Дикий Талант (книга 1 целиком)

И то, и другое, впрочем, Кастор находил крайне сомнительным, но выбирать не приходилось: если кто и поможет доставить "трофей" в безопасное место (должно же такое существовать?), то только граф Нирский, он же Тасканьо-потаскун.

Если только удастся до него добраться...

Стоит отметить, что в неожиданном возвышении Рыддика не было ничего удивительного. Нравы Фронтира всегда отличались простотой: сегодняшнего князя от вчерашнего бродяги иногда отличало только наличие золотой (а у многих — и вовсе поддельной) цепи на шее. Да и чего ждать от вольных земель, чье население стоило бы скорее назвать сбродом, чем народом? Сборная солянка из не самых лучших, зато самых воинственных и свободолюбивых представителей всех народов цивилизованного мира.

Не цивилизованного, впрочем, тоже.

Государство-ярмарка, состоящее из полусотни крохотных княжеств, регулярно менявших названия, границы и, естественно, Мятежных князей...

Деревенька оказалась не то чтобы очень большой, но и не маленькой, а кроме того — аккуратной и не бедной. Дома выглядели крепкими и добротными, солома на крышах — свежей. На улицах перегавкивались собаки — не самые тощие из тех, что видел ди Тулл; копались в пыли куры, возились дети. Взрослых рыцарь не заметил, однако, это ничего не значило: за околицей начиналось поле овса, скорее всего, большинство деревенских сейчас там. По правую руку от деревни ди Тулл обнаружил черную полосу небольшой просеки — местные рубили лес и выжигали пни, расширяя пашню.

Это плохо. Раз так, значит, в деревне достаточно крепких мужчин. Конечно, один рыцарь без труда разгонит полсотни крестьян (а уж тем более — рыцарь-экзекутор!), но все равно — плохо. С раной в плече он не чувствовал в себе достаточно сил для хорошей драки.

На краю деревни громоздилось огромное и высокое — в три человеческих роста — бревенчатое строение без окон. Общинный амбар, понял Кастор. Должно быть, хозяйство у местных жителей крепкое, раз такой дворец для своего добра отгрохали. На голой, еще не покрытой соломой крыше экзекутор, к своему удивлению, обнаружил несколько человеческих фигур. Они деловито копошились и время от времени то одна, то другая опускались на колени, приникая лицом к кровле. Рука одной из фигур показалась рыцарю неестественно длинной — прищурившись, ди Тулл разглядел в ней оружие. Подойдя ближе, он понял, что человек держит в руке меркан — охотничий самострел. Время от времени, прицелившись, человек пускал стрелу прямо себе под ноги. Точнее, внутрь амбара через отверстие, проделанное в крыше. Остальные подавали стрелку новые снаряды и, по очереди заглянув в амбар, чтобы увидеть результат, бурно радовались удачным выстрелам.

От нехорошего предчувствия у ди Тулла засосало под ложечкой, однако отступать было поздно — их заметили. Человек с арбалетом выпрямился во весь рост и замахал оружием, привлекая внимание кого-то, скрытого от взгляда рыцаря. Затем он взвел тетиву меркана, опустил стрелу в желоб, но не выстрелил, а присел на крыше, положив заряженное оружие рядом. Остальные смотрели на Кастора во все глаза.

Неприятное предчувствие рыцаря усилилось, но он не подал виду.

Когда они с Яной подошли ближе, появились встречающие — рослый крепкий старик (в густой бороде тонули нос и губы), а также несколько женщин, следовавшие за ним на некотором расстоянии. Старик тотчас признал в ди Тулле дворянина и поклонился. Справедливости ради следует сказать, что не слишком угодливо и не очень низко, если сравнивать этот поклон с иными. Во Фронтире считалось вполне нормальным, если человек самого простого звания держит себя с достоинством.

— Мое имя виконт Кристоф де Боа, — объявил ди Тулл. — Доброго здравия, люди!

Женщины поспешно начали кланяться.

— Нас с леди... — он чуть запнулся, подбирая имя, которое звучало бы созвучно с именем "трофея", иначе эта сомнабула в жизни на него не откликнется, — ...Ивен... постигло несчастье! На наш экипаж напали разбойники. Я отбивался изо всех сил, но был ранен. Пришлось бежать, оставив экипаж на разграбление мерзавцам. Мы несколько дней проблуждали по лесу и здорово оголодали. И теперь нам нужны ночлег, горячая еда и проводник. Вознаграждение, будьте спокойны, окажется щедрым!

— Вот как, сталбыть. Разбойники у нас объявились? Ишь, какая засада! — покачал головой старик. — Я, вашмилость, Ханс Ведлиг. Староста здешний. Вы уж не тревожьтесь, мы вас обиходим, чем сами богаты... А о беде вашей не далее, как завтра узнает наш господин князь. Уж он спуску лесным молодцам не дает.

Князь? Хорошо, что не барон!

Хотя с другой стороны, князь, точнее Мятежный князь — второй и главный титул каждого сеньора во Фронтире. На языке немедленно зачесался вопрос — "как зовут князя?", но ди Тулл сдержался. Как можно путешествовать по землям местного владыки и не знать его имени?

— Прошу, сталбыть, со мной, вашмилость. У меня, значит, и банька есть, чтобы с дороги грязь... того, умыть... и еда какая-никакая найдется. А вы что столпились, курицы? — эти слова старосты уже адресовал женщинам. — А ну, кыш!

Старый Ханс даже замахал руками, словно в самом деле разгонял кур. Кастор тем временем (с показной заботой поддерживая едва передвигающую ноги Яну) незаметно огляделся, пытаясь понять, где местные мужчины. Но заметил только одного — мрачного бородача, тот сидел на крыльце и камнем правил косу. У его ног лежала куча инструмента, ждущего заточки. Почувствовав взгляд, бородач встал и с достоинством поклонился, после чего вернулся к своему занятию, потихоньку наблюдая за рыцарем из-под густых нависших бровей.

Подойдя к амбару, ди Тулл почувствовал — что-то не то.

Предчувствие беды молоточками заколотило в висках, он насторожился и даже незаметно передвинул меч так, чтобы проще было выхватить. Сделав еще несколько шагов, рыцарь понял, в чем причина его тревоги: на всю деревню несло мертвечиной! Этот тошнотворный сладковатый дух, выворачивающий нутро, эту вонь разлагающейся плоти он не спутал бы ни с каким другим запахом.

Ловушка.

Рука ди Тулла дернулась к пистолету. У старосты округлились глаза. Шарахнувшись в сторону, Ханс Ведлиг выставил перед собой руки и торопливо заговорил, позабыв даже про свои "сталбыть" и "значит":

— Вашмилость! вашмилость! Не стреляйте! Мы не лихие люди, что путников заманивают и режут! И чумы в деревне нету! Не то вы подумали! Не со злого умысла воняет мертвеками-то! Этот у нас случился... канхуз!

— Что еще за конфуз? — мрачным, не предвещающим ничего хорошего, тоном произнес ди Тулл, не убирая руки от оружия.

— Амбар всё! — чуть не плача признался Ханс. — Амбар воняет, чтоб его! У-у, злыднев притон!

Экзекутор терпеливо ждал, когда старик продолжит. Увидев стрелка на крыше, рыцарь и сам сообразил, что с амбаром дело нечисто.

— А и как ему не вонять-то, — пояснял староста, — ежели он забит мертвяками чуть не доверху.

— Трупами? — поднял бровь ди Тулл.

— Не! Трупы они, сталбыть, в земле лежат и гниют себе по-тихому. А тут — мертвяки. Хучи, значит! Ходют себе там и думают, как наружу вылезти.

Полный амбар зомби? Даже закаленного в боях с нежитью ди Тулла передернуло. Ничего себе деревенька!

— У вас мор? — в нем тут же проснулся рыцарь-экзекутор. — Вы загоняете в амбар каждого, кто обратился в нежить?

— Упаси нас мессия! — староста перекрестился. — Не так все!

В нескольких словах старый Ведлиг объяснил Кастору суть беды, постигшей Мышиные Норки (название деревни ди Тулл, впрочем, узнал несколько позже).

Очередной набор наемников для грядущей войны с Лютецией (а может, и за нее — союзники из числа Мятежных князей отличались, скажем так, большой ветреностью) обезлюдил деревню — почти всех мужиков забрали в обозную обслугу. Беда застигла деревню в самый неподходящий момент — шла подготовка к сбору урожая, кроме того, деревенские начали расчищать новую пашню, чтобы с осени оставить землю под парами. Но если с урожаем жившие в Норках женщины и подростки еще могли справиться самостоятельно, то воевать с лесом им было не по силам. И надо же такому случится, чтобы в это время мимо деревни ("вдоль болотин-то у нас аккурат дорога тянется!") шел Черный пастырь.

При этом известии у ди Тулла щека задергалась от едва сдерживаемой ярости — истинной ярости рыцаря-экзекутора. Одним из самых вопиющих нарушений Нееловского пакта, влекущих за собой посылку карательного отряда Башни, считалось использование для своих нужд всевозможной нежити, нечисти, а также магиматов — демонов и бесов, прошедших магическую обработку. Однако отдельные неточные формулировки в пакте (и усиление позиций Черной Церкви) позволили обойти этот запрет. Незаконное использование нежити и магиматов — это плохо, нет слов! И некроманта, который по ночам ворует с погостов трупы, а затем оживляет их, чтобы они раскапывали курган какого-то древнего короля в поисках сокровищ, безусловно, следует хватать на месте и сжигать.

А как быть с законным использованием? С применением магиматов (магических материалов) и прирученной нежити в целях, одобренных государством, и под государственным же контролем? Это ведь совсем другое дело! Тот же Ур, Блистательный и Проклятый, по-прежнему отправлял трупы преступников и должников махать кирками на серебряных рудниках! Это ведь одна из статей доходов государства и форма наказания, устрашающе действующая на нечистый на руку народ! Не смогло подписание пакта остановить также и использование "топтунов", таскающих поезда с одного края мира на другой. А ведь големы — одна из форм использования магиматов.

"Защита интересов человечества не должна препятствовать прогрессу!" — кричали крючкотворы в урских Палатах правосудия, отказывая эмиссарам ордена. "Нееловский пакт должен защитить человека от нежити, но не нежить от человека!" — вторили им адвокаты Лютеции.

А где одна прореха в законе, там и другая. Вскоре частнопрактикующие некроманты стали получать лицензии в магистрате Ура (при обязательном ходатайстве Черной Церкви), затем вполне легально скупали трупы, не подлежащие погребению и не застрахованные от реанимации, и использовали их по своему усмотрению, действуя при этом от имени государства. Так, появились Черные пастыри — бродячие некроманты-аниматоры, сопровождаемые толпой зомби. Они бродили по деревням и городам, покупая новые тела взамен износившихся, и сдавали мертвяков внаем на выполнение различных грубых, не требующих смекалки и проворства работ: переноску грузов, мощение дорог, расчистку леса... Рабочая сила, не нуждающаяся в сне, отдыхе, пище, оплате (не считая платы самому некроманту) обходилась дешево и пользовалась большим спросом. К тому же зомби, в отличие от живых, не выпивали, не тащили все, что плохо лежит, не портили девушек. Вдобавок, армейские заклинания стазиса, использование которых давно стало обязательным пунктом лицензий, ограждали живых от запаха мертвечины, трупного яда и не позволяли мертвецам окончательно разложиться.

— Я дурень старый, сталбыть, и купился! — Ханс в сердцах дернул себя за бороду. — Заключили мы энтот... контрахт, значит. Уплатили ему гроши — чин по чину, зомбаки начали работать. Ходют они не шибко быстро, а соображалки, той и вовсе нету, но зато ни ночь, ни дождь им нипочем. Одно слово — работнички! Ежели никто себе по ошибке палец или руку не оттяпает — споро работают. А три дня назад...

"Три дня", — эхом прозвучало в голове ди Тулла. Три дня назад пала несокрушимая Башня, а он, тащя за собой "трофей", бросился в нестабильный портал!

— ...три дня назад зомбак дерево срубил, а оно возьми и задави пастыря, — продолжал Ведлиг. — Я рядом стоял — все видел. Не могло оно в ту сторону упасть! Ну никак не могло, милорд, вот зуб из последних даю. Не могло, да только взяло и упало. Он, пастырь, значит, только ножками и взбрыкнул.

Кастор уже почти не слушал старика. Проклятые мысли наполняли душу отчаянием: "А мы три дня назад не могли уцелеть, бросаясь в нестабильный портал... но уцелели. Невозможное становится возможным. И наоборот. И неужели всему виной..." Экзекутор незаметно покосился на Яну. Изуродованное ожогом лицо девушки ничего не выражало.

Усилием воли Кастор заставил себя прислушаться к рассказу старосты.

Умер злополучный некромант не сразу. Пока харкающий кровью Черный пастырь еще оставался в сознании, он своей волей загнал зомби в общинный амбар, где и велел их закрыть. Думал — оправится немного и успокоит стадо.

Но не оправился. "К вечеру, сталбыть, отдал душу!".

А дальше понеслось: после смерти некроманта контролирующие заклинания потеряли силу, и мертвецы превратились в то, чем являлись на самом деле — в ходячие трупы, лишенные покоя. В существа, насильно обреченные не жить и не умирать, а лишь пребывать в состоянии вечного голода, который может утолить только одно. И то на короткое время.

Живая плоть.

Таких мертвецов — низшую форму неживого существования — называли хучами.

Спустя день после смерти Черного пастыря хучи уже бились в стены амбара, чуя рядом живых людей. Вдобавок ко всему рассыпалось заклинание стазиса, сдерживавшего процесс разложения. Очень скоро амбар начал благоухать на зависть любому склепу. Даже если бы мертвяков удалось удержать внутри деревянной темницы, амбар все равно таил в себе другую опасность: где разложение — там зараза, чума и мор.

— Известно, зомбаки, они хоть и трупы трупами, а все-таки убить их можно. Ну, ежели в голову вдарить чем потяжелее или острым чем! Вот мы и придумали, значит, мальчишек наверх посадить, чтоб они из самострелов в бошки мертявкам лупили. Как побьют всех, амбар откроем, и, сталбыть, похороним честь по чести. Со священником!

Они как раз проходили мимо зловещего амбара.

Кастор против воли сморщился: от строения разило мертвечиной с такой силой, что запах показался рыцарю осязаемым. Тучи мух вились в воздухе. Смрад был настолько омерзителен, что даже у привычного ко многому экзекутора болезненно сжался желудок.

— А сжечь не проще? — прикрывая нос рукавом, спросил ди Тулл.

— Не-а. Никак нет. По уму-то оно, конечно, ваша правда, вашмилость... Сжечь бы его надыть вместе с мертвяками, — вздохнул староста. — Известное дело, огонь скверну не щадит. Но токмо жалко. Амбар, сталбыть, он же общинный. Всей деревней строили, все мужики трудились. Одного горбыля на крышу сколько ушло! А горбыль, он нынче дорогущий! Почти как чистая доска! И потом — ну как огонь на другие избы перекинется? Беды не оберешься! Вот, сталбыть, и приходится парням мертвяков по одному бить через крышу, хоть и несподручно это.

Кастор только покачал головой: чего только не придумают люди, чтобы усложнить себе жизнь.

— Эй, Уилл! — приложив руку к бороде, крикнул староста. — Как дела идут?

— Четверо уже! — подступив к краю крыши, сообщил паренек (на вид лет тринадцати) и помахал большим охотничьим мерканом. — Но там их все одно полно. Стрелять страсть как неудобно. И без наконечников железных плохо: стрелы от черепа скользом уходят. До вечера, пожалуй, не управимся.

— Надо управиться, — сказал староста. — Ежели они еще денек погниют, по деревне, чего доброго, зараза пойдет.