Тиэль: изгнанная и невыносимая

— Благодарю за угощение, — высказалась эльфийка и, не морщась, хоть и терпеть не могла сырых яиц, выпила подарок.

— Сама как? — все-таки не удержался от вопроса Адрис. Уж больно бледной и ничуть не отдохнувшей за ночь выглядела девушка.

— Не переживай, прямо сейчас претендовать на место главного призрака проклятого особняка не стану, — одними губами улыбнулась Тиэль.

— Да кто же тебе это место уступит? — проворчал дух и сварливо присовокупил: — Поешь ступай, конкурентка! Тебе Гулд на кухне запеканку оставила с вечера в шкафу-хранилище. Правда, опять полотенцами зачем-то замотала. Обычай у гоблинов нелепый! Но ничего, у тебя пальцы гибкие, распутаешь.

— Некоторый смысл в поступке нашей кухарки есть, — задумчиво переплетая волосы, отметила девушка.

— Н-да? Ты тоже считаешь, что полотенца в магическом шкафу лучше жар хранят? — недоверчиво поразился Адрис, полагавший Тиэль сведущей в таких вопросах даже более своего. Все-таки он был в артефакторике самоучкой, нахватавшимся по верхам, а Тиэль теоретические знания передавал мастер из Дивнолесья.

— В шкафу полотенца жар не хранят, — спокойно согласилась эльфийка. — Зато при многократных открытиях дверей шкафа, являющегося по сути простым артефактом — хранителем состояний продуктов (жар, холод, ровное тепло или любое иное), — так вот, при многократных открытиях, пресекающих магическое действие хранения, именно полотенца помогают поддерживать тепло приготовленного блюда.

— Не знал насчет дверей и пресечения, — признал заинтересованный призрак. — А почему контуры размыкаются? Почему нельзя было по-другому завязать?

— Можно, но, полагаю, не нашлось желающих рисковать здоровьем разумных, чьи части тела подверглись бы воздействию артефакта, тогда как остальное тело продолжало жить в привычном ритме, — рассудила Тиэль, заканчивая закрепление венца кос на голове. — Или напротив, эксперименты были, потому артефакт устроен именно таким образом. Интересная тема.

— Хм-м, — задумался и призрак. Он бы конечно с удовольствием поэкспериментировал если уж не на разумных, то на каком-нибудь зверье или растениях, чтобы проверить гипотезу. Но, увы, проще было бы уговорить эльфийку заманить в проклятый особняк пару-тройку бродяг на опыты, чем попробовать на тех же птичках или цветочках.

С утренним туалетом и легким перекусом Тиэль не мешкала — до отправки в особняк барона ей предстояло немало серьезных дел. Сегодня следовало не только составить смесь для курильницы, предварительно измельчив даже не в труху, в пыль лист мэллорна, а и навестить оранжерею. Очень важным для изгнанницы было проверить состояние молоденького деревца.

После завтрака девушка вернулась в мастерскую и тщательно растерла окончательно засохший за ночь листик в фарфоровой ступке таким же пестиком. Кропотливо, чтобы не обронить ни пылинки, пересыпала в фарфоровую же баночку, к порошку прибавила еще по три и пять мер иных трав, купленных у Криспина. Плотно закрыла крышку и долго встряхивала, добиваясь равномерного перемешивания состава. Лишь затем, чтобы ни на что более не отвлекаться, вошла в оранжерею и замерла на пороге, веря и не веря глазам своим.

За вечер и ночь юный мэллорн вырос как минимум втрое. Теперь он не дотягивался до потока лишь на локоть, значительно толще стал ствол дерева, ветви и гуще листва. Зашелестевшая и заблиставшая при явлении эльфийки, она озарила все помещение яркими солнечно-лунными бликами, спорящими с сиянием солнцешаров.

Восхищенная Тиэль первым делом схватилась за приготовленную лейку и напоила питомца, нахваливая, оглаживая и заботливо осматривая его в процессе. Вдосталь испившее воды дерево снова зашелестело кроной, склонило ветви и надолго, минут на семь, укрыло в своей кроне, как в объятиях, приникшую к стволу девушку. Когда оно вновь расплело ветви, возвращая целую и внешне (со спины) невредимую эльфийку, даже черствый Адрис констатировал очевидное:

— Да, золотые ты просадила вчера не зря, я бы сказал, ты их посадила. Этак мэллорн у тебя того и гляди зацветет, а то и плодоносить начнет! Озолотишься!

— Зацветет, — заворожено запрокинув голову к густой кроне, согласилась Тиэль с совершенно безумной улыбкой.

— Эй, ты в себе? Или тронулась от счастья? — попытался встряхнуть мечтательницу заволновавшийся призрак.

— В кроне три бутона. Пока три, — благоговейно выдохнула та вместо ответа.

— И что? — не понял значительности события дух.

— Мэллорн может случайно вырасти вдали от Дивнолесья. Такое случалось прежде, пусть и крайне редко, правда, высота древа не превышала роста среднего эльфа, но никогда такие растения не цвели и не плодоносили, — ответила девушка, обнимаясь с любимцем.

— А у тебя будет, — не понял всей радости и дива черствый Адрис. — Вряд ли кто другой на их рост по десять золотых спускал.

— О нет, многие тратили куда больше, спускали целые состояния, но лишенные покровительства Рощи Златых Крон — живого сердца Дивнолесья, такие отпрыски не могли расти так, как должно. То, что случилось с моим, — это истинное чудо и у меня нет для него разумного объяснения, — весело рассмеялась Тиэль.

За несколько минут, проведенных в оранжерее, она словно сбросила оковы бесконечной усталости, которые стали уже столь привычны, что и вовсе не замечались. Свет упал на лицо девушки, выглянувшее из густой кроны, и Адрис удивленно присвистнул:

— Инеалла Целительница, да ты и сама похорошела знатно. Больше не тощая замухрышка, от которой одни глаза и косы остались, а вполне себе здоровая эльфийка. Худенькая, правда, но не такая, чтоб только глянул и за гробовщиком бежать захотелось, а только чтоб привязать к табурету на кухне и кормить, кормить, кормить, пока не отъешься.

— Это все малыш, — нежно погладила бело-серебряную кору дерева Тиэль. — Он окреп достаточно, чтобы поделиться со мной силой. Теперь и ему и мне хватит вдоволь.

— Малыш, — усмехнулся призрак, оценивая разросшийся мэллорн, — конечно, молодец, но без тебя ничего бы не смог. Кстати, я в растениях ничего не понимаю, но разве такая махина для оранжереи не великовата? Корни, ветки, туда-сюда...

— Растение магическое, — тихо попыталась объяснить девушка. — Оранжерея — его дом, тут мэллорн и будет устраиваться так, как сочтет нужным. Он способен преобразовывать свое окружение... место... на вашем языке нет точного слова. Просто прими, как данность, мэллорн теперь сам делает все вокруг подходящим: температуру, освещение, землю. Его корни способны и из камней сотворить плодородный чернозем... Если малыш на что-то не захочет тратить сил, попросит помощи.

— Тебе виднее, надеюсь, только дом не рухнет, — крякнул Адрис, живо представляя, как камни особняка рассыпаются землей, а на ее гигантской куче гордо позванивает листвой легендарное эльфийское чудо.

— Не рухнет, — рассмеялась девушка. — Особняк ведь и мой дом, малыш это знает.

— Ну-ну, как думаешь, кто реликвии рыжему заказал? — соскочил с такой загадочной, что пухла голова, темы призрак.

— Не знаю, — совершенно спокойно призналась эльфийка. — И гадать не стану и спорить с тобой тоже. Пусть дымом дышат и сами рассказывают.

— Тебе не интересно? — почти разочаровался Адрис, игравшийся с загадкой изрядную часть ночи и жаждавший поделиться своими выводами с подругой, о которой, между прочим, изрядно волновался. Потому, наверное, и забивал голову загадкой пропавших сокровищ, чтобы хоть так отвлечься от тревоги.

— Если только самую малость. Это чужая жизнь, нелепые для меня обычаи и переживания. Тратить на них силы своей души я не стану. Предпочту роль почти стороннего наблюдателя, немного подтолкнувшего процесс, — честно объяснила девушка.

— М-да, пожалуй, тоже забавно выйдет, — поневоле согласился призрак с как обычно странноватыми рассуждениями собеседницы. Остроухая логика подчас ставила его в тупик, но и развлекала побольше всей загадок Примта вместе взятых.

Глава 17. День неожиданных откровений

Экипаж прибыл за эльфийкой в час, считающийся среди знати поздним утром. И без юного барона. В коляске сидел лишь просиявший при виде Тиэль вампир. Хищным зайчиком он выскочил на мостовую и собрался галантно помочь хрупкой деве с посадкой. Дева, как обычно, проигнорировала все мужские потуги на вежливость, рассеянно ответила на приветствие и все внимание уделила осмотру физиономии подопытного пациента. Очарованием клыкастика это, конечно, не объяснялось — травница изучала действие мази и осталась довольна.

Как проинформировал девушку Витальдир, лейдас Кинтер прибыть не смог по очень уважительной причине. В особняк вернулась уважаемая матушка барона, и покинуть ее в разгар семейного завтрака означало лишь одно — грандиозный скандал. В преддверии большого допроса идти на конфликт юный барон не стал. Может, у молодых и горячие головы, но не настолько, чтобы из-за пустяка рассориться с такой, как лейдин Сольмерин.

Тиэль краем уха слушала болтовню вампира, ее интересовало, главным образом, готово ли помещение для расспросов слуг и сами слуги, или барон, озабоченный встречей с дражайшей матушкой, ничего не сделал. Но нет, все приготовления и распоряжения были отданы еще вчера и лейдас Нартар исполнил повеление Кинтера в точности.

Именно громогласный гоблигном встречал коляску с эльфийкой и драгоценной развязывающей язык смесью. Пока Кинтер под благовидным предлогом отделывался от матушки, лейдас провел девушку к кабинету, где к ним и присоединился юный барон, еще не до смерти замученный родственной заботой.

Маленькая жаровня с тлеющими угольками стояла в укромном уголке в приемной. Там же горели предусмотрительно зажженные ароматические свечи, распространяющие приятный, но убийственно стойкий можжевеловый аромат, способный перебить все возможные запахи, кроме, пожалуй, вони экскрементов.

Жаровенка была скрыта традиционной низкой ширмой. За такими принято было размешать небольшой столик с закусками и горячими напитками, могущими понадобиться хозяину кабинета. Во многих знатных домах Примта считалось хорошим тоном подать хозяину легкую закуску и напиток без промедления. Так что сейчас ничего даже менять и переставлять не пришлось.

В отличие от Кинтера, любопытного и горящего жаждой немедленных испытаний, Нартар настроен был решительно и скептически одновременно. Он одобрял задумку, но не верил в ее результативность. Таить своих мыслей гоблигном не стал, так открытым текстом и заявил о сомнениях:

— Неужто на каждого курения твои подействуют как проклятье болтливости?

— Нет. Это проклятье, во-первых, действует не на всех, во-вторых, не мешает врать, в-третьих, столько времени, чтобы выслушать каждого трепача, у меня нет. Снадобье действует иначе.

— Хм-м-м, — протянул недоверчивый лейдас, подергав себя за левую бакенбарду.

Спорить Тиэль не стала, лишь предложила:

— Попробуй, вдохни! — и бросила на жаровенку сущую крупинку из маленькой баночки.

Крючковатый нос зашевелился, его кончик описал целый круг, и Нартар хмуро буркнул:

— Ничего не чую, кроме можжевельника.

— И не должен, — коротко согласилась Тиэль и ласково попросила: — Поведай мне, лейдас, о самом постыдном поступке в своей жизни!

— На стену храма Инеаллы помочился я как-то. Элем полон по уши и вдрызг пьян был. До сих пор вспомнить стыдно. А все Кшихса, плутовка! Тогда она мне в пятый раз отказала. И лишь на шестой за меня пойти согласилась! — охотно принялся рассказывать Нартар, и лишь под конец короткой истории выражение легкомысленного энтузиазма на его физиономии сменилось оторопью с примесью опаски.

Кинтер согнулся в пароксизме беззвучного смеха.

— Вот видишь, лейдас, порошок превосходно действует, а ты не верил, — одобрительно улыбнулась эльфийка, не заостряя внимания на содержании скандальных откровений и личном к ним отношении. Сказать по чести, за такое гоблигнома можно было уважать с полным правом. Если самым постыдным поступком в жизни у него было мелкое хулиганство — осквернение наружной стены храма, то мужчиной он являлся более чем достойным. Неизвестной Кшихсе, прямо скажем, крупно повезло с мужем.

— Да, — крякнул побуревший от смущения Нартар и поочередно дернув себя за обе пышные бакенбарды. — Если в особняке есть сообщник преступника, мы его найдем! С таким-то подспорьем! Что спрашивать-то уже точно знаете? И как оборониться, чтоб самим не нюхнуть и не сболтнуть лишнего?

— Думаю, задавать надо два вопроса. Один прямой: 'Что ты знаешь о пропаже драгоценностей-реликвий в особняке?' и второй: 'Что ты хотел скрыть от барона?' Если на соучастнике есть магическая клятва, которую он не может обойти, второй вопрос это выявит, — поделилась своими соображениями Тиэль. — У жаровни буду сидеть я. Никто из вас не сможет точно и быстро отмерить необходимое количество смеси. И еще, если понадобиться припугнуть тех, кого не возьмет в полной мере снадобье — в редчайших случаях такое случается, — я попрошу помощи у друзей. Думаю, небольшое представление с участием призрака Проклятого Графа и большого паука развяжет язык любому.

— Хм, — снова дернул себя за бакенбарды гоблигном и метнул взгляд на юного хозяина. Тот поддержал идею эльфийки серией энергичных, даже восторженных кивков. Неужели уже успел познакомиться с экзотическими друзьями эльфийки?

После того, как все было обговорено, Тиэль с удобством разместили за ширмой, в кресле рядом с жаровенкой, Кинтер удалился в кабинет, где уселся прямо за стенкой у смотрового глазка, вделанного в ставень скрытого окошка, Нартар встал рядом с дверями, изображая скучающего усердного служаку. Орк и вампир, посвященные в детали затеи и проверенные сразу после гоблигнома, запустили процесс. Об ограблении парочка ничего нового сказать не смогла, а самым постыдным фактом своей биографии почитала именно кражу из Хранилища.

Со всего дома по-тихому, одного за другим, отлавливали слуг и приглашали зайти в кабинет к барону. Сопровождали как бы между делом, но так, чтоб пресечь возможное бегство. Еще несколько проверенных дымком стражников, из тех, в ком Нартар и так был уверен, как в самом себе, взялись за охрану периметра особняка. Попытка смыться тоже могла трактоваться в качестве признания.

Первые 'гости' приемной ничего о краже не знали и скрывали от барона сущие мелочи. Один из лакеев при уборке нашел за тяжеленным шкафом давно утерянную серебряную ложку из набора и утянул домой. Второй повадился вытирать бокалы полотенцем для рук вместо полотнища, предназначенного исключительно для хрусталя. Еще один слуга, повар, отличился тем, что украдкой плюнул в салат Кинтеру и его обожаемой Злитаэль, когда капризница забраковала и раскритиковала первые поданные к трапезе блюда. Мелкие грешки лакеев никого сильно не заинтересовали, а плевальщику рассерженный барон выскочил в приемную и самолично подбил глаз, но не уволил. Уж больно вкусно готовил зараза, когда не плевал в еду!

Адрис, поначалу сновавший по комнате и комментировавший все нечаянные откровения самым ехидным образом, быстро заскучал и задремал бы, коль был способен на сон. Увы, несчастному духу приходилось слушать чужие исповеди!