14. Кофе для эстетов

Лицо её выражало растерянность, но в то же время одухотворённость и решительность — так любили живописцы изображать Анну де Реми перед боем, девушку простого происхождения, впервые вставшую во главе целой армии... Иначе говоря, Паола явно чувствовала себя не на месте, но считала, что поступает единственно верным образом, и надеялась на помощь свыше. И оказать эту помощь, с благословения святой Роберты Гринтаунской, вероятно, полагалось мне.

Во-первых, телеграмма... Нечто подобное я припоминала. Мальчики тогда, помнится, случайно испортили одно послание от своей любимой гувернантки, но мне тогда было, увы, не до личной переписки, и происшествие постепенно забылось. А зря — видимо, именно в той телеграмме Паола и предупреждала о приезде своей семьи. И, возможно, сообщала нечто важное, что мне следовало бы иметь в виду при встрече.

Во-вторых, не зря она упомянула своё "вдовство", да ещё так подчёркнуто.

Прошло уже больше года, и события, приведшие к появлению Паолы в особняке на Спэрроу-плейс именно в образе "миссис Мариани" уже немного подзабылась. А ведь история была скандальной донельзя! Джорджио Бьянки привёл домой приятеля-распутника, который обесчестил его сестру, совсем ещё юную сеньориту Бьянки. Легче всех отделался соблазнитель — он сбежал, пока его не отправили на тот свет. Неразборчивого в дружеских связях сына на семейном совете Бьянки лишили наследства и спровадили в Аксонию, с глаз долой, а дочь собирались по старому обычаю заточить в монастырь — исключительно ради спасения репутации. Но Паола воспользовалась предназначенными брату рекомендательными письмами и сбежала в Бромли, переодевшись мужчиной. И пребывать бы ей под личиной гувернёра до конца своих дней, если б не новая — воистину роковая — встреча с Джорджио, который мало того что вынудил её заниматься не совсем законными делами и втравил в политическую интригу, так ещё и умер не вовремя. Право, не знаю, как бы мы все вышли из положения, если бы не помощь маркиза Рокпорта...

Но ни о чём таком знать широкой публике, разумеется, не полагалось. Для неё и была придумана иная версия событий: якобы гувернёр-романец Паоло Бьянки спешно вернулся на родину, а вместо себя привёл сестру, почтенную молодую вдову — миссис Мариани. Маркиз Рокпорт подготовил все требующиеся документы, начиная с рекомендательных писем и заканчивая завещанием несуществующего "мистера Мариани" в пользу некой благотворительной организации, якобы оставившее бедняжку Паолу без единого рейна и вынудившую её искать места гувернантки.

Вопрос — что же заставило Паолу вновь озвучить фальшивую версию, да ещё на аксонском? Ведь все присутствующие прекрасно помнили эту историю.... Похоже, что кто-то из гостей всё-таки знал аксонский, и фраза была произнесена именно для него — или для неё. Следовательно, и мне нужно быть осмотрительнее в словах и не рассчитывать на то, что романцы без посредничества Паолы не поймут, что я говорю.

И третье, но не последнее по важности.

Насколько я помнила по рассказам, а нам с Паолой не раз доводилось беседовать по душам, семейство Бьянки хоть и имело благородные корни и древнюю родословную, однако обладало ныне единственным сокровищем — честью, и та теперь была запятнана позором. Но и дорогие дорожные костюмы, и то, сколь быстро и легко сеньор и сеньора Бьянки отправились в путешествие — всё говорило по меньшей мере о состоятельности. Фамилия "де Нарвенья" прежде также никогда не звучала... Значило ли это, что финансовое положение семьи изменилось, как и статус?

...я обдумывала всё это — и в то же время задавала подобающие случаю вопросы о путешествии, о том, какая погода нынче в Романии и прочее, и прочее. Паола отвечала, умудряясь разбавлять в высшей степени бессмысленную светскую болтовню осторожными намёками. Так я узнала, что у Бьянки есть родственники где-то на юге Аксонии, навещать которых они не собираются — "недостойное общество". Далее меня уверили, что хотя затруднений с деньгами гости не испытывают, однако ни о каких отелях почтенная матушка Паолы и слушать не желает: "Ведь там воруют!". Кроме прислуги, Бьянки взяли с собою престарелую родственницу, чью-то троюродную тётку, сеньору Ортезе, которую звали "бабушка Энца". Эта особа в данный момент "дышала благородным воздухом северной столицы" на пороге, где и осталась значительная часть багажа и "подарки для сеньориты Вирхинии"...

Примерно в тот момент я и осознала, что семейство Бьянки, кажется, собирается обосноваться в моём особняке, и мне подурнело.

— В Ист-Хилл есть прекрасная гостиница, где, по слухам, останавливался недавно альравский шейх... — произнесла я с намёком. Сеньора Бьянки, которая как раз отчитывала за что-то свою служанку, чуть притихла и бросила на меня быстрый взгляд. Я поспешила добавить: — А чуть ранее — алманский князь. Можно сказать, что вы не видели Бромли, если не пожили немного в "Короне".

На лице Паолы отразилось весьма сложное чувство. Кажется, ей бы и хотелось спровадить глубокоуважаемых родителей подальше, но, с другой стороны, она боялась выпускать их из виду.

— Матушка хотела бы пожить в тихом месте.

— О, на площади бывает очень шумно, вам ли не знать! К тому же в этом доме трое детей, и если братья Андервуд-Черри спокойные и сдержанные, то у юного баронета Сайера нрав буйный. Как сеньора Бьянки относится к детям? — сделала я новую попытку избежать пытки гостями.

Тщетно.

Во-первых, сеньора Бьянки, услышав свою фамилию, позабыла о служанке и ринулась ко мне, заламывая руки и непрестанно восклицая что-то, как драматическая актриса. Суть её горячих уверений — в переводе Паолы, разумеется — сводилась к тому, что она чувствует во мне родственную душу и будет очень, очень признательна, если я стану называть её "просто Клотильдой".

На такую просьбу, хотела я того или нет, полагалось ответить точно такой же любезностью. А как выставить за порог гостью, к которой обращаешься по имени?

Во-вторых, сеньора Бьянки, точнее, моя новая "добрая подруга Клотильда" уверила, что-де она страшно соскучилась по детскому смеху, мечтает увидеть однажды внуков и потому будет только рада познакомиться с маленькими джентльменами.

"Может, солгать, что все гостевые комнаты заняты? В конце концов, Клэр никуда не съехал — и не собирается, кажется..." — подумала я малодушно.

Мысль о Клэре меня успокоила. В конце концов можно и прибегнуть к его помощи: если кто и сумеет сделать так, чтоб романские гости поскорее убрались восвояси, так это он. К тому же ему будет только в удовольствие дать волю своему ядовитому языку... Но не успела я хорошенько обдумать, как обратиться к Клэру, чтоб не выглядеть беспомощной "дамой в беде" из рыцарского романа, как наверху вдруг раздался дикарский вопль — и следом громкий топот.

— Миссис Мариани!

Мимо меня будто бы прогарцевал диковинный зверь — шестиногий, шестирукий, шумный и неостановимый. Он едва не сбил с ног сеньору Бьянки, распался на три части, огибая застывшего сеньора Бьянки — и опутал Паолу.

— Вы вернулись! Вы ведь не уедете больше? А подарки вы привезли? А я прочитал книжку, вот! — загалдели мальчишки наперебой.

А Паола, кажется, совершенно позабыла про собственную семью, пытаясь одновременно обнять и Лиама, и Чарльза, и Кеннета, каждого погладить по волосам, поцеловать в щёку и поправить замявшийся воротничок. Взгляд у неё смягчился, глаза повлажнели. Я и сама улыбнулась, глядя на них, и почувствовала, что вот-вот расплачусь от умиления, в лучших традициях сентиментальных поклонниц романтической поэзии. Но потом краем глаза заметила, как смотрит сеньора Бьянка на свою потерянную и вновь обретённую дочь.

То была горькая смесь вины, любви и надежды.

"Боюсь, у меня теперь не хватит духу напустить дядю на гостей", — пронеслось в голове.

И тут же, словно откликаясь на эту мысль, явился наконец на шум и Клэр, одетый по-домашнему и, как всегда, недовольный. Он окинул взором сцену в холле, потом приложил руку к собственному лбу, словно проверяя, нет ли жара, и наконец развернулся, вновь поднимаясь по лестнице.

— Джул! Джул! Подготовь костюм для выхода. Да, без завтрака. Надолго! — послышался его голос, постепенно удаляющийся.

Так я осталась в одиночестве — ну, не считать же детей и перепуганную Юджинию за союзников — на острие вражеской атаки. Немного оправившись от приступа сентиментальности, Клотильда Бьянки обрушила на меня всю мощь романского темперамента. От громкой быстрой речи и размашистых жестов у меня вскоре заболела голова. Внимание Паолы же, увы, целиком и полностью было сосредоточено на воспитанниках, особенно на Лиаме и с его временной хромотой. Словом, вскоре стало ясно, что помощи ждать не откуда, зато сеньор Бьянки готов поддержать беседу, да и "бабушка Энца" того и гляди заскучает на свежем воздухе и присоединится к честной компании... И когда я поняла, что мигрень, а с нею и "хандрень" уже близко, то трусливо сбежала, возложив на мистера Чемберса хлопоты по размещению гостей.

Лайзо отбыл по поручению — уехал искать Эллиса, поэтому мне пришлось остановить кэб, чтобы отправиться в кофейню. Мэдди изрядно удивило то, что я появилась в "Старом гнезде" рано; впрочем, рассказ о гостях из Романии её изрядно повеселил. Она так заразительно смеялась, что вскоре это происшествие перестало казаться ужасным, и настроение постепенно выровнялось. Теперь я уже с нетерпением ждала вечера, предвкушая, как расскажу Эллису о своих снах. Кто-то другой мог бы и отмахнуться от туманных мистических предсказаний, однако он уже не раз прибегал к помощи моего дара. Так что его определённо должна была заинтересовать подсказка, что-де разгадку убийства Хэмпшайра следует искать в прошлом герцога, а именно — в некоем скандальном эпизоде, связанном с цирком...

Солнце сегодня особенно припекало, можно сказать, по-летнему. Бромли оживал на глазах после долгого зимнего забытья. Когда кофейня открыла свои двери, то зал начал постепенно наполняться людьми, и их было куда больше, чем, скажем, вчера — вероятно, многие постоянные посетители нынче проснулись раньше обычного и решили заглянуть в "Старое гнездо". Георг и Рене, поддавшись общему настроению, тоже ощутили небывалый прилив вдохновения, и запахи из кухни доносились воистину умопомрачительные. В какой-то момент я так погрузилась в приятные хлопоты, что совершенно упустила из виду вход в кофейню и не заметила появление воистину удивительной особы; о ней мне сообщили изумлённые возгласы и шепотки.

— Вы только посмотрите! — ахнула миссис Джоунстоун, прижимая руки к груди.

И я посмотрела.

На пороге стояла Фея Ночи, собственной персоной. Не в цирковом костюме, разумеется, и без грима, но ярко подведённые глаза и платье в чёрно-белую полоску и так приковали всеобщее внимание. В "Старое гнездо" циркачка заглянула явно не случайно и уходить не собиралась. Вероятно, Судьба решила, что мне отчаянно не хватает в последнее время интересных гостей — и постаралась восполнить это в один день.

Честно признать, очень мило с её стороны, но совершенно излишне!

Больше всего в тот момент мне хотелось сослаться на неотложные дела и степенно ретироваться на кухню, затем выйти на улицу с чёрного хода, сесть в салон своей "Железной Минни" и приказать Лайзо скучающим голосом: "Давайте-ка прокатимся по городу — чудная погодка, право!"

Но, во-первых, это было бы недостойно леди. А во-вторых, Лайзо как уехал передать приглашение Эллису, так ещё и не вернулся. И потому я поднялась из-за столика и поспешила навстречу Фее Ночи, приветливо улыбаясь:

— О, мисс Ишервуд, какой сюрприз! Вы всё-таки нашли минутку, чтобы навестить "Старое гнездо"! Прошу, проходите же скорее сюда! — и с этими словами я ненавязчиво притронулась к локтю незваной гостьи, направляя её к общему столику, где из завсегдатаев уже сидели Эрвин Калле, на сей раз без спутницы, леди Клампси и полковник Арч. — Друзья, позвольте представить вам мисс Ишервуд, которую вы знаете под другим именем — Фея Ночи!

Как известно, самый лёгкий способ выйти из неловкого положения — поставить кого-то в ещё более неловкое положение. Я не желала, разумеется, смутить мисс Ишервуд... да и может ли что-либо привести в замешательство особу, имеющую обыкновение красоваться в возмутительно короткой юбке перед сотнями зрителей? Однако моя гостья, похоже, не ожидала такого развития событий и несколько растерялась. Она позволила усадить себя за стол, благосклонно приняла чашку "маскарадного" кофе и даже поддерживала некоторое время бессмысленную светскую беседу:

— Как вы находите Бромли?

— О, благодарю, чудесно! Весна здесь всегда такая тёплая?

— Вы верно заметили, чудесная стоит погода!

— Мисс Ишервуд, позволите ли вы написать ваш портрет?

— Почту за честь! А вы смогли бы это сделать в цирке?

— Мисс Ишервуд, не откроете ли тайну — кто ваша модистка? Чудесная шляпка!

— Мисс Ишервуд, надолго ли вы в наших краях?

— Мисс Ишервуд...

Надо заметить, что несмотря на любопытство, которое, без сомнение, жестоко терзало всех присутствующих, никто не задал ни единого неудобного вопроса, который касался бы ужасной трагедии с герцогом Хэмпшайром, обвинений в газетах или шумихи вокруг "Общества благодетельных леди". Фея Ночи коснулась опасной темы сама: выждала с четверть часа, едва пригубив кофе, раздала не менее дюжины очаровательных, несмотря на щербинку между зубами, улыбок, и затем обрушила на наши головы новость, словно гром.

— Пользуясь случаем, хочу сделать объявление, — сказала Фея. По случайному ли совпадению — не знаю, но в тот момент Луи ла Рон как раз входил в кофейню — да так и замер на пороге, прислушиваясь. — "Сад Чудес" не покинет Бромли, пока не даст ещё одно представление, такое, как оно задумывалось изначально. Не могу сказать, в какой день и час, но это время обязательно придёт! И я приглашаю всех вас, леди и джентльмены, всех, кто здесь присутствует, к нам на представление!

Наступила оглушительная тишина. Мисс Ишервуд же наклонилась ко мне, моим же веером прикрыв наши лица от посторонних взглядов, и, едва не касаясь губами уха, шепнула:

— Представление окончено. А теперь поговорим с глазу на глаз, да?

На мгновение, сознаюсь, меня бросило в дрожь; не как престарелую даму, заметившую в дальнем конце коридора бледную тень призрака, но как дебютантку на балу, которую обхаживает опытный и настойчивый кавалер. Однако я сумела подавить секундное беспокойство, завладела веером и улыбнулась гостям и друзьям:

— Прошу прощения, друзья, однако Фею Ночи я у вас сейчас украду. Если вам понадобится что-то, не стесняйтесь обращаться к мисс Рич.

С этими словами я поднялась и жестом пригласила гостью к столику за ширмой, где мы обычно беседовали с Эллисом. Вроде бы и на виду, приличия соблюдены, однако с другого конца кофейни не расслышать ни слова, да и по губам слова прочитать нельзя — очень удобно! Сели по своим местам мы чинно, точно две юные послушницы, и некоторое время хранили молчание. Первой его нарушила я, заметив в шутку:

— А "маскарадный" кофе, похоже, пришёлся вам не по вкусу. — Мэдди как раз уносила чашку, к которой Фея едва притронулась. — Георг будет очень расстроен, буквально повержен.