Маршал Конфедерации. Эпизод 2.

Присев, трактирщик погладил, шлифованное не одним десятком обшлагов, дерево, закапанное чернилами, испрещённое перлами непреходящего школярского фольклора, вроде: "Учитил Суург — курзон гнойный! Хазяйка Кенна — пражжоная кароста!", аккуратно заточил гусиное перо, отложил, добавил свежих чернил в непроливайку, задумался... Результатом сих невесёлых размышлизмов, явился вскоре довольно пространный манускрипт, изобилующий милыми шаловливыми словечками, вроде: "фикен", "Арш", " Шайссе", "Дрек" и тому подобными. Демонстративно наплевав на требования обязательной конспирации, Роланд подробнейшим образом изложил своё видение ситуации цветистым немецким языком, для пущей убедительности лакирнув, местами, доброй русской матерщиной. Получилось и, правда, хорошо. Хм! Душещипательный рассказик вышел, уж, поверьте! Перечитав пару раз, подправив описки, бош остался страшно собою доволен! Местные, ежели и перехватят, всё одно, ничерта не разберутся, зато таинственный получатель со столь оригинальной подачи гарантированно проникнется серьёзностью момента! Без малейших на то сомнений!

Хорошенько упаковав послание в герметичный деревянный футлярчик, и принайтовив его, как следует, к лапе пернатого почтальона, совсем уж, было, собрался выпустить ворона, но внезапно одумался. Вновь и вновь всплывали в голове, беспокоили, ошельмованные Маршалом, события той самой злополучной ночи, когда последний раз отправлял с письмом Генриха. Ведь при всей своей кажущейся фантастичности, даже абсурдности, версия возможного злокозненного покушения на вороного почтаря не воспринималась уже чем-то, из ряда вон выходящим. Звук арбалетного выстрела в предрассветной тишине тоже ведь, согласитесь, ни с чем не спутаешь! Голова-то у бывалого вояки, вроде как, пока еще тьфу-тьфу-тфу! В порядке! Тр-р-р, фьють, тынс, чпок! Припоминаете? И давайте не будем сейчас порожняк гонять, рассуждая о пользе или бесполезности ПНВ! Пустое это. Чтоб вы правильно понимали, дорогие читатели, в Своне далеко не все технические приблуды исправно функционируют. Может, слепой настройщик роялей на звук пулял? Ему-то темень однозначно не помеха! Там слух о-го-го! — глаз не нужно. Кто знает? Стало быть, пусть, и натянуто, предположив, что Генриха таки подстрелили на ужин, неплохо бы понимать, кто и, главное, зачем? Вопросы, без сомнения, занимательные, но сейчас нужны ответы...

Трактирщик погасил свечу, прислушался. Дом жил — проживал своей обычной жизнью, поскрипывая половицами, шурша крысами, постукивая ставенками, там-сям слышался людской гомон, женское приглушенное взвизгивание, вкусно пахло жаренным ночным обжорством. Постояльцы, верно, не все ещё утихомирились, каросты гуляли, денежек насосавшись, слуги трудились сверхурочно. С улицы никаких посторонних звуков не проникало. Попытка же высмотреть во тьме через слюдяное окошко что-либо заслуживающее внимания, вполне ожидаемо, успехом не увенчалась. Хошь, не хошь, а пришлось отворять оконце-то.

Колючий порыв ветра тут же ледяными иголками саданул в лицо, разметал пергаменты, сдул перо с парты. Гамаюн недовольно нахохлился. Рол отпрянул, принявшись спешно кутаться в, невесть откуда весьма уместно оказавшуюся под рукой, меховую накидку. У-ух! Ну и ветрило! Зарруга! Мало — помалу глаза привыкли к темноте и непогоде, перестали слезиться. Ничего интересного, заслуживающего внимания, кругом лишь ставни запертые... Запертые ставни... Кое-где вовсе окон нет... Стоп! Окно открытое! Наконец-то! Хоть какое-то разнообразие! Вон мужик в пиджаке! А вон оно, дерево! Кому это, интересно знать, понадобилось столь оригинальным способом закаляться по ночам, а?! Тараканов, небось, со свету сживают, клопов? Дык, без толку это! Любой ребёнок знает, жилище полностью вымораживать надобно. Странно, очень странно! Так, так... Померещилось ли бошу, нет, только заметил он в подозрительном окне движение мимолётное, будто пятно светлое промелькнуло.

Чертовщина какая-то! Закрыл ставни, присел в раздумьи. А, что это, кстати, за дом? На противоположной стороне улицы, метров пятнадцать до него... Ба-а-а! То ж орденская гостиничка! Монахи странствующие останавливаются в ней, угрюмые пилигримы, паломники, страждущие припасть к иссохшим мощам Святого Кууна. Все, как один, аскеты, удобств не признают. Короче, сплошная антисанитария, Мандрака гааш! Та-а-ак... Мансардный этаж... Обычно святые отцы в "Мечнике" столуются, но, случается, заказывают еду и в номера. Дабы с разбитными каростами, к примеру, лишний раз не сталкиваться, искушений лишних избегнуть. Хоть и наносное все это. Сами посудите, лишь ночь факелы зажжёт, девки только и шарятся туда — сюда, туда — сюда! Исповедаться бегают, не иначе! Ха-ха! Да, простит Ваагл Великодушный грехи наши развесёлые!

А в мансарду-то как раз пару недель назад интересные ребята заехали. Бойцы, должно отметить, дюже странные! С виду вроде монахи, как монахи, повадки же звериные и выправку военную не скрыть. Разумеется, средь орденских тоже доблестных воинов в достатке, однако благочестие в той или иной мере завсегда присутствует. Эти же — зверьё-зверьём! Не молятся, в храм не ходят, ни с кем не общаются, весь чердак изгадили. Уж на что карстийцы люди к вони индифферентные, и то ропщут! Еды переводят немыслимое количество! Платят, правда, исправно, каждый день одну и ту же сумму, точно командировочные. Поговаривают, сам Судья Гнууис за них хлопотал, да кто ж проверит-то! По всему выходит — они, вандаба!

Само-собой, ненавязчиво, так, но кое у кого из читателей наверняка ведь тоже возникло смутное ощущение некоей корреляции весьма своевременного явления этих господ с нашими занимательными событиями, правда? Вот, вот! И мы о том же... Никак помещение проветривают? Да уж, не мешало бы! Трактирщик снова выглянул в окно и вновь приметил движение. Теперь уже совершенно явственно! Шпионят за кем, что ль? Не за ним ли самим?! Чем обязан? Ну, дела!!! Откуда-то со стороны торговых рядов донёсся жуткий вой, аж мурашки под воротник забежали. Ого! Нихрена ж себе! Что за нечисть в Смердиловке завелась? Чур, меня! Опасливо украдкой перекрестившись, хозяин быстренько прикрыл ставни, типа, спрятался. Свонцы не крестятся. Левую, сердечную руку вверх, к Вааглу, тянут, правую к груди прижимают, к сердцу ближе. Оружие при себе? Всегда! Надо понимать, Гамаюн — последняя надежда, рисковать им нельзя. Нда-а-а... Как быть?

Доверившись интуиции, Рол накинул на клетку покрывало, дабы птицу не тревожить и, по стеночке, по стеночке, стараясь не попасть в поле зрения таинственных соглядатаев, прокрался к двери. Свечу вновь зажегши, оставил гореть, будто в комнате остался кто-то. Жалко, конечно, хороший огарочек пропадёт, но... Ничего не поделаешь, ради общего блага всегда ведь приходится жертвовать чем-то личным! Не так ли? Затем спустился по рабочей лестнице, прошёл, никем не замеченный, минуя подсобные помещения, кухню, вышедши аккурат через черный ход. Как раз к волшебному туалету. Там постоял немного, осмотрелся, отлил заодно. Вроде тихо, никаких вокруг вражьих шевелений.

Путь предстоял, в принципе, недалекий, да больно уж погода мерзопакостная! Где-то поблизости истошно лаяли собаки. Пока огородами пробирался до городской площади, замерз вусмерть! Здесь, вдали от жилья, меж трёх раскидистых осокорей выпустил птицу. Пара взмахов мощных крыльев и Гамаюн, коротко каркнув на прощание, растворился во мраке ночи. На сей раз обошлось без настораживающих звуков, лишь вой ветра проводил пернатого странника в дальнюю дорогу.

Вернувшись домой с приятным чувством честно выполненного долга, Роланд какое-то время ещё отогревался у камина, слушая вполуха бубнение исполнительного Дреена, затем пропустил накоротке кружечку — другую, так, чисто для приличия, с Гаалом и его ребятами и лишь под утро добрался, наконец, до спальни, где сей же момент уставший, но довольный забылся тяжёлым беспробудным сном в уютных объятиях преданной любящей Безлы.

Милая, милая Безла! Не уделить в нашем повествовании хоть бы малой толики внимания этой, без преувеличения, замечательной во всех отношениях женщине, было бы, уверяю вас, попросту бессовестно! Ибо добровольно связать свою жизнь с педантичным занудой вроде Роланда, сам по себе уже, согласитесь, поступок весьма ответственный. Учитывая же специфику его, мягко говоря, беспокойной деятельности, о коей она, благодаря живому ясному уму и недюжинной интуиции, с давних пор, разумеется, догадывалась, так и вовсе, в некотором роде — геройство!

Миниатюрная, ладненько скроенная, совсем непохожая на большинство ширококостных бочкообразных свонских фрау, сестра карстийского законника, при всей своей кажущейся хрупкости, обладала редкой физической силой и воинским умением, обращаясь с оружием по-свойски, не хуже иного вархунда или, скажем, дюжего лангенарма. Жёсткая вертикальная складочка меж тонкими бровями вразлёт, немного тяжеловатая нижняя челюсть, частенько играющие на скулах желваки, характер выдавали волевой, решительный и малость авантюрный. В то же время чуть припухшие, красиво очерченные губы, глубокие, далеко не всегда, к слову, мечущие молнии, озорные чагравые глазищи, томный перелив крепких крутых бёдер, удивительно, несмотря на зрелый возраст, соблазнительные, прекрасных очертаний, упругие яблочки грудей, явственно угадывающиеся под блио тончайшей элефийской шерсти, позволяли судить о необычайной чувственности их обладательницы, диковатой, непредсказуемой, оттого всегда свежей и желанной. Добавьте в канву непослушные, вечно выбивающиеся из-под атура, тёмно-медные вихры, слегка вздёрнутый аккуратный носик, рассыпь очаровательных веснушек по щекам, и вы получите вполне, для начала, достаточное представление о незаурядной внешности любимой жены психостата-трактирщика.

Хозяйственная, работящая, чуточку взбалмошная, в меру с хитрецой, весёлая, а главное, добрая, беззаветно преданная мужу и семье, Безла являла собой удивительную противоположность единоутробному брату своему — Его Превосходительству Окружному Судье Гнууису Милосердному, человечишке предельно мерзкому, ежели судить по немногочисленным пока ещё, но на удивление единодушным свидетельствам очевидцев. Несхожесть просматривалась столь разительная, что, казалось, люди эти рождены на разных полюсах разных планет, в разные эпохи. В то же время, вышли они из одного материнского чрева, что в числе прочих подобных казусов есть, без сомнений, занимательнейший божественный парадокс. Или, ежели хотите, граждане эволюционисты, загадка матушки-природы. Ещё большей загадкой была присущая ей поразительная, абсолютно несвойственная чумазым карстийцам, чистоплотность. Оттого-то, видать, и засиделась мамзель в девках, аж до самого явления здешнему народу чистоплюя Роланда! Ха-ха! Шутить изволим-с. Это, надо понимать, вовсе не означало принятия ванн по нескольку раз на дню, шампанское с утречка или, там, к примеру, кофе с свежайшим круассаном в постельку, иные, привычные для нынешних цивилизованных людей, гигиенические и не очень процедуры. Воды-то, окромя небесной до появления доблестного боша, небось, боялась панически, как и все в Карсте, но запашок пердячий, неединыжды подмечалось, напрягал девушку сызмальства. Посему, чуть повзрослев, намастырилась плутовка пользоваться различными протирками, присыпками, отдушками, нивелирующими в какой-то мере ароматы её естественных и хм... сопутствующих, назовем их, отправлений. Коим парфюмом, по слухам, за необременительные интимные услуги в достатке снабжал сеньориту некий престарелый карстийский алхимик, зело охочий озорник до юных прелестей.

Радетелей добрачной строгой нравственности просьба не беспокоиться, ничего страшного! На подобные мелкие шалости молоденьких холостячек в землях Святого Кууна испокон веков смотрели сквозь пальцы. А может ли быть иначе, сами посудите, милостивые государи, коль скоро в постоянных ползучих междоусобицах перманентно насилуется всё женское население страны от мала до велика? Вследствие чего сохранение биологической девственности и, следовательно, целомудрие, как некая, далекая от жестокой действительности, абстрактная и бесполезная здесь категория нравственности, ясный пень, всерьёз практически никем не воспринимаются. Разве что монахами, да и те себя блюдут лишь на людях, пока светло... Ха-ха!

Вот жена — иное дело! В южных дистриктах, к примеру, за супружескую измену камнями побивают, где-то на востоке жгут заживо, в благословенной же Карсте — верх гуманизма! — всего-навсего сутки позорного столба полагаются. Что, в то же время, милосердие мнимое, иезуитское, ибо случайно выживают единицы, да и те, калеки, живут недолго в беспрестанных мольбах о скорой, избавляющей от страданий, смерти. В то же время имеются в Своне злачные местечки куда интереснее! Скажем, Несфера, где блуд даже с замужними женщинами не то, что не возбраняется, но приветствуется! Представляете себе глубину падения нравов? Пропасть бездонная! Дух захватывает, слюни текут, глаза похотью горят! Ну, да обо всем по порядку. Гм... О чём это мы? Ах, да!

Старший брат Безлы, будучи в силу понятных обстоятельств страшно законспирированным, но конченным курзоном, весьма благосклонно относился к асоциальным склонностям сестры и иногда втихарца запускал свои холёные изнеженные ручки в ее косметичку. Сообразительная девица странные исчезновения предметов личной гигиены, без особого, мягко говоря, удовольствия добываемых в поте лица под грязным задрипанным одеялом противного старикашки, конечно же, замечала и, само-собой, злилась безмерно, но виду благоразумно не выказывала. В свет же Шерочка с Машерочкой выходили рука об руку, как принято: вонючки — вонючками, что, впрочем, ввиду скоротечности мероприятий больших хлопот никому не доставляло. Надо отметить, ей вообще-то повезло с сексуальной ориентацией кровника, ибо не сыскать сестричке лучшей подружки, нежели братец-гей, к тому ж ещё и всесильный Окружной Судья. Посему, невзирая на крайне негативное отношение к гнусным садистским и, как поговаривают, педофильским, склонностям ближайшего нынездравствующего родственничка, умница Безла, отдадим ей должное, всегда умела с ним ладить, без ложной скромности пользуясь, при необходимости, высокими вельможными связями. Не будем также забывать вдобавок о довольно близком её родстве с монсеньором Хауумом Карстийским, Претоном Её Величества, которому наша героиня приходилась двоюродной сестрой по материнской линии. Так, что старина Рол, при всём прочем, некисло устроился, фикен его в Арш! Зарруга гааш!

(продолжение следует)