Путешественница во времени

В гримерной я заперла за нами дверь, достала из ящика письменные принадлежности и отодвинула на край стола вазу с полуувядшими цветами. Узнав в них неожиданно те самые подаренные Джеймсом пионы, я только мысленно усмехнулась такому совпадению и начала старательно выводить на листке руны. Я помнила их порядок так хорошо, что мне не нужны были никакие подсказки.

— Вот, — закончив, я показала Джеймсу лист. Увидев символы, он помрачнел.

— Мисс Бетси, лучше вам и в самом деле в это не вме...

— Я поняла, — перебила я его. — Но дело слишком серьезное, чтобы я просто сидела в стороне. Вам известно, что эти руны означают?

— Смутно, — признался маг. Я кивнула.

— Вот. Это руны Яра, Туризас, Гебу, Перту, Хагалаз, Эхваз, Райду и Иваз. Вокруг — Ингваз, Лагуз, Иза и Кеназ. Четыре руны вокруг означают стихии. Руна Хагалаз — символ смерти. Гебу — дар или жертвоприношение, — я говорила, вспоминая всё то, что в 21-м веке мне рассказывали Майкл и Розмари. Джеймс в какой-то момент перестал смотреть на меня недоверчиво, а теперь пристально разглядывал нарисованные символы, не пропуская ни одного моего слова. Разумеется, прямым текстом о жертвоприношениях я ему говорить не стала, но подтекст моих слов он и так понял.

— Вы полагаете, что неизвестный нам темный маг начнет в ближайшее время убивать людей?

— Полагаю, что так, — подтвердила я. — Не могу представить себе, какую цель он преследует, но проведенный ритуал наталкивает именно на это предположение.

Около минуты он продолжал изучать мои каракули, а затем посмотрел на меня.

— Спасибо вам, Бетси, — я обратила внимание, что на этот раз он опустил слово "мисс". — Мы посмотрим, что с этим можно сделать. Только будьте осторожны.

Я кивнула. В коридоре раздались шаги, а затем Сара прокричала так, словно мы заблудились в лесу:

— Бетси, ты идешь?! Хогарт и Скотт тебя уже заждались!

— Иду! — заорала я в ответ, и Джеймс вздрогнул.

Сара удалилась, и нам было прекрасно слышно, как она недовольно ругается себе под нос, что некоторые певички окончательно обнаглели, а она вообще-то не нанималась в посыльные. Поскольку на репетицию я и так неприлично опоздала, а разговор с женихом уже подошел к концу, я шагнула к дверям, но путь мне внезапно преградил маг, остановившись на пороге так, что обойти его было невозможно. Передвигался он с такой скоростью, что я от неожиданности врезалась в него. Осознав, что нас разделяют какие-то миллиметры, я немедленно отпрянула назад и едва не оступилась. Джеймс наверняка это заметил, но предпочел обойтись без комментариев.

— То, что вы сегодня сделали, было весьма глупо, — его голос звучал резко, и я удивленно моргнула. — Смело, но глупо. Почему вы мне сразу не сказали, что вы Искательница?

— А вы бы мне поверили?

На секунду он задумался, а потом нехотя признал:

— Нет. Но вы могли сказать об этом не сегодня, а во время нашей первой встречи.

— И тогда бы ваш маг внес предложение покопаться у меня в мозгах не сегодня, а двумя неделями ранее, — сухо возразила я и наконец-то посмотрела ему в глаза. Для этого мне пришлось запрокинуть голову — маг всё еще стоял слишком близко и возвышался надо мной на добрых полторы головы. Джеймс продолжал пытливо вглядываться в мое лицо, и у меня вдруг мелькнула странная догадка, что он говорил это не из вредности, а из каких-то других чувств. На моих последних словах он чуть поморщился — значит, я попала в цель.

— В ковене... не все столь непримиримы, как Чарльз, — наконец неохотно произнес он.

— Это приятно слышать, — не без сарказма ответила я, стараясь скрыть смущение от того, что он стоял почти вплотную ко мне. — Лорд Блэквуд, могу я идти? Невежливо заставлять режиссера и оркестр ждать.

Он молча шагнул в сторону, пропуская меня. Не попрощавшись, я поспешила вниз, стремясь оказаться как можно дальше от мага... хотя какая-то иррациональная часть меня была категорически против этого.

Глава 15

Тем же вечером меня ожидал тяжелый и весьма неприятный разговор с Анабелл. Конечно, после допроса в ковене мне уже многое было нипочем, но общение с Путешественницей здорово меня вымотало. Раз события начали принимать тот же оборот, что и в 21-м веке, скрывать дальше от нее происходящее было нельзя, и по возвращении домой я сама отправилась к компаньонке с повинной. На подробный пересказ поездки к магам она отреагировала вполне спокойно — то есть внимательно выслушала, и по ее виду было понятно, что она готова предпринимать какие-то ответные действия. Но вот потом, когда последовал закономерный вопрос, почему магам вообще что-то от меня понадобилось, мне пришлось рассказать ей и про руны, и про жертвоприношения, и про трагическую роль Путешественников во всем происходящем.

В первый миг Анабелл опешила, потом некоторое время приходила в себя, созерцая продолжающуюся непогоду за окном — к вечеру в Лондоне начался ураган, ломавший ветки деревьев, переворачивавший повозки и вырывавший с корнем деревья из земли. Из-за сильнейших порывов ветра крыша дома гудела, рамы окон трещали, а дождь снаружи лупил косыми струями, заливая стекло. А потом все погодные аномалии вылетели у меня из головы, потому что Анабелл разразилась гневными криками в мой адрес, и в какой-то момент я даже подумала, что она сейчас снова начнет меня пытать. Путешественница разом утратила всё свое чопорное спокойствие и теперь походила на разъяренную мегеру — только змей вместо волос не хватало. Как я поняла из выкрикнутых обвинений, основной ее претензией ко мне было то, что я до сих пор молчала о готовящихся убийствах. Я попыталась осторожно ввернуть, что я не знала, по какому пути события станут развиваться в этом времени, но она меня не слушала. В итоге я замолчала, терпеливо пережидая бурю. За всё это время — а бушевала Путешественница долго — к нам никто не зашел, привлеченный воплями. Похоже, Анабелл всё же предусмотрительно поставила какую-то звуконепроницаемую защиту.

Выдохлась Анабелл удивительно резко. У меня сразу возникло сравнение с тропическим ураганом: в одну минуту ты ничего не можешь разглядеть из-за стены дождя, а в следующий момент — голубое небо и яркое солнце. Правда, намного легче мне от этого не стало — взяв себя в руки и вернув привычное хладнокровие, Анабелл заставила меня во всех подробностях и деталях изложить ей всё, что мне было известно об обрядах. Радуясь тому, что легко отделалась, я послушно рассказала ей о двух жертвоприношениях. Помня слова магов, что до третьего ритуала в 19-м веке дело так и не дошло, о нем я пока не стала упоминать. Внимательно выслушав меня — а кое-что даже записав — Анабелл отвернулась к окну. Порывы ветра продолжали налетать, так что мне пару раз казалось, что окна вот-вот не выдержат и разлетятся на куски, в точности как на приеме общества "Миллениум", с которого начались мои приключения в 2015-м году. О чем в тот момент думала Анабелл, мне было прекрасно известно — как она может связаться с Робертом и прочими Путешественниками, если на улице творится настоящее стихийное бедствие. Испытывая облегчение оттого, что она отвлеклась от меня, я уже хотела тихо улизнуть к себе, но она меня остановила.

— Подожди, — я обреченно вздохнула, ожидая нового допроса, но вместо этого Анабелл подошла к своему столу, отперла нижний ящик и некоторое время шуровала в нем. Затем разогнулась и протянула мне какой-то продолговатый предмет. — Вот, возьми это.

Я взяла его и с удивлением обнаружила, что это был небольшой кинжал в ножнах. Совершенно простой, без каких-либо украшений или опознавательных знаков на рукояти. Вытащив его, я осторожно провела пальцем по лезвию и прошипела — из тонкого пореза пошла кровь.

— Спасибо, — удивленно отозвалась я, рассматривая подарок. — А это зачем? Письма вскрывать?

— Для защиты, — мрачно отозвалась Путешественница. — Раз маги заинтересовались тобой, будет лучше, если ты не будешь совсем беззащитной. Он маленький — его удобно прятать в складках юбки и носить с собой.

Вздернув бровь, я посмотрела на Анабелл, не ожидая такой трогательной заботы обо мне любимой, но та уже перебирала стопку писем на столе и не обращала на меня внимания.

— Но я не умею обращаться с оружием, — на всякий случай напомнила я. — Я скорее себе отрежу что-нибудь важное, чем спасусь от обидчика.

— Не хочешь — можешь вернуть его мне, — рассеянно отозвалась компаньонка, выдернув из стопки конверт и пробегая глазами по его оборотной стороне. Я ее уже особо не интересовала.

— Да нет... — промямлила я, решив, что какое-нибудь применение кинжалу всё же найду. — Большое спасибо.

— Не за что.

После этого мне оставалось только пожелать доброй ночи и удалиться.

* * *

Мое следующее выступление состоялось спустя два дня и проходило по стандартному распорядку. Находиться в последние дни в доме Барнсов было невыносимо: до свадьбы оставалось каких-то несколько дней, и она продолжала неотвратимо надвигаться, комментарии сэра Перси раздражали всё больше и больше, да и Анабелл не уставала напоминать мне об этом дне и о важности побега. Знакомые Барнсов тоже зачастили с утренними визитами, начали поступать предложения на чаепития, обеды и вечера — таким образом мне стало известно, что мой траур по отцу официально закончился. Сбегать из дома на репетиции и выступления становилось всё сложнее, и театр я теперь воспринимала как спасение. Обдумав и обсудив с Путешественницей дальнейшие шаги, я на следующий же день явилась в кабинет к Хогарту и напрямик изложила ему свои планы. Я не боялась честно признаться, что собираюсь сбежать со свадьбы, поскольку директор был первым человеком, кому мое замужество было совершенно невыгодно. Внимательно выслушав мою речь, он ненадолго задумался, а потом подтвердил, что, раз я хочу продолжать выступать, то он может посодействовать мне с комнатой в неплохой гостинице неподалеку.

В тот день ничто не предвещало беды. На выступление я приехала вовремя, несмотря на то, что в эти дни движение по лондонским улицам было затруднено — мешали поваленные деревья и сломанные ветки, преграждавшие путь не только экипажам и телегам, но и обычным пешеходам. Дождь наконец-то прекратился, но за окном вовсю царствовал холодный пронизывающий ветер, здорово портивший всем настроение. Мне же происходящее до отвращения напоминало события в моем веке, и я буквально чувствовала, как утекает меж пальцев время. Я даже отдаленно не представляла, какие шаги сейчас предпринимает ковен, чтобы найти колдуна, а спросить было не у кого — даже Майкл в эти дни не появлялся в театре, чтобы навестить Маргарет. Анабелл поддерживала связь с прочими Путешественниками, но передо мной она, разумеется, в своих действиях не отчитывалась.

В антракте я привычно отправилась на сцену. Зрители, уже знающие о новом "гвозде программы" — то бишь обо мне — никуда не расходились, а оставались на своих местах. Руки по-прежнему слегка дрожали от волнения, хотя это было не сравнить с тем полубессознательным состоянием, в котором я выступала в первый раз. Оркестр заиграл знакомое вступление, я высоко подняла голову. Свет газовых рожков всё еще бил мне в глаза, мешая видеть, но я больше не втягивала голову в плечи, изображая гигантскую черепаху. Эх, жаль, в этом времени ещё нет видеокамер, а то как бы я хотела узнать, как выгляжу со стороны...

Я даже не поняла, что именно изменилось. В какой-то миг из тьмы за рампой до меня донесся слаженный изумленный вздох нескольких сотен зрителей, сидевших в зале. Затем мне бросилось в глаза побелевшее лицо дирижера — мистер Скотт, не отрываясь, смотрел на меня такими глазами, словно видел зомби. Даже не поняв, что происходит, я продолжала вытягивать припев, когда меня внезапно с силой толкнули в спину. Пение резко оборвалось, превратившись в всхлип, и меня успела посетить удивленная мысль — почему песня смолкла? Я просто не осознавала, что это был мой голос. Удар со спины был такой силы, что я не удержалась на ногах и полетела на пол. В следующую секунду с тихим шелестом что-то скользнуло сверху, меня обожгло дыханием холода, и я вскрикнула, когда одна из декораций — объемная, изображавшая дворец царя Тесея на Пелопоннесе — придавила меня к полу, пребольно стукнув по рукам и спине. Конструкция была настолько тяжелой, что я очень быстро убедилась, что без посторонней помощи мне не выбраться. Тогда я повернула голову и обнаружила, что на сцене по-прежнему находилась в одиночестве. В пределах видимости не было никого, кто мог бы меня толкнуть.

Раздались крики, на сцену вбежали какие-то люди и захлопотали вокруг меня, в зале зажегся свет, громко причитала какая-то женщина... Декорацию с меня сняли усилиями нескольких человек, в числе которых были наши актеры — МакКинли, Карлтон и Мастерс, которые выбежали на сцену прямо в сценических костюмах и гриме. Хогарт выскочил следом и теперь громко извинялся перед зрителями за недоразумение и уверял их, что это лишь незначительная неприятность. Кто-то из рабочих, находившихся на колосниках и следивших за декорациями, громко клялся и божился, что это не его вина. Затем кто-то догадался закрыть занавес, отрезавший нас от зала, и продолжения представления зрители не видели.

Наконец я почувствовала свободу и с чьей-то помощью поднялась. Хогарт подбежал ко мне и громко вопрошал, цела ли я и не нужно ли позвать врача. Я же испытывала не столько боль, сколько огромное удивление, хотя тело после удара всё еще ныло, да и синяки наверняка останутся. Потом показалась миссис Браун с завернутым в тряпку куском льда, который она всё старалась куда-нибудь ко мне приложить, а я вяло отмахивалась от ее попыток и рассматривала 200-фунтовую конструкцию, которая столь неудачно на меня обрушилась. Повезло, что я так удачно стояла, и зацепило меня только краем... Стой я немного дальше — и удара по голове мне было бы не избежать, и кто знает, чем это было бы для меня чревато...

МакКинли любезно предложил мне руку, за которую я с благодарностью ухватилась, и позволила увести себя со сцены. Я с трудом понимала, что происходит, и за кулисами даже не обратила никакого внимания ни на Гровера, уже вовсю громко скандалившего с Маргарет по поводу сорванного представления (почему-то он обвинял меня в неуклюжести, а Маргарет доказывала ему, что случившееся — не моя вина, а рабочих), ни на Сару, с наслаждением слушавшую их перепалку. Затем снова показался Хогарт, выслушал мои заверения, что я вполне жива и здорова, успокоился и объявил, что после антракта спектакль продолжится в обычном режиме. Мне же было позволено удалиться, а МакКинли дали поручение проводить меня до гримерной. Тот без возражений довел меня до нужной комнаты и перед уходом протянул фляжку, которую извлек откуда-то из складок древнегреческой тоги.

— Для успокоения нервов и укрепления сил, — предложил он и подмигнул с заговорщицким видом.

Я не сдержала улыбки от этой простодушной заботы самого заядлого алкоголика в труппе, но покачала головой.