Александр. Продолжение похода 3

Появление македонцев под Карфагеном вызвало настоящий шок у живущих в этих местах пунийцев. В один день смятение охватило жителей многочисленных деревень находящихся к югу от столицы. По всем дорогам, ведущим к Карфагену, появились вереницы беженцев, которые везли жен, детей, нехитрый скарб, гнали скот. Они пытались найти спасение и защиту за могучими стенами столицы пунов, принося вместе с собой волны страха и ужаса.

Вначале, Сенат Карфагена не поверил прибывшим в город гонцам с известием о появлении Александра, пока эту весть не подтвердил лично глава города Уалес. Эти известия породили среди сенаторов сильное волнение, но ненадолго.

По приказу обоих суфетов, готовые к отправке на Сицилию войска были сгружены с кораблей и соединены вместе с другими войсками имевшиеся в распоряжении карфагенян. Все они были выведены из города в полевой лагерь, для защиты Карфагена с суши. Главнокомандующим их был назначен Гамилькар Барка, опытный воин уже не раз громивший врагов Карфагена на полях Сицилии и Кампании.

Вслед за этим, начальник стражи Карфагена Гисгон, чтобы уменьшить панику среди горожан распорядился закрыть ворота. На стенах и башнях города были установлены усиленные караулы, вид которых должен был вселить уверенность и успокоить напуганных людей. Все эти меры снизили накал напряженности среди горожан, среди которых не было ни одного человека, который не боялся бы македонского царя Александра, страшным чудовищем вторгшегося в их размеренную и привычную жизнь.

Прозаседав всю ночь, сенат принял решение направить весь флот пунов в составе ста пятидесяти кораблей к месту высадки македонцев, с целью блокирования высадившегося противника. Одновременно начался широкий набор наемников, которым сулилось тройное жалование против их прежнего жалования. К нумидийскому царю Сифаку были спешно посланы гонцы с посланием карфагенского Сената. В нем кочевнику напоминались его союзнические обязательства перед городом, на защиту которого он должен был прибыть со всем своим конным войском. Аналогичное предложение было передано маврам, которые составляли изрядный костяк пунийских наемников.

На следующий день конная разведка донесла, что Александр стоит под Сузи, раскинув большой лагерь посреди поля. Это известие мигом сняло с пунийцев ночное напряжение, порожденное рассказами беженцами. Теперь враг был найден, оставалось лишь только его разбить, сдавшихся в плен продать в рабство, а тех, кто не сложит оружие сбросить в море.

Зная славу Александра, Гамилькар не надеялся на легкую победу, и делал основной упор на слонов и нумидийскую конницу. Из слоновьих загонов карфагенян были доставлены шестьдесят боевых слонов.

Ранее эти животные не один раз приносили карфагенянам победы над врагами. В последний раз это были этруски, рискнувшие на военную операцию в Африке. Разбив прибрежный флот пунийцев, они высадились западнее Утики и, используя внезапность, решили атаковать столицу. Сенат смог выставить всего пятнадцать тысяч наемников, но собрал пять тысяч конницы и сорок слонов.

Этруски имели превосходство в численности и вооружении пехоты. Поэтому они смело ударили по иберийцам и ливийцам значительно уступавшие им в подготовке. Увлекшись атакой по центру слабого противника, этруски оказались зажатыми с двух сторон кавалерией и слонами. Мало кто выжил в этом сражении. Сдавшихся в плен Гасдурбал велел принести в жертву Ваалу, казнив врагов перед алтарем бога.

По схожей картине предполагал действовать и Гамилькар, сосредотачивая своих солдат на подступе к городу. Всего под его командованием было собрано чуть меньше тридцати человек. Среди наемников было много мавров, ливийцев и самнитов которые называли себя кампанцами. Вооруженные своим обычным оружием они не были опасными для македонцев, но представляли собой прекрасное пушечное мясо, которое могло, приносило победу пунийцам благодаря своей численности.

Также под рукой Гамилькара Барки был десяти тысячный греческий корпус, на который он возлагал особые надежды. Греки очень хорошо дрались на поле боя, знали тактику македонцев и могли стать той силой, что помогла бы карфагенянам одержать победу над войском Александра.

Кроме наемников, по призыву сената пять тысяч карфагенян было собрано для защиты родного города. Подобный шаг, производился только в экстренных случаях, когда противник непосредственно угрожал стенам столицы Карфагенского государства. Все пунийцы образовали священный отряд Ваала и поклялись своей кровью разгромить македонского царя.

Последним мазком в пестрой палитре войска карфагенян стали две тысячи наездников на верблюдах, прибывших для защиты Карфагена с юга необъятного простора африканского континента. Они плохо понимали язык пунов, но были готовы служить Карфагену за звонкое золото.

Гамилькар очень надеялся, что корабли пунов смогут разгромить вражеский флот и полностью отрежут македонскую армию от её главной базы снабжения в Александрии. Лишенное поддержки извне войско Александра будет с каждым днем слабеть, в то время как силы карфагенского полководца будут только крепнуть.

Примерно так же рассуждал и Александр со своим штабом. Поэтому, не став, надолго задерживаться на побережье, царь направил свою армию к городу Заме, стремясь заставить карфагенян дать у её стен генеральное сражение.

Двигаясь к намеченной цели, полководец применил уже опробованный Эвменом прием, объявил всех карфагенских рабов свободными людьми. Как и следовало ожидать, это известие вызвало сильные волнения у тех, кто долгие годы трудился на благо пунийцев. Подобно пожару известие о свободе переходило из одного района в другой, порождая массовое бегство рабов и каторжников.

Узнав о столь подлом поступке, подрывающий основу их государства, карфагенский Сенат проклял царя Александра. Объявив его сыном похотливой блудницы и развратного пьяницы узурпировавшего трон македонских царей хитростью и обманом. Сенат приговорил Александра к мучительной смерти путем сожжения его в медном чреве быка, на главной площади Карфагена.

Сотворив праведное дело, карфагенский Сенат стал ждать известий от флота, отправленного для уничтожения македонских кораблей. Радостных вестей ожидали со дня на день, но флот словно пропал. Выждав все положенные сроки, флотоводец Ганнон решил отправить легкое посыльное судно в район Уалеса, когда пришло ужасное известие, что карфагенский флот потерпел сокрушительное поражение.

Выполняя царский приказ, Неарх не отослал транспортники в Александрию, справедливо полгая, что они могут стать легкой добычей пунийцев, а остался дожидаться врага у входа в бухту. Рано утром, едва туман поднялся над морем, македонцы увидели флот пунийцев. Вытянувшись в одну линию, пуны двигались под углом, желая перекрыть пути отхода Неарху и прижав к побережью уничтожить македонцев.

Наварх терпеливо ждал врага, заранее перестроив свои ударные силы в две колонны. Оценив замысел и положение кораблей Гасдурбала, критянин выждал некоторое время и приказал кораблям атаковать центр и голову карфагенского флота.

Быстрые и более подвижные триеры македонцев устремились к растянувшимся колонной пунам. Следуя заранее разработанному плану, македонцы безбоязненно и слаженно напали на выбранные цели. Прорвав центр, триеры раскололи колонну судов противника на две части, полностью изолировав, их друг от друга.

Следовавший во главе флота наварх Гасдурбал сразу лишился возможности командовать своими кораблями. Основу головной части карфагенян составляли пентеры имевшие мощный таран, чей удар был способен расколоть напополам, целую бирему. В отсеченной же части флота пунийцев в основном находились триеры.

Именно на них обрушились корабли Гиерона, демонстрируя ошеломленным пунийцам новую тактику абордажного боя. Один за другим македонские корабли шли на сближение с противником, цеплялись за их борт крючьями, после чего высаживая на борт противника свою победоносную пехоту. С громким криком бросались в бой гоплиты на удивленного подобным действием противника, захватывали их корабли и в азарте боя, бросаясь на новые боевые призы.

Напрасно пунийцы сломав свой строй, пытались выиграть бой искусными маневрами. Сбившись в одну кучу, корабли больше мешали друг другу, чем наносили вред противнику. С ужасом наблюдали карфагеняне как, один за другим переходили в руки противника или гибли их лучшие корабли.

Морякам Неарха не нужен был простор для маневра. Подобно прожорливой саранче, они просто двигались от одного корабля к другому и уничтожали их своим подлым приемом. Какое-то время отрезанные от основных сил, триеры пунийцев надеялись на помощь со стороны Гасдурбала. Его пентеры пытались переломить ход сражения, атаковали и даже топили заступившие им дорогу македонские корабли. Это вызывало радостные крики у карфагенян, однако спасти попавшие под удар триеры от полного уничтожения не смогли. Вскоре их строй окончательно развалился и пунийцы обратились в бегство.

Несколько иная картина была в схватке кораблей Неарха с головными судами противника. Пентеры Гасдурбала были выше атаковавших их македонских триер. Это обстоятельство не позволяло македонской пехоте ворваться на их палубу и попавшие под удар врага триеры либо гибли, либо выходили из боя, лишившись гребцов и весел.

Подобно слонам, что безнаказанно топчут вражескую пехоту, пентеры Гасдурбала отражали наскоки бирем и триер, но не могли ничего поделать, когда против них действовали македонские пентеры. В этом случаи корабли сцеплялись бортами, и солдаты легко врывались на корабли пунов и брали вверх над их экипажами.

Единственным существенным минусом был тот факт, что столкнувшись с кораблем противника царские пентеры, сами надолго выбывали из боя, не имея возможности быстро повторить атаку. Неарх предвидел подобный поворот событий и пустил в ход маленький, но очень действенный резерв. Он представлял собой небольшой отряд триер вооруженный баллистами и катапультами с огненные снаряды.

Подобный вид оружия привел в шок у много повидавших на свое веку пунийцев. Как только загорелись первые корабли и пунийцы поняли страшную силу противника, флот охватила паника. Позабыв обо всем на свете, карфагеняне обратились в бегство.

В возникшем хаосе и неразберихи очень показательной оказалась судьба флагманского корабля наварха Гасдурбала. Его пентеру одновременно атаковали две триеры македонцев вооруженные страшным оружием. Уже после первых выстрелов на пентере возник пожар. За считанные минуты языки пламени сожрали паруса пентеры, после чего огонь перекинулся на сам корабль. Ничто из привычных для моряков средств не годилось с этим страшным огнем и вскоре, превратившийся в огромный костер, флагман пунийцев лишился хода и стал беспомощно дрейфовать по глади моря.

На виду у всех, попавшие в огненную ловушку люди бросались за борт и тонули, не имея возможности спастись. Никто не спешил подойти к горящему судну, опасаясь, что искры разбушевавшегося огня упадут на их корабль. Долгое время, подгоняемый морскими волнами корабль Гасдурбала медленно поплыл в сторону Карфагена, как прощальный вестник гибели некогда мощного флота пунийцев.

Из ста пяти отправленных Гамилькаром кораблей обратно вернулось двадцать девять, остальные либо погибли, либо попали в плен. От подобного известия город охватил сильнейший шок. Почти в каждой семье Карфагена в этом сражении погиб кто-то из близких им людей. Весь город погрузился в траур который не испытывали со времен поражения от Гермократа. Объявив о поражении флота, Сенат призвал карфагенян крепиться, напомнив, что и раньше были трудные моменты, из которых Карфаген выходил с честью, разбив, казалось бы, непобедимого врага.

Перед домом Барка прошли выступления карфагенян призывавших славного полководца защитить их от проклятого Александра. Проявление патриотических чувств закончилось приношением жертв Ваалу и Молоху, где основными фигурантами были рабы иностранцы.

Одного за другим палачи лишали их жизни на ступеньках алтарей финикийских богов под радостные крики взбудораженной толпы. Всем казалось, что принесенные жертвы помогут карфагенянам вернуть себе расположение богов, но все испортила молодая девушка иберийка, привезенная из Нового Карфагена. Перед своей казнью, стоя у статуи Ваала, она громко предрекла скорую гибель городу от македонских мечей. Палачи поспешили снести ей голову, но проклятье было произнесено.

Впервые за многие годы публичных жертвоприношений, досточтимая публика испытала страх и озабоченность, вместо так необходимой уверенности и ободрения. После этого инцидента, сенат своим тайным указам приказал палачам в следующий раз отрезать у жертв языки, дабы они не оскверняли слух собравшегося народа своими бреднями.

Получив радостное известие от Неарха, Александр подступил к Заме с хорошим настроем. Однако царь потребовал от своих стратегов не почивать на чужих лаврах. Что победа Неарха это только первый шаг к разгрому врага и именно им предстоит окончательно сломать хребет военной мощи пунийцев.

Что бы Гамилькар не чувствовал себя спокойно, Александр каждый день отправлял в разведку свою легкую скифскую кавалерию. Быстрыми птицами налетали дети степей на деревни, посты и малые отряды пунийцев, создавая ложное опасение, что вслед за ними появится и сам грозный македонский царь.

Стоит ли говорить, что от этих известий Гамилькар сидел как на иголках, одновременно испытывая сильное давление со стороны Сената, требовавшего от полководца как можно скорее отвести смертельную угрозу от Карфагена. Попав под двойной удар, Гамилькар был вынужден дать бой Александру, несмотря на то, что ещё не полностью собрал все свои силы.

Внимательно обобщив свой богатый опыт и то, что он смог собрать из различных источников о македонской тактике, пуниец решил не отступать от своего привычного образа ведения боя, только усилив войско за счет большого количества слонов.

Расположив свои войска против македонцев, Гамилькар решил поставить в центре иберийцев и самнитов, густо перемешав их с маврами и ливийцами. Все это пестрое воинство должно было связать боем фаланги сариссофоров, по как лучшие силы Гамилькара греческих наемников и африканцы должны были ударить с флангов. Согласно полученным от наемников сведениям, там Александр в основном располагал щитоносцев, вооруженных обычными копьями и мечами.

Зная силу и стойкость македонских гоплитов, Барка решил усилить ударную силу своих флангов за счет слонов. Там расположилась половина всех имевшихся у карфагенян животных, вторую половину полководец разместил по центру. По замыслу Гамилькара этого должно было помочь иберам и самнитам продержаться под ударами македонской фаланги в центре, пока ударные силы карфагенян не разгромят фланги противника и не окружат всю армию Александра.

Против тяжелой македонской кавалерии, Барка расположил все соединения нумидийской конницы, которые были у него под рукой. Так как легкая кавалерия африканцев не могла сражаться на равных с катафрактами Александра, им была поставлена задача под видом панического отступления, увести вражескую кавалерию с поля боя. За один, максимум два часа Гамилькар намеривался окружить и уничтожить македонское войско.