Владычица Ночи: Дитя Смерти

Когда я все рассказала Лоте, естественно, она захотела поехать со мной. После недолгих раздумий, я согласилась. На самом деле я не питаю особой страсти к одиночеству.

Прощание с Менестрес было теплым, но коротким. Сантименты никогда не являлись моей сильной стороной. Взяв с собой минимум вещей и пару верховых лошадей, мы с последними лучами солнца тронулись в путь. Мы с Лотой очень долго путешествовали вдвоем, добрались до Китая, и даже дальше. Там к нам присоединилась Кируми. Она стала моим птенцом, и теперь мы путешествовали втроем. Нет, мы далеко не всегда были вместе. Порой одна из нас где-то хотела задержаться подольше. На год или десятилетие. Но мы неизменно сходились вновь. Иногда даже век или два жили где-нибудь.

Спустя пятьсот лет я вернулась за саркофагами.

Часть V.

Глава 37.

Мюриэль закончил свой рассказ о прошлом. Посмотрев на Шерри так, словно до этого находилась в некоем трансе, вампирша проговорила:

— Теперь ты знаешь мою историю, знаешь о Калисто. Когда она умерла, я распрощалась с любовью. Мне понадобилось несколько столетий, чтобы просто научиться жить... жить без нее. Но постепенно ко мне вернулась и способность любить. Были увлечения, влюбленности, и, наконец, я встретила тебя. Мой новый луч надежды.

Шерри задумчиво молчала. Еще бы! Не каждый день слышишь подобное. Мюриэль излила ей душу. Возможно, позволила себе это впервые за всю жизнь. В конце-концов девушка все-таки спросила:

— Но зачем ты... стала мужчиной?

Мюриэль усмехнулась, ожидая этого вопроса и уже зная ответ:

— Так у меня было больше шансов. Я — амазонка, это навсегда останется со мной. Как женщина я резка, во мне очень мало мягкости, а пресловутой женственности нет и в помине.

— Ну...

— Выслушай. Меня учили быть воином, а не хранительницей домашнего очага, и я этим очень довольна. Поэтому мне оказалось проще стать милым парнем.

— И ты все время нашего знакомства находилась в... мужском теле?

— Да, — кивнула Мюриэль, облокотившись о саркофаг, от чего халат чуть сильнее распахнулся.

— Но ведь тебе, наверняка, было противно.

— Иногда, чтобы чего-то достичь, приходится идти на некоторые неудобства. К тому же, когда меняешь пол, немного меняется и психика. Так что всепоглощающего отвращения удалось избежать.

— И все-таки, ты пошла на такую жертву... из-за меня.

Мюриэль мягко улыбнулась, взяла лицо Шерри в лодочки своих ладоней, осторожно поцеловала, и только затем ответила:

— Думаю, оно того стоило. Как бы там ни было, но я люблю тебя.

Шерри счастливо улыбнулась и сказала, приникнув к вампирше:

— Я тоже тебя люблю. И неважно в каком ты теле.

— Теперь ты знаешь обо мне все. Если хочешь, я могу опять измениться.

— Нет. Тебе же это неприятно!

— Ну...

— Я люблю тебя такой, какая ты есть, — Шерри обвила шею вампирши.

— Что ж... — усмехнулась Мюриэль. — "Полюбила ты меня в образе чудища, полюби же теперь в образе человеческом" — так, кажется, в какой-то сказке говорилось.

— Это намек? — хитро сощурилась Шерри.

— Хм... можно и так сказать, — вампирша подхватила девушку на руки.

— А ты... это... достаточно здорова для...

— О, не сомневайся! — проговорила Мюриэль голосом, полным соблазна.

Они покинули склеп, и умный механизм тщательно запер за ними дверь. В эту ночь Шерри пришла к выводу, что с изменением Мюриэль скорее больше приобрела, чем потеряла. От удовольствия и блаженства в глазах у Шерри то и дело мерцали пурпурные искры.

Свернувшись в объятьях Мюриэль, она томно проговорила:

— Вот теперь я точно ни о чем не жалею!

— Уверена? — тонкие пальцы зарылись в черные, как смоль, волосы девушки.

— Ничто меня не переубедит!

— Очень на это надеюсь.

Обе сейчас прекрасно осознавали весь тот бескрайний поток времени, отпущенный им. Мюриэль — вампир, и у нее впереди тысячелетия. После пробуждения силы Шерри тоже стала бессмертна.

Но оставались враги. Уриэль... Мюриэль четко для себя решила, что он должен умереть. Скорой и, по возможности, нелегкой смертью.

* * *

Архангел не знал, как ему поступить. Более того, он пребывал в смятении. Эта девчонка... отродье Смерти... Если одна ее вспышка гнева способна вытворять такое, то что будет, если...

Нет, об этом он даже думать не будет! Он, архангел, наделен божественной любовью, но эта девчонка — она должна умереть! Если этого не произойдет, то опасность нависнет над многими и многими. Пророчество... такое древнее, что его сначала и не принимали всерьез, но когда увидели, на что способна эта девчонка...

Архангел поежился, укутав себя крыльями. Потом поднял лицо к звездному небу и бес слов воззвал, прося совета. И так же мысленно он его получил:

— Дитя Смерти — угроза миру. Но она еще и человек. Она подвержена человеческим страстям.

— Разве не в этом и заключается главная опасность?

— Да. Но в этом же скрыто наше спасение. Ее силы лишь недавно пробудились, она еще не до конца осознала, что есть такое. И мы должны действовать, пока этого не произошло.

— Но как? — вопрошал архангел, трепеща крылами.

— Габриель, ты должен неотступно быть с ней, открыться ей, разговаривать с ней. Исподволь покажи ей, как отвратительна ее сила, какую угрозу таит.

— Но... зачем?

— Она должна преисполниться отвращением к себе, к своей сути. Пусть принесет себя в жертву, да ради благородной цели. Она должна сама пронзить себя Косой Смерти.

— Сама?

— Пойми, Габриель, если она так поступит — то жертвы будут сведены к минимуму. Иначе нам придется самим убить ее. Но тогда это может повлечь полномасштабную войну на Земле и Небесах. Эта королева вампиров так просто не успокоиться. И она может перетянуть на свою сторону Смерть.

— Но разве ему не запрещено вступать в какие бы то ни было конфликты?

От этого вопроса голос в голове Габриеля ненадолго замолчал, потом нехотя проговорил:

— Наши законы не распространяются на Смерть. Он просто принимает их к сведению. Живет же по другим правилам, которые, возможно, придумал себе сам.

Архангел был сбит с толку.

— Разве такое возможно?

— Как ни прискорбно, но он старше всех нас. Смерть — ровесник всего сущего. Возможно только Время старше его. К тому же не стоит забывать о пророчестве. Когда три Косы Смерти сойдутся вместе...

Голос глубокомысленно затих, предоставляя архангелу додумать, что же будет. Тот не страдал отсутствием воображения и судорожно сглотнул.

— Она должна умереть! — продолжил голос. — Ради блага всего мира.

— Но не проще ли принести в жертву эту вампиршу? — архангел, едва произнеся это, тут же стушевался и добавил. — Простите. Я знаю, она же, в некотором роде, наша сестра.

— Дело даже не в этом, Габриель. Первейшая из этих вампиров была Несущей Свет, и одной из сильнейших. И своей попыткой мы можем... разбудить всю эту полузабытую уже силу. К тому же сила королевы вампиров стабильна. А вот эта девушка... она действительно угроза. И серьезная.

— Я понимаю.

— И ты уяснил, что должен делать?

— Да.

— И не сомневайся в себе. Да, подобное не шибко в нашей природе, но мы должны, обязаны это сделать ради всеобщего блага. Подумай, что будет, если она перейдет на сторону тьмы. Да она уже почти перешла!

— Я все исполню. Спасибо.

— Если что, зови на помощь братьев.

Обронив эту фразу, голос покинул голову архангела.

Глава 38.

Шерри так и не возвратилась в замок Шемро этой ночью. Менестрес поняла, что у девушки все хорошо, и была очень рада за нее. Дочь Смерти смогла принять Мюриэль такой, какая она есть, и королева очень надеялась, что Шерри не изменит своего мнения, когда пройдет очарование момента.

Но сейчас имелись куда более насущные проблемы. Слишком многое угрожало самой жизни Шерри, чтобы отвлекаться на что-то еще. Опыт подсказывал королеве, что дочь Смерти так просто не оставят. И необходимо как-то разрешать ситуацию. Нужно посоветоваться с Танатом!

Видимо, последнюю фразу она произнесла вслух, так как Антуан, который сидел в кресле напротив и старался не мешать ее мыслям, встрепенулся и спросил:

— Что?

— Мне нужно поговорить с Танатом, — ответила Менестрес, выстукивая пальцами причудливую дробь.

— Всегда к вашим услугам, Менестрес.

Танат в своей излюбленной манере соткался из пустоты посреди кабинета и отвесил вампирше галантный поклон. Не менее учтиво он кивнул Антуану со словами:

— Добрый вечер, молодой человек.

Так к Антуану уже столетия не обращались. Но с другой стороны, Танату ведь сотни тысяч лет. Хотя внешне он казался максимум лет на пять старше самого Антуана.

— Посланник следит за вашей дочерью, Танат, — без обиняков начала Менестрес.

— Я знаю, — голос Смерти прозвучал устало. Сам он устроился в последнем пустующем кресле. — Его... присутствие порой очень сложно не заметить.

— Боюсь, их намеренья не так чисты, как они сами любят утверждать.

— Я имел "удовольствие" лично выслушать их аргументы, согласно которым моя дочь не должна существовать.

— Им удалось разыскать вас? — удивилась Менестрес.

— Сейчас это нетрудно, так как у меня... отпуск. Сто лет я могу провести на Земле в смертном теле. Относительно смертном, конечно. Так что архангел пришел ко мне домой.

— Он осмелился?

— О, порой они могут доходить до края фанатизма, — вздохнул Танат. — Их сильно переполошило пророчество, а точнее непосредственная возможность его исполнения.

— Порой мне кажется, что нынешние хранители как малые дети.

— Молодых богов пугает конец, так было всегда. Но нынешние хранители планеты, похоже, забыли, что так было всегда, — философски ответил Танат. — Раньше богов было много, они сражались между собой, неотступно присутствовали на Земле. У этого имелись и плюсы, и минусы. И они тоже знали о пророчествах, вызывающих конец их власти. Все они ждали своего Рогнарека, и он произошел. Старые боги ушли. Не скажу, что никто не боролся, но ушли достойно. Теперешние еще слишком молоды, к тому же их гораздо, гораздо меньше.

— Мне кажется, или они боятся ухода?

— Многие да, — согласился Танат. — И словно в отместку они создали для людей возможность апокалипсиса.

— Да, я читала их пророчество на этот счет. Четыре всадника, семь печатей... Но, похоже, они так и не поняли, что человечество на этой Земле уже давно. Сотни тысяч лет. И на протяжении этого времени случались всяческие катаклизмы. Они выжили тогда и выживут теперь. Ну да, возможно, видоизменятся. Но это не страшно.

— В том-то и дело. На самом деле, — задумчиво проговорил Танат, — мне кажется, они начали понимать хрупкость своего замысла, поэтому и приплели туда мою дочь.

— Зачем им это? Чтобы бояться всем вместе что ли? — Антуан впервые вступил в разговор.

— Скорее, чтобы убедить, что без них человечеству не выжить, — ответил Танат. — Но это в итоге может против них и сыграть.

— Танат, а что ты сам думаешь о пророчестве? — осторожно поинтересовалась Менестрес.

— Оно существует много тысяч лет, как и другие, подобные ему. И, несомненно, в нем есть разумное ядро. Но пророчество — это не догмат. Оно просто отражает одно из множества возможных развитий событий. Будущее не предопределено и имеет множество возможных продолжений. Сотни, а то и тысячи нитей расходятся от одного конкретного промежутка времени.

Да, вот уже более пяти тысяч лет существуют три отражения Косы Смерти, и каждое из них обладает практически одинаковыми свойствами. Если одновременно выпустить силу всех трех, то получится волна огромной мощи, действительно, способная просто в пыль превратить эту планету. Но не стоит забывать, что и одна Коса может уничтожить все живое.

— Но, если рассуждать логически, чтобы пойти на это объединение, мы все трое должны полностью высвободить свои силы.

— Вот именно. И если от моей дочери можно еще ожидать некоторой импульсивности, она же все-таки наполовину человек, то о себе я такого сказать не могу. Но вот что я могу заявить совершенно точно — мою дочь уничтожить не позволю. У меня хватит личных способностей, чтобы расправиться со всеми, кто задумает нечто подобное. Это я и заявил архангелу.

— И какова была его реакция?

— По-моему, он испугался еще больше, и впервые понял, с кем говорит. Я не смертный, не просто наделенный какими-то способностями. Я — Смерть! Я — конец, и я же начало.

— Возможно, это заставит его задуматься и воздержаться от глупостей. Хотя, не думаю, что он что-то решает. Да, он архангел, но его послали другие, более могущественные.

— В том-то и дело, — согласился Танат. — А эти готовятся к войне.

— Что?! — это известие, мягко сказать, удивило королеву.

— Они могут скрыть свое небесное царство от людей, да и большинства других существ, но не от меня. Я во все двери вхож. И я видел, как резиденция Светлых гудит, как растревоженный улей. Они что-то затевают.

— А не может все это служить лишь прикрытием для чего-то другого?

— Возможно, но их агрессия, если это слово, конечно, применимо к Светлым, направлена именно на мою дочь.

— Сдается мне, здесь затевается что-то грандиозное. Ведется какая-то тонкая игра. Мы должны вникнуть в нее и переиграть игроков, дабы раз и навсегда обезопасить Шерри.

— Согласен. Она и так достаточно умирала, — вздохнул Танат.

Менестрес кивнула, и продолжала рассуждать. Ее отточенный ум анализировал информацию:

— Если затевается что-то, что вызвало у Светлых такой переполох, то об этом должно быть известно и еще кому-то. Просто иначе не может быть. Слишком много посвященных. Но Светлые вряд ли будут с нами разговаривать. А вот если навести справки у Темных? Они всегда легче шли на контакт с нами, с вампирами. Так уж сложилось.

— Вы хотите взять в союзники демонов? — похоже, Танат слегка удивился.

— Не совсем. Скорее просто проконсультироваться. К тому же они не упустят случая наслоить Светлым. Это в их природе.

— Что верно — то верно, — согласился Танат. — Я буду вам очень признателен.

— Да какая признательность? Для нас обоих Шерри значит слишком много. Со своей стороны я сделаю все возможное, и даже сверх того, чтобы защитить ее.

Танат уважительно кивнул. Кивок равного равной. Он проговорил:

— Вы в полной мере заменили моей дочери мать. Сделали то, чего я бы никогда не смог сделать. Спасибо. Что ж, будем действовать вместе и обмениваться информацией.

Последнее слово вылетело, когда Таната уже не было в комнате. Это не проблема для того, кто перемещается в пространстве и между мирами одним взмахом ресниц.

Немного придя в себя, Антуан проговорил:

— Он такой... обычный.

— Это всего лишь облик, — пожала плечами Менестрес. — Хотя, похоже, он очень нравиться Танату.

— А каков он... истинный?

— Не думаю, что кто-то это знает. Он многолик, и в какой-то мере каждый его облик истинен. Танат никогда не был стеснен рамками физического тела.

Антуан на некоторое время задумался, обдумывая услышанное, но потом спросил: