Хогвартс. Альтернативная история. 7

— С чего ты решил, что в Запретном лесу на меня напал оборотень? — спросил я. Нотт молчал. — Ладно, неважно. Тогда ответь на свой вопрос: почему меня выписали сейчас, а не после полнолуния? Неужели ты считаешь, что если бы это действительно был оборотень, Кэрроу со Снейпом выпустили бы меня к ученикам? Думаешь, им жить надоело?

Нотт продолжал молчать.

— Никакой оборотень меня не кусал, — сказал я. — К тому же, будь это так, я бы не стал отрицать. Я бы сказал правду.

Взяв кусок хлеба и вооружившись вилкой, я придвинул к себе тарелку с картошкой и салатом и начал есть. Все это время Нотт ничего не говорил, думая, возможно, что я обиделся на него за слова о дружбе. Однако я не обижался. История с нападением оборотня казалась несуразной только мне: с точки зрения всех остальных она выглядела вполне логичной. Конечно, после полнолуния все поймут, что я в порядке, но пока... Тут я все же начал улыбаться, представив, как выгодно можно использовать такую ситуацию, и наблюдавший за мной Нотт подал голос.

— Полина сказала то же самое, — проговорил он. — Что они бы тебя не выпустили.

— Полина — умная девушка, — согласился я, цепляя на вилку огурец.

— Они с Луной даже к Снейпу ходили, — добавил Нотт. — Спрашивали, чем ты болеешь.

— Ого, — я покачал головой. — И он наверняка их послал.

— Вроде того. Ответил, что говорить ты пока не разучился и сам в состоянии объяснить, как угодил на больничную койку. — Нотт помедлил. — Ну и как же?

— Разве будет интересно, если я скажу? — Я вопросительно взглянул на Нотта. — Пусть поработает коллективная фантазия.

— Действительно, ты ведь теперь старший префект и должен мыслить стратегически, — с усмешкой произнес Нотт, поднимаясь. — Что ж, послушаем, чем ты будешь пугать нас сегодня в девять.

Некоторое время я смотрел ему вслед, а потом вернулся к ужину.

Пугать... Когда-то на своей первой встрече с Темным Лордом я внутренне согласился, что уважение — это хорошо, но страх — лучше. Однако сейчас, спустя несколько лет, я понимал, что страх непродолжителен и в конечном итоге приводит к бунту; уважение гораздо более эффективно. Мне предстояло правильно рассчитать реакцию своих однокурсников и учеников других факультетов, причем реакцию и в ближайшей, и в долговременной перспективе. Основные цели были поставлены Волдемортом и Дамблдором, но, как ни парадоксально, методы их достижения не противоречили друг другу, что значительно облегчало мою задачу.

Подобно любому политику, считающему, что его власть укрепилась навсегда, Волдеморт решил воспитывать новую смену своим прежним кадрам, которые он пренебрежительно именовал трусливыми слугами, марионетками и льстецами. На чью поддержку он мог рассчитывать, нагнетая страх среди сообщества волшебников? Только на поддержку чистокровных, и то не всех. Начни я вести себя как Кэрроу, реши поощрять или просто не мешать слизеринцам отрываться, я бы совершил грубейшую ошибку.

Но существовал еще один фактор, пренебрегать которым я не собирался ни при каких обстоятельствах — мое собственное развитие, хотя делать политическую карьеру при Волдеморте и практиковать интересующие меня учения казалось взаимоисключающими целями.

Когда я покинул Большой зал, часы в холле показывали половину восьмого, и чтобы скоротать время с максимальной пользой, я решил заглянуть в библиотеку. Народу там было немного — в основном четвертые и пятые курсы, — но, к моей радости, неподалеку от стола мадам Пинс сидела Полина, обложившись учебниками и конспектами лекций.

— Говорят, ты ходила к Снейпу, — сказал я, останавливаясь у ее столика. Полина подняла голову и ответила:

— Давай не здесь.

Мы вышли из библиотеки и завернули в один из ближайших коридоров. Усевшись по привычке на широкий подоконник, Полина критически осмотрела меня и произнесла:

— Насчет Метки — это правда?

— А ты как думаешь?

— Покажи, — потребовала Полина.

— Может, и показывать-то нечего, — я усмехнулся. Полина помолчала.

— Ты ведь не оборотень, — наконец, сказала она, — иначе тебя бы не выписали.

Я пожал плечами.

— Зачем тогда вы ходили к Снейпу, если и так все ясно?

— К Снейпу мы ходили еще до того, как Балстроуд всех на уши поставила с этим вашим междусобойчиком, и он, разумеется, ничего нам не сказал, — Полина поудобнее устроилась на подоконнике. — Жаль, что ты пропустил его речь. Ее стоило послушать, хотя для тебя там вряд ли было что-то новое.

— О чем он говорил? — поинтересовался я.

— О новых правилах, о троллях в подвале, о карцере, цепях... в общем, младших напугал, старших разозлил. Все только это и обсуждают — превратил, мол, школу в концлагерь. — Полина фыркнула. — Как будто они знают, что такое концлагерь!

— А Слизерин? — спросил я.

— Так ты для этого их собираешь? — зловеще улыбнулась Полина. — Ничего у тебя не выйдет. Слизерин услышал сигнал к действию. Точнее, он слышал его весь последний месяц, если ты понимаешь, о чем я — а ты, конечно, понимаешь. Наконец все эти детки гонимых борцов за чистоту крови почувствовали себя хозяевами положения. Наконец можно больше не притворяться, что души не чаешь в магглорожденных... то есть, конечно, в грязнокровках — долой унизительную политкорректность, будем называть вещи своими именами! — Она подняла в воздух сжатый кулак. — И чем ты хочешь их стращать? Троллями? Ха! Evanesco знает даже идиот Крэбб. Цепями и карцером? Кэрроу не посадит их на цепь. Пойдешь к Снейпу? Он не станет ссориться с их родителями. — Полина сделала паузу. — Ты для них не авторитет, никто не будет тебя слушать, и, честно говоря, мне совершенно непонятно, почему старшим префектом назначили именно тебя.

— А вот Балстроуд поняла.

Полина вопросительно изогнула бровь, но в этот момент в дальнем конце коридора кто-то появился, и я молчал до тех пор, пока мы вновь не остались одни.

— Дело совсем не в них, — проговорил я, отступая от подоконника и давая понять, что нам пора возвращаться в библиотеку. — Они могут меня не слушать — впрочем, себе на беду. Меня должны слушать вы.

— Что? — Полина не скрывала своего удивления. Она соскочила с подоконника, и мы медленно направились к дверям в читальный зал. — С чего бы это?

Я остановился, огляделся по сторонам и засучил левый рукав.

— Хочешь такую?

Полина отшатнулась. Даже в неровном свете факелов было видно, как она побледнела, переводя взгляд с Метки на меня и обратно. Такая реакция показалась мне странной — неужели она считала, что и это были пустые разговоры, как болтовня об оборотне? Наверняка Нотт узнал о моем визите к Волдеморту еще в августе и все рассказал Пирсу — здесь, в Хогвартсе, или раньше, в письме. Полина не поверила? Сомневалась?

Я опустил рукав.

— Вижу, что не хочешь.

Полина отрицательно качнула головой, и я сказал:

— А должна захотеть.

* * *

В слизеринской гостиной меня встретил ярко полыхавший камин; на диванах у стен, где было потемнее, сидели старшекурсники; старосты во главе с Балстроуд расположились за столом. Когда в начале десятого я спустился из библиотеки в подвал, мой настрой был далеко не таким оптимистичным, как утром. Сидя в читальном зале над журналом по зельеварению и пытаясь разобраться в статье о препарате, который называли первым шагом на пути к созданию вакцины против трансформации, я не мог выкинуть из головы мысль о встрече со своими однокурсниками, все отчетливее понимая, что не знаю, как с ними говорить.

Тролли, на которых я рассчитывал, казались мне теперь пустой забавой. Разве смогут они удержать кого-нибудь, кроме первых курсов? Нет, да и тех ненадолго. У меня не было реальных рычагов управления: мне нечем было угрожать и нечего предложить. С чего вдруг они станут соблюдать правила, если действительно пришло их время, время их родителей, время, в которое им можно больше, чем остальным? Пусть в Хогвартсе теперь не учились магглорожденные, но ведь оставались им сочувствующие, полукровки, факультеты-соперники... друзья Поттера, в конце концов!

При мысли о гриффиндорцах мне стало совсем нехорошо. Последние полчаса я рассеянно листал журнал, понимая, что легче снова встретиться с одичавшим патронусом, нежели спуститься в подвал к нашим старостам. В девять мадам Пинс выставила меня из библиотеки, и я, злясь на свою беспомощность и пытаясь настроиться на предстоящую беседу, отправился вниз.

— А ну цыц! — крикнула Балстроуд, когда я только вошел и собрался садиться за стол. Болтавшие до этого старосты смолкли; на диванах раздались смешки. "Замечательно, — с досадой подумал я, глянув на Миллисент. — Теперь и у меня свой Крэбб и Гойл появился. Не надо было говорить ей про подзатыльники".

Поскольку я так и не придумал, как правильно себя вести, мне оставалось лишь сделать то, ради чего все это затевалось. Старосты молчали, на диванах больше никто не смеялся.

— Кэрроу говорил, что в один из первых дней соберет старост и деканов, чтобы подробно объяснить новые правила, — произнес я. — Собрание было?

— Было, вчера вечером, — ответил кто-то.

— О чем он рассказывал? — Я кивнул старосте с шестого курса, сидящему по левую сторону от меня. Тот пожал плечами.

— О том же, о чем и Снейп на вступительной речи... Мы думали, ты все это и так знаешь.

— Просто хочу убедиться, что вы его поняли, — сказал я. — И что вы правильно понимаете то положение, которое теперь занимает Слизерин среди остальных факультетов.

Старосты молчали, но мне на выручку пришел проницательный Пирс.

— И что же это за положение такое? — с иронией спросил он откуда-то из темноты.

— Можно, конечно, потешить ваше самолюбие и сказать, что оно выгодное, но это ложь, — ответил я, обращаясь, конечно, не к Пирсу, а к тем, кто так и считал. — В предыдущие годы порядки здесь были вольными, и никаких наказаний, кроме снятия очков да протирания кубков в кладовой Филча, не существовало. Сейчас ситуация изменилась, и эти изменения затрагивают всех. Всех, — повторил я, глядя на старост, — но в первую очередь Слизерин. Не надейтесь, что теперь нам всё будет сходить с рук, как раньше сходило Гриффиндору. Факультеты и преподаватели ждут от нас нарушений, провокаций, неподчинения, и мы не имеем права подтверждать их ожидания. Поэтому, если ученик Слизерина нарушает правила, он должен быть наказан точно так же, как студент любого другого факультета. На него распространяется вся иерархия наказаний, и старосты обязаны докладывать Кэрроу обо всех нарушителях, независимо от того, где эти нарушители учатся. Есть только один способ избежать этой неприятной процедуры — вести себя достойно и не делать того, чего от нас ждут.

Я замолчал, предполагая, что сейчас на меня обрушатся возражения и вопросы, однако старосты молчали, и на их лицах не было ни удивления, ни возмущения, словно они услышали именно то, что хотели. Это было странно. На такое единодушное понимание я никак не рассчитывал.

— Ты действительно считаешь, что кто-то из нас будет сидеть на цепи?

Малфой. Я почти обрадовался, услышав его голос: открытая конфронтация лучше тайной. Если бы он не отреагировал, я бы потом наверняка придумал с десяток версий, почему это так.

— Надеюсь, что никто из нас не будет сидеть на цепи, — ответил я, — но не потому, что нарушителей станут покрывать старосты.

— Говоря "нас", я имею в виду нас, а не вас, — невидимый до сих пор Малфой поднялся и шагнул к столу, на свет. — Нас, Ди, тех, кто чтит своих предков и для кого род и кровь рода — не пустые слова. А не вас, кто мешает свою кровь черт знает с кем или вообще без роду без племени. Ты можешь сколько угодно строить из себя начальника и думать, что твое слово что-то значит, но свой статус ты купил, или его выторговал для тебя Снейп. Не знаю, кто ты там по крови на самом деле, но этого не знаешь и ты, а что хуже — тебе все равно. Тебе наплевать, кто твои родители — магглы, волшебники или какая-нибудь плесень подзаборная. Ты палец о палец не ударил, чтобы узнать правду, и ты не хочешь ее знать, но при этом считаешь себя вправе указывать нам, что делать и как себя вести!

— Когда будешь писать домой очередное письмо, передавай от меня привет Беллатрисе, — сказал я, как только Малфой умолк. — Напиши, что я ценю ее вклад в твое воспитание — наконец ты начал рассуждать, как мужчина, хоть и повторяешь чужие слова. Однако независимо от твоего отношения ко мне, — продолжил я, игнорируя очевидное желание Малфоя вставить слово, — к человеку, спасшему твою шкуру, когда тебе духу не хватило сделать то, что должен, стоит относиться с уважением.

Вряд ли кто-то в гостиной понял смысл последней фразы, но поскольку Малфой не ответил, было ясно, что замечание оказалось весомым.

— Не я указываю, как себя вести, поскольку не я придумал эти правила. Мое дело — отвечать за их соблюдение. Мое, его... — я указал на ближайшего старосту, — ее... — на Балстроуд, — и остальных старост всех факультетов. Правила касаются каждого ученика, и неважно, сколько процентов крови волшебников в его организме, знает ли он свой род и чтит ли своих предков.

— Кэрроу никогда не отправит нас в подвал, — яростно проговорил Малфой, вцепившись руками в край стола, — а у тебя для этого нет полномочий!

Спорить можно было бесконечно; вернее, до тех пор, пока я не привел бы последний аргумент — позицию Темного Лорда, однако мне не хотелось приплетать сюда Волдеморта и превращать обычную школьную склоку в выяснение отношений между двумя Пожирателями.

Некоторое время я молчал, потом сказал:

— Хорошо, Драко. Если нарушать правила так необходимо — пожалуйста, нарушай. Но в этом случае я буду вынужден считать тебя саботажником и вредителем. А если Кэрроу станет тебя покрывать, то может возникнуть вопрос: действительно ли он хочет поддерживать дисциплину или наоборот, пытается ее подорвать?

Эти слова произвели впечатление не только на Малфоя, бледное лицо которого выражало теперь недоверие и потрясение, но и на старост. В их взглядах читался испуг: еще бы, до сих пор нарушение школьных правил не ассоциировалось с такой опасной вещью, как саботаж. Я, конечно, перегнул палку, но в этой ситуации лучше было переборщить, чем дать поблажек, а потом иметь дело с кучей проблем.

— Ты... ты в своем уме? — Малфой так и впился в меня глазами. — Вредитель? Это я-то вредитель?

Зелье мадам Помфри прекращало свое действие: я начинал чувствовать усталость и боль от шрамов. Эту болтовню пора было заканчивать. Главное сказано, остальное — детали, которые утрясутся в процессе учебы. Если Малфою вздумалось выяснять личные отношения, делать это надо не здесь и не сейчас.

— Объясняю специально для тех, кто не понял, — перебил я его, поднимаясь со стула. — Ты сказал, что Кэрроу не станет тебя наказывать. Следовательно, ты все же собираешься нарушать правила, установленные директором и его заместителем, которых назначило Министерство и которые отражают его политику. Нарушая правила и избегая наказаний, ты вызовешь протесты со стороны любого здравомыслящего студента, и не только в свой адрес, что можно было бы проигнорировать, но и в адрес Кэрроу, представителя власти, обязанного действовать в рамках своих полномочий. При таком развитии событий доверие к этой власти, и без того не слишком высокое, упадет до нуля. Если ты не понимаешь, что подобная пренебрежительная недальновидность и есть настоящий саботаж, то, может, слова "полный идиотизм" лучше характеризуют твое поведение и поведение любого, кому захочется самоутвердиться за счет ситуации?