Книга 5: Сумерки

Её дыхание было теплым и зловонным, подобно тошнотворному запаху тухлых яиц.

Изабель прищелкнула своим розовым языком. Его она не проткнула. Она сделала хуже. Каким-то странным инструментом она разрезала свой язык на две части, и придала ему форму змеиного.

И этот разветвленный розовый язык облизал лоб Бонни.

Бонни упала в обморок.

Мэтт медленно вел машину вниз, в почти невидимый переулок. Не было ни одного уличного знака, чтобы понять, где они, заметил он. Они преодолели небольшой холм, и затем поехали вниз, к реке, к небольшому прояснению в сплошной листве.

— Держись подальше от фееричных кругов, — мягко сказала Елена, словно указывая, — И старых дубов...

— Ты о чем?

— Останови машину.

Когда Мэтт выполнил ее просьбу, Елена попыталась объяснить: — Разве тебе не кажется, что здесь присутствует какая-то фееричность?

— Не знаю. Куда изчезло рыжее?

— Куда-нибудь сюда. Я видела!

— И я. И ты заметила , что это было больше, чем лиса?

— Да, но не столь большое, как волк.

Мэтт облегченно вздохнул, — Только Бонни не поверит мне. И ты видела, как быстро оно двигалось?

— Слишком быстро, чтобы быть чем-то естественным.

— Ты имеешь ввиду, что мы на самом деле ничего не видели? — почти отчаянно проговорил Мэтт.

— Я имею ввиду, что мы видели нечто сверхестественное. Как что-то, что напало на вас. Странные деревья. Что-то, живущее не по законам этого мира.

Но как бы они не искали, они не могли найти это существо. Кустарники и растительность между деревьями создавали плотный круг. Не было никакой надежды найти между ними отверстие или проход.

Солнце медленно опускалось на небе. Было очень красиво, но для них это не представляло никакого интереса.

Мэтт только что повернулся, чтобы что-то сказать Елене и увидел, как она быстро и тревожно обернулась.

— Что...? — он последовал за ее пристальным взглядом и замер.

Желтый Феррари заблокировал им путь назад, к дороге. Они не сталкивались с желтым феррари по дороге сюда. На этом крошечном переулке было место только для одной машины.

И все же на дороге стоял феррари.

За спиной Мэтта прохрустела поломанная ветвь. Он обернулся.

— Дамон!

— А кого еще вы ожидали? — глаза Дамона были полностью скрыты солнцезащитными очками Ray-Ban.

— Никого мы не ожидали, — настойчиво ответил Мэтт. — Мы только что пришли сюда.

В последний раз он видел Дамона, когда тот, словно побитая собака, был выкинут из комнаты Стефана. Ему очень хотелось дать тому в челюсть, и Елена знала об этом. И она могла почувствовать, что ему снова этого хочется.

Но сейчас Дамон был уже не тем, кого не так давно вышвырнули из комнаты. Елена могла увидеть, как от него исходят жаркие волны опасности.

— О, я вижу. Это — ваша секретная область для секретных исследований, — произнес Дамон, и в его голосе присутствовали те самые нотки, которые так не любила Елена.

— Нет! — прорычал Мэтт. Елена поняла, что ей необходимо держать его под контролем. Очень опасно состязаться с Дамоном, когда он в таком настроении.

— Как ты можешь так говорить? — продолжал Мэтт, — Елена принадлежит Стефану!

— Да... Мы принадлежим друг другу, — Елена медлила с ответом.

— Конечно, так и есть, — ответил Дамон, — Одно тело, одно сердце, одна душа. — на мгновение какое-то выражение промелькнуло в его глазах за темными очками, ей показалось — нечто убийственное.

Тем не менее тон Дамона немедленно изменился в невыразительный шелест... — Но, в таком случае, почему вы здесь, вдвоем? — его голова повернулась, он наблюдал за движениями Мэтта, подобно хищнику, отслеживающему добычу. В его поведении было что-то гораздо более тревожное, чем обычно.

— Мы заметили кое-что рыжее, — ответил Мэтт прежде, чем Елена успела остановить его. — Это было похоже на то, что я видел перед тем несчастным случаем.

Мурашки побежали вверх и вниз по спине и рукам Елены. Она не хотела, чтобы Мэтт говорил это.

В этой тусклой, тихой и слабо освещенной роще ей внезапно стало очень страшно.

Её новые чувства слились воедино — в одно большое, когда всё вокруг казалось, раздулось. Она чувствовала во всем какую-то неправильность, чувствовала, что происходящее сейчас — выше достигаемости ее ума. В то же саоме время она почувствовала, что птицы затихли и покинули эту расселину.

Самым тревожным было обернуться именно в тот момент, когда птицы прекратили свое пение и обнаружить, что Дамон, повернувшийся в это же время, смотрит на нее. Темные очки скрывали от нее его мысли. Остальная часть его лица была маской.

"Стефаан..." — тоскливо и беспомощно подумала она.

Как он мог оставить её с этим? Без предупреждений, без всяких известий о его маршруте, без надежды увидеть его снова...Возможно, для него это имело смысл, с его отчаянным желанием не превратить её в то, что он так отчаянно ненавидел в себе. Но оставить её с Дамоном в этом настроении, когда все ее силы покинули её...

"Это твоя собственная ошибка" — подумала она, прервав поток жалости к себе. — "Ты была тем, кто настаивал о мире между братьями. Ты была тем, кто убедил его, что Дамону можно доверять. И теперь ты имеешь дело с последствиями."

— Дамон, — сказала она, — Я искала тебя. Я хотела спросить тебя о Стефане. Ты ведь знаешь, что он покинул меня.

— Конечно. Я полагаю, что, как гласит его вечная отговорка — это для твоей же пользы. И он оставил меня в качестве твоего телохранителя.

— Тогда ты видел его две ночи назад?

— Конечно.

"И, конечно, ты не попытался остановить его. И это не обернулось ничем хорошим для тебя" — подумала Елена. Она никогда не желала иметь тех способностей, которые имела, будучи духом, даже когда поняла, что Стефан действительно ушел вне ее, слишком человеческой, досягаемости.

— Хорошо, но я не позволю ему просто так оставить меня, — категорично заявила она, — Для моей же собственной пользы, или по любой другой причине. Я собираюсь последовать за ним. Но, для начала, я должна знать, куда он мог уйти.

— Ты спрашиваешь меня?

— Да, пожалуйста, Дамон, я должна найти его. Он нужен мне. Я...— Она начала заикаться, и подумала, что нужно быть строже с собой.

Но тут она поняла, что Мэтт очень мягко шептал ей что-то:

— Елена, остановись. Кажется, мы выводим его из себя. Посмотри на небо.

Елена и сама это почувствовала. Круг из деревьев словно стал еще теснее, и угрожающе темнел над ними. Елена медленно подняла лицо к небу. Серые облака, кружась разрозненными группками, объединялись в одну — большую, сосредотачиваясь на одном месте — прямо над их головами.

В их основании уже начали формироваться маленькие вихри, поднимая вверх горстки сосновых игл, и тревожа по летнему свежие молодые деревья. Она никогда не видела ничего подобного прежде, ее легкие наполнились сладким, но чувственным запахом, похожим на аромат благоухающих экзотических масел в долгие и темные зимние ночи.

Она смотрела на Дамона, а вихрь поднимался всё выше, и сладкий, яркий аромат смолы становился всё ближе, окутывая её. Она еще не знала, что он уже впитался в её одежду и по-тихонечку начинает впитываться в нее саму, но она уже знала, что переступила через себя.

Она не могла защитить Мэтта.

"Стефан сказал мне доверять Дамону в записке в моём дневнике. Стефан знает о нем больше, чем я" — отчаянно думала она, — "Но мы-то знаем, чего он захочет, в конечном счете. То, что ему всегда требуется. Я. Моя кровь."

— Дамон..., — начала она мягко, но прервалась. Несмотря на нее, он протягивал к ней руку с распростертыми пальцами.

Стоп.

— Есть кое-что, что я должен сделать, — бормотал он. Он медленно наклонился вниз — каждое его движение было настолько изящным и продуманным, словно у пантеры — и поднял с земли небольшую отломанную ветвь растения, очень похожего на обычную вирджинскую сосну. Он немного помахал ею, словно оценивая, а затем приподнял в руке, будто для проверки веса и баланса. Это был скорее отросток, чем ветвь от растения.

Елена же смотрела на Мэтта, пытаясь глазами сказать ему всё, что она чувствует в этот момент, и в первую очередь то, что она сожалеет: сожалеет о том, что втянула его в это, о том, что когда-то он ей нравился, что она насильно держала его около себя, вплетая его и своих друзей в сверхестественные события.

"Теперь я, похоже, могу понять кое-что о том, что чувствовала Бонни в прошлом году, будучи способной видеть и предсказывать различные события, но не имея возможности остановить их ход."

Мэтт, слегка кивая ей головой, уже прокрадывался к деревьям.

"Нет, Мэтт. Нет... Нет!"

Но он не понимал. А она чувствовала, что деревья держат дистанцию и не приближаются к ним только из-за присутствия Дамона. Если она и Мэтт рискнут убежать в лес, если они покинут эту поляну, потому что если они останутся здесь слишком надолго...Мэтт мог видеть страх на её лице, и его собственный взгляд выразил мрачное понимание. Они были пойманы в ловушку.

Если только...

— Слишком поздно, — резко произнес Дамон. — Я же уже сказал, что должен кое-что сделать.

Он, очевидно, нашел ту ветвь, которую искал. Теперь он поднял её повыше, слегка встряхнул, и опустил вниз одним резким движением, направляя её в бок.

И Мэтт затрясся в агонии.

Эта была такая боль, о которой он никогда прежде даже не догадывался: боль, которая, казалось, пришла изнутри, отовсюду, и каждый орган его тела, каждый мускул, нерв, каждая кость испускали различные типы боли. Мускулы болели и сжимались в судороге, как будто уже были напряжены до предела, но продолжали сжиматься всё больше и больше. Внутри его органы были, словно в огне. В животе были ножи. Его кости болели так же, как когда ему было девять лет, и он сломал руку в автокатострофе, в машине своего отца. А его нервы... Если бы на них был некий переключатель с установками типа "удовольствие" и "причинить боль", то этот переключатель был бы сейчас направлен на пункт "мучение". Ему было невыносимо больно даже ощущать одежду на коже. Дуновение воздуха было мукой. Он выдержал пятнадцать секунд и затем потерял сознание.

— Мэтт! — к её чести, Елена была заморожена, её мускулы были сжаты так, что можно было подумать, что они никогда больше не смогут двинуться. Внезапно её отпустило, она подбежала к Мэтту, потянула его на свои колени и взглянула ему в лицо.

Затем она подняла глаза.

— Дамон, почему? Почему? — внезапно она поняла, что хотя Мэтт и находится в бессознательном состоянии, но его тело всё еще корчится от боли. Она должна была остановить себя и перестать кричать. Тогда она быстро проговорила,

— Зачем ты делаешь это, Дамон? Прекрати!

Она обвела взглядом молодого человека, одетого во всё черное: черные джинсы с черным поясом, черные ботинки, черный кожаный жакет. Его волосы также были темными, а на глазах были проклятые темные очки.

— Я уже сказал вам, — ответил Дамон небрежно, — Это и есть кое-что, что я должен сделать. Я должен увидеть болезненную смерть.

— Смерть! — Елена с недоверием уставилась на Дамона. А затем она начала собирать в себе всю свою силу, что было так легко сделать всего несколько дней назад, когда она была немой и невесомой, но настолько трудно и странно прямо сейчас. Она отчетливо произнесла:

— Если ты не отпустишь его — прямо сейчас — я нападу на тебя со всей силой, которая у меня есть.

Он засмеялся. Она никогда раньше не видела, чтобы Дамон смеялся так прежде. Только не так.

— И ты думаешь, что я смогу ощутить твою крошечную силу?

— Ну, не такую уж и крошечную, — мрачно ответила Елена. Её сила была не больше, чем сила, свойственная любому человеку — та, которую вампиры берут у людей вместе с выпитой кровью. Но, побывав духом, Елена узнала, как можно её использовать. Как можно использовать её для нападения.

— Я уверена, что ты ощутишь её, Дамон. Отпусти его — СЕЙЧАС ЖЕ!

— Почему люди всегда уверены, что сила победит даже там, где нет логики...? — бормотал Дамон.

Елена не мешала ему рассуждать.

Точнее, она просто готовилась. Она глубоко вздохнула, рассеяла воздух внутри, и вообразила, что держит в руках шар, наполненный белым огнем, а затем...

Мэтт стоял на ногах. Он выглядел так, словно был подвешен, подобно марионетке, за руки, и за ноги. Его глаза непреднамеренно слезились, но это в любом случае было лучше, чем когда он корчился в судорогах на земле.

— Ты должна мне, — небрежно бросил Елене Дамон, — Я приду позже.

К Мэтту же он обратился тоном любящего дядюшки, с одной из тех неуловимых улыбок, которую вы вроде как видели, а вроде и нет:

— Как это удачно для меня, что ты настолько выносливый экземпляр, не так ли?

— Дамон, — Елена видела, что Дамон сейчас находится в том самом, столь нелюбимом ею настроении "почему-бы-не-поиграть-с-более-слабыми-существами". Но было в этом всём что-то, чего она никак не могла понять.

— Давай перейдем к делу, — сказала она, чувствуя, как на ее руках и шее вновь зашевелились волоски. — Так чего же ты на самом деле хочешь?

Но он не давал ей ответ, которого она так ожидала.

— Я официально назначен твоим телохранителем. И должен заботиться о тебе. И я не думаю, что тебе стоит оставаться без моей защиты и компании, в то время как мой маленький братец ушел.

— Я могу сама о себе позаботиться, — категорично сказала Елена, отмахнувшись от него рукой, желая перейти к реальной проблеме.

— Ты — очень симпотичная девушка. Опасная и, — быстрая улыбка, — Оставляющая сомнительные следы. Я настаиваю на том, что у тебя должен быть телохранитель.

— Дамон, прямо сейчас я нуждаюсь больше всего в защите от тебя! И ты знаешь это. Что тебе на самом деле нужно?

Поляна была... пульсирующей. Это было будто что-то живое, дышащее. У Елены возникло чувство, что под ее ногами — под старыми, испытанными бурными путешествиями пешком ботинками Мередит — земля немного двигалась, как огромное спящее животное,а деревья походили на его бьющееся сердце.

Бьющееся сердце? Сердце — чье? Леса? Но здесь гораздо больше мертвого, чем живого. И она могла бы поклясться, что она точно знала — Дамону никогда не нравились леса и деревья.

В такие времена Елене было жаль, что у нее нет крыльев.

Крыльев и понимания — простых движений рук, заклинаний белой силы, белого огня у нее внутри , который без особых усилий помог бы ей понять, что происходит, или просто унес бы ее неприятности обратно, к Стоунхенджу.

Казалось, что всё, что ей оставили — это еще большую соблазнительность для вампиров, чем прежде, и остроумие.

Остроумие не покидало её и теперь. Возможно, если сейчас она не покажет Дамону свой страх, то у них появится шанс на временную отсрочку исполнения его намерений относительно их.

— Дамон, спасибо тебе, что ты так за меня беспокоишься. А сейчас не мог бы ты оставить нас с Мэттом наедине хоть на мгновение, чтобы я могла проверить, дышит ли он?

Глаза, скрытые темными очками словно вспыхнули красным.

— Так или иначе, но я был уверен, что ты попросишь об этом, — сказал Дамон. — И, конечно же, это твоё право — желать утешения, будучи предательски оставленной. Вернуть его к жизни дыханием рот в рот, например.