Море в роялях

— Господин генерал?

— Входи, — тихо буркнул Булатов, — что-то случилось?

— Я передал командованию в Петербурге запрос на землеройные машины. Обещали выделить двенадцать машин, причём прибудут они к нам уже ночью.

— Очень хорошо. Не откроете секрет, каким образом вы так оперативно связались со столицей и даже получили ответ?

— Вроде бы это должно быть в пакете, который вам передали, — недоумённо ответил особист, — мы переходим на радиосообщение. Характеристики радиоаппаратуры пока что откровенно слабые, но по крайней мере с Владивостоком отсюда связаться можно без проблем.

— Что ж... я ещё не прочитал это, но слава богу, у нас есть радиоаппарат?

— Есть несколько штук. Одна у меня, одна прибыла сегодня, для штаба, ещё восемь приёмопередатчиков — для установки в ключевых местах обороны, штабах. Надеюсь, это улучшит управляемость фронтом...

* * *

*

В столице был хаос. Страна переживала позорнейшее поражение под Цусимой — разгром второй тихоокеанской эскадры. Рожественский приказом императора был разжалован в капитаны первого ранга, так же тем же приказом вторая тихоокеанская эскадра перестала существовать. В Петербурге было крайне подавленное настроение — подавленность по всему пунктам, война казалась безнадёжно проигранной. И тогда то состоялось замечательное событие — его величество решил собрать людей на сенатской площади и выступить перед ними. Николай был не столько напуган, сколько зол — благодаря информации Волкова он точно знал, что привело к поражению, и сейчас он был готов разгромить адмиралтейство собственными руками — зная о том, сколько воруют отдельно взятые чины, сколько проблем в армии, Николай произнёс перед собравшейся толпой очень пылкую и чувственную речь, рассказав про "врага внутри" и то, что война нужна стране, чтобы избавиться от внутренних врагов — будь то революционеры, или казнокрады. Поэтому, воспользовавшись своим положением он объявил, что никогда не сдастся, и был поддержан толпой всецело. Царские генералы и адмиралы после поражения уже не пользовались прошлой народной любовью. Однако, Его Величество заслужил себе некоторый кредит доверия — с трибуны он же объявил о полной смене руководства армией и флотом, полетели погоны многих — Стессель и Фок, Рожественский, и многие другие, покинули ряды доблестной армии и были разжалованы едва ли не в дворники.

После выступления император отправился на личном автомобиле на верфи — флот России откровенно ослаб, ослаб настолько, что уже не мог сопротивляться Японии. На улицах Петербурга царил беспорядок, подавленные настроения, нужно было срочно дать людям надежду на победу. Единственный, кто мог это сделать — это Палавенов, который строил свои корабли на питерских верфях. Визит главы государства не был запланирован — Николай захотел собственными глазами увидеть, как создаются корабли и на какой они стадии готовности. Двадцать второе марта, со времени закладки прошло три месяца — но на верфи его величество увидел огромную тушу корабля. Больше любого другого, вокруг корабля ездил большой кран, половина корабля уже была изготовлена — секции сварили, одели корабль в тяжёлую броню.

Естественно, Николая никто не встречал — не было запланировано, но он этого и не требовал. Романов лично подошёл к огромной туше тяжёлого крейсера и спросил у ближайшего рабочего:

— Голубчик, скоро вы закончите работу над судном?

Рабочий оказался сварщиком, причём не из этого времени, поэтому без особого благоговения ответил:

— Над этим — через месяц спуск на воду, соседний — через два спустим. А потом ещё по месяцу на доработку каждого. Первый корабль, "Адамант", уже дорабатывается, через неделю введём в эксплуатацию.

— Замечательно, — его величество улыбнулся, — и почему вы так быстро его строите? Не откроете секрет?

— Так нет никакого секрета, — рабочий отвлёкся от своего дела и показал рукой, — Вон, видите, секцию? Её ещё на заводе строят, причём все секции корабля строят и монтируют оборудование одновременно. Потом остаётся только сварить их воедино, навесить бронеплиты, обшивку днища и корабль готов к спуску на воду. После этого остаётся только установить башни артиллерии и доработать оборудование надстройки, и можно вводить в строй. Таким образом, мы максимально задействуем превосходство в рабочей силе — при обычной стапельной сборке сначала работают одни, потом другие рабочие, потом третьи и так далее, строится всё слой за слоем, медленно. А у нас все детали заблаговременно делают, никаких доработок на месте не требуется. Даже листы для сварки секций на заводе раскраивают и привозят, здесь их только сварить нужно.

— И долго делается секция?

— Нет, совсем нет. Сама металлическая объёмная конструкция — месяц на полную сборку, ещё месяц на оборудование секции всем — напольным покрытием, покраска, монтаж оборудования, трубопроводов, многочисленных мелких деталей, и последний, третий месяц — сварка всех секций и покрытие корабля бронёй. После этого ещё месяц на работу в надстройке и финальный монтаж оборудования.

— То есть за четыре месяца? — император уже начал высчитывать.

— В общем, да. Выручает только то, что у нас на одной секции работает по полторы тысячи человек — в три смены, с чёткими инструкциями по сборке и наличием всего готового. Вот как завод производит всё это в таких темпах — загадка! Мы тут только отвёрточной сборкой занимаемся, если так можно выразиться.

— Стране нужны эти корабли, — ответил Николай, — крайне нужны.

— Понимаем, все тут понимают, как это важно, — кивнул инженер, — да и настроения в городе такие, что лучше поскорее вывести с верфи в порт наши ТК. Но быстрее, чем к Июню — не получится. С другой стороны — есть хорошая новость. Мы сможем строить по четыре корабля за раз, благодаря тому, что закончили монтажные павильоны для секций, причём на этот раз — потоком. Одни рабочие строят секции, другие их отделывают, третьи сваривают, четвёртые дорабатывают корабли на стапели. Таким образом мы сможем выпускать новые корабли не каждые четыре месяца, а каждый месяц! Правда, не ТК, а ЛК, лёгкие крейсера.

— И зачем нам нужны лёгкие крейсера? — недоумённо спросил Император, — нам нужны именно Тяжёлые и сильные корабли!

— Увы, — инженер развёл руками, — я не военный моряк, но по долгу службы кое-чего смыслю. Лёгкие крейсера, в отличии от тяжёлых, могут иметь гораздо более высокую скорость, их задача — быть лёгкой кавалерией, а не тяжёлыми рыцарями на морском поле боя. Разведка, уничтожение торговли, дозорная служба, охрана морских границ, и самое главное — они должны уметь уклоняться от атаки вражеских ударных сил. Их роль в войне крайне важна, в первую очередь — на них возлагается задача перекрыть японское снабжение и избегать японских же броненосцев. Заставить врага выделять часть флота на охрану практически любой морской перевозки.

— Хм... — император задумался, — значит, каждый месяц, это тридцать два крейсера в год?

— Думаю, до этого не дотянем — есть же ещё нужда в Тяжёлых крейсерах, кораблях всех других классов, — покачал головой сварщик, — сейчас нужны тралщики, чтобы не вышло как у господина Макарова, царство ему небесное, нужны ремонтные корабли и суда снабжения — сухогрузы и танкеры, в конце концов — требуются подводные лодки, а по ним у нас ещё конь не валялся. Думаю, к концу года мы как раз восстановим флот, но непобедимой армады не получится.

— Что ж, честно ответил, — вздохнул император, — значит, обещание Палавенов таки выполнил, — император попрощался со сварщиком и развернувшись, ушёл прочь.

Вызов Палавенова к императору последовал незамедлительно — стоило Николаю только вернуться в свой кабинет, как он тут же вызвал адмирала.

— Заходи, — едва в двери показалась голова адмирала, Николай преобразился и из строгого человека превратился в немного испуганного всем свалившимся на его голову мужчину, — дверь закрой. Я недавно был на верфи, увиденное меня обрадовало. Ты хорошо потрудился.

— Тут больше завод, который нам выдали с собой, — отказался Сергей, но Николай поднял руку, останавливая его:

— Знаю, это я учёл, что в вашем времени всё это произвести не сложнее, чем у нас — глиняные горшки. Но я о другом. Рабочие на твоём заводе выглядят так, что их от руководства не отличить. Все сытые, чистые, довольные, розовощёкие, чистота и порядок. Дорого тебе это обошлось?

— Всего пара миллионов, — покачал головой Палавенов, — зато собирают корабль без дефектов и сюрпризов.

— Я по поводу поточной сборки. Хотелось бы узнать особенности метода, сколько это стоит для казны?

— Благодаря поточной сборке цену корабля мы снизили в полтора раза, — уверенно сказал Сергей, — при переходе на блочный метод сможем ещё полцены сбросить. Но сейчас мой основной проект — это лёгкий крейсер, тип "Корсар", всего пять тысяч тонн водоизмещения. Его срок изготовления существенно меньше, потому что состоит он из пяти, а не восьми секций, имеет более простое устройство.

— Вот про него я впервые слышу, — признался Николай, — мне не нравится, что в стране идёт постройка кораблей, о которых я ничего не знаю. Вам не трудно впредь держать меня в курсе событий?

— Нет, нетрудно. Просто тут я уже не хочу вас обременять информацией. Ведь всё может измениться в один момент, кораблестроительную программу я не имею, всё решается по каждому судну отдельно. Сейчас мы уже начали изготавливать секции "Корсара", четыре судна.

— Расскажите подробней, — Николай вытянул ноги под столом и прикрыл глаза, — зачем вам эти лёгкие крейсера, если по вашим же словам на море первую скрипку играют большие пушки и массивные тяжёлые суда.

Палавенов, впрочем, был полностью готов к такому вопросу и поэтому тут же ответил:

— В первую очередь — их задача — реализовать преимущество в скорости турбинных судов перед поршневыми. "Корсар" — проект лёгкого крейсера, заточенный под максимальные скорости, предназначенный для сражений с миноносцами, захвата вражеских грузовых судов, ухода от преследования. При его проектировании мы отталкивались от необходимости создания максимально быстрого надводного корабля, оснащённого бронепалубой и вооружённого четырьмя пушками калибра шесть дюймов и двенадцатью автоматическими пушками калибра тридцать миллиметров, более чем тридцатью пулемётами. Их задача — захват вражеских гражданских судов и буксировка захваченных до своих портов.

— Полезная вещь для наших условий, — кивнул Николай Александрович, по сути, уже знакомый со всем этим от рабочего на верфи, — и какую скорость вы рассчитываете выжать из судна?

— Максимальная — тридцать пять узлов, экономичная — семнадцать, но по нашим расчётам динамика расхода топлива позволит ему преодалевать на скорости двадцать пять узлов в полтора раза меньшее проектного расстояния. То есть — три тысячи миль. Этого должно хватить, чтобы уйти от погони или выйти на перехват вражеского судна.

— Замечательно. Сами разработали проект?

— Нет конечно. Воспользовались кое-какими наработками. В частности весь корпус взят от проекта 26-бис, его переработали под наш метод сборки, разделили на секции, а так — всё осталось прежним, в том числе и турбозубчатые двигатели... внутренние системы мы унифицировали с ТК, так что здесь эти корабли больше похожи на их братьев меньших.

— Что ж... так и быть. Но сейчас меня действительно заботит производство именно тяжёлых судов, — ответил император, — войну лёгкие крейсера не выиграют. Да, сыграют свою роль, но вся тяжесть линейного боя останется на броненосцах. Поэтому желательно продолжить строительство тяжёлых крейсеров. Пусть даже это займёт больше времени и будет стоить нам намного больших денег.

Деньги из казны Николай Александрович не жалел. Только благодаря щедрому финансированию удалось привлечь большое количество рабочих и установить рекорды скорости при постройке судов. Впрочем, только время могло показать, было ли решение строить флот, да ещё и в таких темпах — правильным.

* * *

*

Харбин. Булатов.

* * *

*

Первая атака японцев на подготовленные к обороне позиции выявила слабость наших войск перед японским натиском — врага подпустили на пистолетный выстрел. Пулемёты стрекотали без остановки, шум их выстрелов сливался в единый гул. За один час боя было расстреляно больше патронов, чем за всё мукденское сражение — и только это позволило нам отбить атаку японцев. Воодушевлённые победой, после освобождения части сил захватом ими Порт-Артура, японцы продолжали преследовать нас.

Бой был страшным и тяжёлым — японцы лезли и лезли, бесчисленное количество врага. Враг ломился на нас, солдаты выглядывали из окопов — для некоторых это было последним, что они сделали в жизни — осколки и снаряды забрали много жизней. Многих спасли каски — эти стальные шлемы, от которых рикошетили мелкие осколки, в другой ситуации неизбежно нанесшие бы бойцу травму, а возможно и убившие бы. Бой был затяжным и очень тяжёлым. По окопам то и дело шныряли солдаты, нагруженные в три погибели рюкзаками с патронами, которые им велено было донести до своих позиций от ближайшего опорного пункта. На самих ОП запасы патронов были огромными. Попытки японской артиллерии провести налёт не оправдались — в ответ ей немедля выстрелили наши дальнобойные гаубицы, уже давно пристрелянные по этой местности, поэтому японцы потеряли часть орудий, захваченных у нашей армии под мукденом. И были вынуждены отступить, оставив перед нашими позициями поле, щедро устланное трупами своих солдат.

Передышка. Тысячи людей в траншеях и более крупных окопах, выдающихся вперёд для фланкирующего огня. Тысячи людей, уставших от всего этого, которые ждали, когда враг наконец подойдёт на удар штыка, чтобы можно было по привычному ударом винтовки проткнуть японца, но не дождались. Солдаты скручивали самокрутки из привезённых накануне газет, разговаривали — разговаривали много. Расчёты пулемётов немедля сливали воду из кожухов стволов и бегали за новой, приносили её в больших фляжках и заливали в крупные горловины, мётлами и сапёрными лопатками старались отбросить подальше гильзы, чтобы не мешали под ногами.

Мне было сложнее всего — приходилось постоянно держать руку на пульсе. Одно хорошо — высоко над нашими позициями висел большой дирижабль, с которого постоянно передавали информацию о приближении противника. Я взял со стола грубую телефонную трубку и спросил:

— Наблюдающий, что там с японцами?

На дирижабле тут же ответил штабс-капитан, глазастый парень:

— Наблюдаю отступление, японцы приблизительно в восьми милях от переднего края, рассредоточены. Прямо напротив ОП-6 находится наибольшее скопление, дистанция — восемь миль.

— Понял тебя. Как только начнут движение или выставлять артиллерию — сообщай.

— Так точно! — гаркнул офицер и я повесил трубку. Постучал пальцами по столу. Итак, диспозиция была такова — японцы потеряли около восьми тысяч солдат во время штурма. Мы расстреляли около миллиона патронов — десятую часть имеющегося у нас запаса. Минные заграждения были взорваны полностью, но задачу свою выполнили — атака японцев захлебнулась. Кавалерии не был видно, совсем. С нашей стороны — всех лошадей уже давно передали другим частям, со стороны японцев — было бы глупо использовать кавалерию во время штурма укреплённой позиции.