоварищами. Давайте, двигайте уже, не тратьте время попусту. И без глупостей мне, солдат! Мы теперь крепко повязаны, ибо в одиночку тебе всё одно не управиться.

— Это еще почему?! — многозначительно ухмыльнулся Гаал. — Троон!!!

— Здесь, мой командир!

— Замёрзли, кар-р-ростово отродье?

— До кишок, монсеньор!

— Грейтесь пока. Там где-нибудь, подальше... — махнул рукой в сторону камина. — И быть наготове! Зарруги гааш! — обернулся к Ролу. — Больно шустрый ты, кабатчик! Пущай отдохнут маленько, согреются, не кони, поди!

Второго приглашения не понадобилось, стражники тут же упали на лавки и дружно захрапели.

— Куда ты, нах*й, денешься, думм твоя копф?! — продолжал бош, понизив голос. — Пойдёшь к менялам местным? Шуруй, валяй! Только помни! Доносчику приличная доля конфиската... извини, отобранного у изобличённого преступника имущества полагается, а долька там о-го-го вырисовывается! Изобличать же кого угодно, хоть младенцев невинных, заплечных дел мастера нынче так наблатыкались, не мне тебе рассказывать. Найдутся мухи, как говорится, был бы мёд! Сам, небось, не единожды схожие делишки проворачивал?! Что, запамятовал? Вспоминай! Короче, мигом судейским или монахам стуканут! Где бы ты ни засветился! Ну, откуда, скажи на милость, у бедного, несчастного начальника городской стражи ругонское золотишко, а, берримора? Поэтому, ежели кинешь меня — пропадёшь стопудов! Однозначно, будет тебе сначала матумба, пока всё до последней геммы не вытрясут, а затем, как водится — гаррота перед...

— Ма... Ма... Матумба? ...Это по-каковски? ...Больно?

— Оченно больно! Хм... — задумался ненадолго. — Будучи однажды в Элефии, поведали мне древнюю притчу о доблестных воинах, попавших в плен к злобным гемурским пиратам. Рассказать? ...Хорошо, слушай. Ну, как водится... Помучили их слегка, помучили и предложили, значит, выбор, типа: смерть или матумба? Один подумал, репу почесал, смекнул, что к чему и, вполне, согласись, резонно, выбрал матумбу. Тогда пираты, сколько обреталось их на флагманском галеасе, численностью, думаю, эдак человек триста — триста пятьдесят, чохом набросились на него, привязали к козлам и изнасиловали по-полной всем кагалом! Порвали жопу на фашистский крест! В буквальном смысле слова! Представляешь себе?! Козла к козлам, значится, привязали и-и-и-и... Альбтраум, зарруга! Другой видит, дело — швах! Обсерился, конечно, тут же со страху, однако виду не подал и гордо заявил: "Я выбираю смерть!". Громко, так, чтобы все, понимаешь, услышали. Чтоб, избави Ваагл, с матумбой не попутали случайно! Главный пират дюже прослезился с доблести такой неслыханной! "Элефийцы, — говорит, — гордый и храбрый народ! Великий воин выбрал смерть! — у самого аж голос дрожал от волнения. — Так уважим же выбор смельчака, но... Но сначала матумба-а-а-а-а!!!". Аха-ха! Мораль сей басни уразумел? Вступайте в наш свонский матумбарий!

— А-а-а вот оно как... Зря смеёшься, трактирщик, серьезно всё! Что же мне со всем этим... добром прикажешь делать? ...Брось ты свои глупые иноземные словечки, и без них голова кругом! Конфи... скат, матумба! Куун-гааш! — сержант явно нервничал.

— То-то и оно! Заходи, обращайся в любое время, поменяю! Мы же теперь, так сказать, подельники, согласен, брат? Нынче судья Гнууис с небольшим приварком всё бабло хавает, хоть ругонское, хоть гемурское, элефийское, хоть чёрти какое! Будь спок! Видать, за бугор драпать собрался, вандаба! Момента подходящего ждёт. У их благородий в сундуках разве что онорских триггов нет. Так, туда и не добежать! Только тс-с-с-с! И всё, между прочим, наменяно лично через меня! Более того, сам я не подставляюсь, деньги не считаю, расписки не подписываю. Мое дело — договариваться. К чему лишний раз грамотностью отсвечивать? Договорюсь и по твоим делишкам, не бзди! Стряпает же всё писарь судейский по недомыслию, ему и огребать при оказии. Малахольный Грииг — знаешь, верно, его? Ха-ха! Тормоз от повозки! При пущей необходимости, кому нужно курьером судейским доставочку легко организую. С охраной, как полагается! В Керк, положим, или куда прикажете. Хоть в Сагрию! Не бесплатно, разумеется, зато надёжно, фактически, с гарантией. И вот ещё, что, солдат... Допускаю, может, я в чем-то переигрываю, повторяюсь, однако заруби себе на носу! — Рол выразительно недобро глянул собеседнику в глаза. — Не вздумай никогда меня обманывать и не пытайся сбежать! И языком попусту не мели, гааш! Иначе собственноручно тебя пристрелю, как собаку бешенную, либо сей же миг те, кому следует, узнают о богачестве твоём... хм... неправедном. Да за такие башли... У-ух! От монахов и Тайной Канцелярии, сам же знаешь, не спрятаться тебе, не скрыться. Ни в Керке, ни в Несфере, ни даже в Таранге. Нигде! Остается лишь к Пустынникам податься. Хе-хе! На ужин праздничный! Ну... При таком раскладе мешать не стану тебе, смертничек, валяй, скатертью дорожка! Так, что, жуйте кизяк...

— А когда я сам донесу на тебя? Как ты и говорил, за долю малую, а?!

— Донесёшь?! Ха-ха-ха! — Роланд, не удержавшись, хрипло заржал во всю глотку. — На кого? На меня?! Ха-ха-ха! — разбуженные громким смехом, бойцы засопели недовольно, ворочаясь возле камина. — За что?! Золотишко-то ругонское в твоём кармане, дубинушка стоеросовая, не в моём! Ха-ха-ха! Позабавил старика! До слёз! Это мне на тебя донести, что под одеялом пукнуть! Прямо сейчас, хочешь? Твоим же орлам! Сдаётся мне, с огромным удовольствием за те же денежки оттопчутся на тебе парни...

— Тише, ты! Кар-р-ростово отродье! Ш-ш-ш! — придушено зашипел, замахал руками командир Гаал. — Вовсе не собирался я. Уж и пошутить нельзя! Значит, говоришь, в камере только девка? Стрёмная? Хм... Ладно, давай сюда бакшиш. Да, не светись, зарруга! Под столом давай, незаметно! Вот и хорошо! Вот и славненько! ... Троон!!! — рявкнул вдруг зычно. — Подъём! На выход товсь! Выходи стр-р-роиться!

— Постой-ка, любезный! — трактирщик слегка придержал сержанта за рукав. — Уверен, господа Моорек и Ээхм будут только благодарны, коли вы навестите их чуточку позже, скажем, завтра ближе к вечеру. Я же милости прошу, монсеньор, разумеется, вкупе с вашими доблестными бойцами, ко мне на кружечку превосходного эля сразу по переселению в судейскую кутузку злосчастного ругонца. Здесь ведь совсем рядом, не так ли? Вкуснейшие подкопченные свиные ножки прилагаются! Ну, как, годится?

— М-м-м-м...

— Что, вы! Что, вы! — кабатчик расплылся в радушной улыбке. — Сегодня же день рождения Господина Претона! Все за счёт Его Превосходительства!

— М-м-м! Не смею отказать, любезный Вруум! Сочтём за честь!

— Жду с нетерпением! — и уже вдогонку, сплюнув, пробурчал в бороду. — Йе мер дер Гайциге хат, йе венигер вирд ер сат! Шайссе!

Ух! Свалили, наконец-то! Хвала Вааглу! Давайте-ка минуточек пятнадцать — двадцать перекурим всю эту на первый взгляд слегка сумбурную, релятивно-плюральную темпоральную событийность, а то одышка чего-то. Старость, сами понимаете, не радость! Альтер ист айн шверес мальтер. Кхе-кхе! В себя надо бы придти, ситуацию непростую опять-таки обкумекать. Ну, что за народец эти карстийцы, скажите на милость? Тяжёлый, душный, того и гляди, объегорят на ровном месте! Ничего, не на таковских напали!

Перво-наперво немедля был вызван пред очи хозяйские помощник Дреен. Очень скоро он объявился — худощавый, смуглый, горбоносый южанин, лет тридцати — тридцати пяти, с грубоватыми, в то же время, приятными чертами лица, глазами цвета морёного дуба и улыбкой до ушей. Ценный кадр! Молодой толковый управляющий, знаете ли, большая редкость в здешних краях! Порой Ролу казалось, будто при всей своей внешней открытости, парнишка утаивал нечто важное и нужное, искусно скрываемое, недомолвленное. Словно выжидал удобного момента. Какого? Точно и не правая рука трактирщика вовсе, а, скорее, пытливый наблюдатель. Только вот чей? В большинстве случаев было это малозаметно, всё же, нет-нет, а мылило глаз! Как правило, Роланд отметал всяку глупую конспирологию, но временами его все ж цепляло.

Вот и сейчас Дреен стоял перед ним, серьёзный, готовый исполнить любое поручение, а в глазах! — непонятки полнейшие! Что там, в башке кудрявой творится? Одному Вааглу известно! Гм... Мнительный ты стал, старина Рол. Пора бы на заслуженный отдых, да кем заменить-то? Иными словами: "Не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды". Отдав необходимые указания по поводу всевозможных званых и незваных гостей, трактирщик поторопился на чердак, плотно прикрыл за собою дверь, зажёг свечу, огляделся. Гамаюн встретил его приветливым ворчанием:

— Вр-р-р-р-рум! — склонив на бок голову, птица следила за хозяином блестящим умным глазом.

— Я тоже несказанно рад тебя видеть, старина! Что, Гамаюнушка, надоело в клетке торчать, словно какаду облезлый? Потерпи милок, потерпи! Скоро вдосталь налетаешься, разомнёшь крылышки.

Мерцающий огонёк свечи высветил в углу небольшое, видавшее виды, бюро, захламленное свитками пергамента, огрызками перьев, прочей писательской ерундой. За этой самой конторкой тихими безлунными ночами под скрип пера, пение сверчков и вопли жесточайше терзаемых, насилуемых у позорного столба прелюбодеек, рождались летописи славных городов свонских, обретали новую жизнь туземные предания, мифы, легенды, а в редкие свободные часы творился, пухнул, будто на дрожжах, очередной объёмистый научный труд по прикладной психостатике. Того и гляди, докторская взрастёт! Здесь, в убогой обшарпанной мансарде, версталась львиная доля пересылаемых в Центр сведений о странноватом трансграничном мире, приводящем в восторг яйцеголовых аналитиков-конфедератов, здесь же являлись свету прелестные ироничные куплеты, распеваемые затем менестрелями по всему Королевству.

За двадцать с лишним долгоиграющих лет Роланд мало-помалу принял эту удивительную, немного... хм... пугающую, реальность, сроднился с ней, врос корнями. Она, в свою очередь, подобно капитолийской волчице, пустила приблудшее дитя, вскормила молоком земли своей, позволив попросту жить, любить, множиться. И теперь вот всё висит на волоске. Нда-а-а... Стоило ли, считай, полжизни напрягаться, создавая посередь смертельно опасной эпохи брутального средневековья хрупкую светлую иллюзию, островок чего-то домашнего, родного? Наверное, всё-таки да, стоило! Особливо когда ты чуточку не такой как все, засланный казачок.

Жизнь ведь, как мы ее понимаем, она, в подавляющем большинстве случаев вообще штука иллюзорная. Эдакая, халтурно срежессированная, дешёвая мелодрама с единственно ярким моментом прозрения в завсегда трагическом финале. А что же кукловоды? Кто они, эти, большей частью, остающиеся за кадром, продюсеры, режиссёры, сценаристы? Отвечу: все те же циничные правители с многочисленными камарильями вплоть до последнего шута придворного и уж, несомненно, бессовестные заевшиеся попы! Куда ж без них, без дармоедов-то?! По крайней мере, здесь у нас, в Своне, примерно так.

Но и они несвободны в своих поступках. Ежедневно, еженощно, ежечасно тревожный страх одолевает, отравляет их бренное существование. От него не спрятаться, не скрыться. Сановные повелители мишурного блеска, Прелаты — авгуры Ваагла, погрязшие в интригах Претоны — хозяева жизни, все вынуждены заигрывать с чернью, расшаркиваться с себе подобными, ибо ужасен бунт голодных, но куда боле ужасны — предательство приближённых и месть отверженных. И ты, Брут? — сакраментальный вопрос, донельзя лучше характеризующий суть безграничного свонского человеколюбия. Причём, на любых уровнях, будь то придворные козни или "чистосердечный" донос обиженного лавочника.

Страх, ненависть и зависть всегда ведь, согласитесь, идут рука об руку с озлобленной жестокостью. Жестокость, в свою очередь, порождает насилие, сеет смерть и, как неизбежность — взращивает сонм коварных, нападающих исподтишка, будто шакалы, жаждущих отмщения, подбирающихся со всех сторон, беспощадных врагов, изощрённо посягающих руками наёмных убийц, подкупая, чем-то вечно недовольную, челядь, реванширующих отравляя, угрожая, убивая бунтами, заговорами, дворцовыми переворотами, провоцируя перманентное, высасывающее жизненные силы, ожидание фатального возмездия — главную причину чёрной, сушащей душу, депрессии и новых страхов. Зависть же с ненавистью — извечный гарнир к людскому малодушию, вроде картофеля-фри, лучка маринованного, да горчички к доброму куску венской свинины. Круг замыкается.

Не в состоянии вырваться из порочной круговерти, повинуясь чужой воле, люди подчас с лёгкостью совершают ужасные злодеяния, убивают и умирают мучительно, в большинстве своём, за чужие догматы, слепо принятые на веру. И так же непринуждённо зачастую меняют, казалось бы, незыблемые доселе, воззрения, будь только оппонент чуточку убедительней, имея, как аргумент, более силы в руках и ногах, дубину поувесистей, испанскую щкотушку или щипцы раскалённые. Что, собственно, вполне объяснимо, ведь любые невыстраданные верования — блажь — пустые никчёмные иллюзии, в той или иной мере порождаемые всё тем же страхом. Пред государством ли с его Тайной Канцелярией, Орденом, Вааглом Всевидящим, мрачной перспективой вечного гниения в Аду, да перед чем угодно, лишь бы смерды в стойлах не взбрыкивали! Хе-хе! Не грех и ориентацию сменить по необходимости, преспокойно продолжив бесчинства под иными хоругвями. Такова жизнь в здешних краях заповедных. Издалече оно, допустим, кому и интересным покажется, вблизи же, большей частью, мутит от всех этих безобразий!

При всём том, что углублённость коадаптации нашего милейшего агента-трактирщика несколько превысила, ограниченный многочисленными Правилами и Инструкциями, предельно допустимый уровень, он всё же, как ни крути, не принадлежал сему миру с его живописанными страшилками и пугалками, а потому не боялся. Радел за дело — без сомнения! С должной осторожностью, но без боязни. Разве, что за семью переживал. И на всякий непредвиденный случай старый контрразведчик, само-собой, разумеется, подготовил целую кучу отвлекающих отходных манёвров. Как же иначе-то? Это с одной стороны.

С другой... Гм... Большинство руководяще-направляющих указивок Центра давно уже стали для него чем-то второстепенным, рутинным, порой даже тяготящим. Нехорошо, ясное дело, государева служба как-никак, но так уж вышло, ибо, честно говоря, в нём нынче нуждались более чем он, собственно, в опеке центровых отцов-командиров. Добившись тихой сапой лет пятнадцать назад при старом либеральном руководстве негласного права на, категорически запрещённую при исполнении, личную жизнь, Роланд теперь оказался в, мягко говоря, неловком положении. Грубо выражаясь — в глубокой жопе! Будучи конфедеральным служащим, к тому же профессионалом высочайшего уровня, он попросту обязан был, любой ценой выцарапывать Маршала, ко всему прочему ещё и закадычного приятеля своего — Юрку Ширяева, из крайне затруднительного положения. Любой ценой!!! Соображаете? В то же самое время, святой долг любящего мужа и отца — уберечь семью от нависшей страшной опасности. Задачка, сами понимаете, не из элементарных. Как говорится, и рыбку съесть, и на банан влезть, и косточкой не подавиться! Весьма ведь велика вероятность нелёгкого, ох нелёгкого, выбора! Вы бы, к примеру, при схожих обстоятельствах, чем поступились? Да, уж... Обстановочка, бл*дь!