Встреча с чудом неизбежна. Общий файл

1. Письмо

В бумажных письмах своя прелесть, подумал он. Начать хотя бы с того, что письмо могут потерять на почте.

Нил Гейман. "Сыновья Ананси"

Вернон Дурсль никогда, ни за что не отказывался от своей выгоды добровольно. Поэтому, когда Петунья сказала ему, что в одиннадцать лет Гарри должно прийти письмо с приглашением в какую-то школу волшебства, он сразу начал действовать. Хотя, нет, "сразу" — это, конечно же, преувеличение. Он даже не сразу понял, какое отношение эта школа может иметь к Гарри. Гарри — не волшебник! Он гипнотизёр. А гипноз — это вполне даже научно, применяется в медицине. Но Петунья напомнила ему, что Гарри использует гипноз телепатически, хотя может внушить и вербально. И для внушения ему не нужно погружать человека в транс, достаточно заглянуть в глаза — и мгновенный результат налицо. А ещё он — сын волшебников, которые учились в этой школе.

Вернон вынужден был признать, что жена права. Но это не означало, что он сдастся.

Нет, поначалу он чуть ли не запаниковал. Да и кто не запаниковал бы на его месте! Если Гарри уедет учиться куда-то в Шотландию, Вернон останется без него, как без рук. Он просто лишится опоры. Гарри — курица, несущая золотые яйца, и он не может отпустить его.

С того памятного лета, четыре года назад, он не провёл ни одной крупной сделки без Гарри. Когда они вернулись из отпуска, он запланировал установить ещё одну технологическую линию, открыть новый цех. По мере выполнения его планов росли и аппетиты. Он построил новые склады, открыл филиал на севере страны, расширил ассортимент — кроме дрелей они стали выпускать перфораторы, шлифовальные машинки, строительные пистолеты. И на все деловые встречи он брал с собой Гарри, даже если приходилось ездить в другие города. Никто никогда не возражал против присутствия тихого ребенка, который скромно сидит в углу с плюшевым мишкой. В это время Вернон предлагал внести в договор пункты, выгодные ему. Возможно, иногда вторая сторона потом недоумевала, почему она согласилась на эти пункты, но в целом все оставались довольны — Вернон Дурсль всегда вовремя выполнял свои обязательства. За всё время было только две или три сделки, которые завершились не так, как хотел Вернон. Гарри потом пояснял, что контрагенты не хотели идти на уступки, а он, Вернон, запретил ему внушать людям то, чему они сопротивляются. И Вернон одобрял его решение, подтверждал, что мальчик всё делал правильно. В честности и порядочности Вернона Дурсля никто никогда не должен сомневаться.

Из-за всех этих встреч и командировок Гарри часто приходилось пропускать уроки, но Вернон считал, что получение делового опыта на его работе — лучшая школа. Он никогда не ругал Гарри за плохие оценки, потому что тот старался учиться, в отличие от Дадли, у которого их было не меньше, чем у Гарри, хоть он и не пропускал уроков. Дадли серьёзно увлёкся боксом с восьми лет, после случая с хулиганами, учёба и семейный бизнес ему были не интересны. А Гарри — его правая рука, залог успеха и благополучия фирмы. Именно Гарри он передаст управление делами фирмы в будущем, а Дадли будет просто получать дивиденды, как собственник, пока не образумится и не захочет приникнуть к отцовскому делу. Гарри — вот его детище, как и фирма, которая росла и развивалась вместе с Гарри. Гарри — его талисман, который он оберегал и лелеял. У Гарри свой счёт в банке, куда Вернон отчислял небольшую долю прибыли от каждой сделки, которую помог заключить Гарри. У Гарри модная одежда, красивая оправа для очков, дорогие часы, велосипед с шестью скоростями, ролики, скейтборд, новые игры. Дадли иногда даже завидовал брату — почему всё самое лучшее покупается в первую очередь Гарри. Но умница Петунья объяснила сыну, что Гарри — сирота, его родные мама и папа погибли в автокатастрофе из-за пьяного водителя грузовика, и его нельзя обижать. Тем более, Гарри не жадный, а играть в приставку и смотреть видики интересней вдвоём.

Зарождающуюся панику Вернон быстро подавил. Он не допустит, чтобы Гарри получил это письмо. А в том, что Гарри, прочитав письмо, захочет поехать в эту дурацкую школу, он не сомневался. Во-первых, одиннадцатилетний мальчишка никогда не откажется от волшебства и приключений, во-вторых, он не будет чувствовать себя странным среди таких же детей, и, в-третьих, там учились его родители.

Хорошо, что у него было время, чтобы предотвратить получение этого письма. Первое, что пришло в голову — переехать. Вернон давно об этом думал — мальчики росли, и дом требовался просторней. И он купил новый дом, подальше от Литтл Уингинга — в восточной части Суррея.

Переезжая в новый район, Вернон ещё подстраховался. Задумываясь о дальнейшем образовании мальчиков, он точно знал, что Дадли будет учиться в частной школе-пансионе Смелтингс, где когда-то учился сам Вернон. А Гарри он хотел оставить при себе, т.е. отдать в государственную школу, и, не потому что он хотел сэкономить на его обучении, а потому что Гарри всегда нужен под рукой. Его это немного смущало, но он оправдывал себя, что Гарри не нужно будет искать место работы, для него есть место в " Граннингс", и оклад он ему не пожалеет. А тут ему ещё пришла мысль, что в школу закрытого типа, не возьмут ребёнка, нуждающегося в постоянном присмотре. А эта школа волшебства, как рассказала Петунья, очень даже закрытого типа, родителей туда не пускают. И, конечно же, туда не примут нездорового ребёнка.

Когда Вернон решил завести счёт в банке на имя Гарри, выяснилось, что у ребёнка нет никаких документов. Гарри Джеймс Поттер вообще никогда не существовал в этом мире. У Петуньи была когда-то сестра Лили Эванс, но она исчезла из этого мира ещё до окончания школы. У них не было никаких доказательств, что Гарри — племянник Петуньи, Гарри даже внешне не был похож ни на кого из семьи Дурслей. А ещё скоро мальчику исполнится семь лет, и нужно будет записывать его в школу, а без документов это будет затруднительно. Потребовался бы не один месяц, чтобы оформить все документы на Гарри. Но больше всего Вернон с Петуньей боялись не бюрократического ада, а того, что у них могут отобрать Гарри. Тогда они быстро сообразили, что Гарри сам поможет себе. Вернон пошел с ним в городской совет, Гарри похлопал глазами перед инспектором и через три дня у них был на руках весь набор документов.

Перед отъездом из Литтл Уингинга Вернон с Гарри снова зашли к этому инспектору, и в этот же день получили документ, что Гарри инвалид, и по здоровью не в состоянии учиться в школе, а может находиться только на домашнем обучении, под присмотром опекунов. Вернон объяснил Гарри, что эта справка — на всякий случай, если кто-то из контрагентов начнёт интересоваться всерьёз, почему Гарри всё время с ним. Гарри, конечно же, поверил, ему, похоже, это было неинтересно.

И Вернон успокоился, почти на год забыв о какой-то дурацкой школе. И даже в день рождения Дадли не придал большого значения, когда Гарри вдруг странно зашипел, разглядывая удава в зоопарке. Они с Дадли уже пошли прочь от клетки с неподвижной змеёй, когда он услышал громкое шипение. Обернувшись, Вернон увидел, что шипение издавал Гарри, а удав поднял голову и уставился на Гарри. Вернон велел племяннику прекратить шипеть и идти с ними.

— А я шипел? — изумился Гарри, догоняя кузена и дядю.

— Ещё как, — уверил его Дадли, — как спущенная шина.

Такое странное поведение Гарри удивило Вернона, но он быстро выкинул это из головы.

А через месяц он повёз Петунью и Дадли в Лондон покупать школьную форму. Они звали с собой и Гарри.

— Нет, спасибо, я лучше видик посмотрю.

— Опять зрение портить! — возмутилась Петунья.

Во втором классе у Гарри стало садиться зрение. Окулист сказал, что у Гарри наследственная предрасположенность к близорукости и нужно обязательно носить очки и меньше смотреть телевизор, чтобы не провоцировать дальнейшее ухудшение зрения. Ему купили две пары очков — повседневные и для спорта, с пластиковыми линзами в круглой оправе с дужками-пружинками, чтобы не слетали с головы. Сначала Гарри отказывался покупать эти "бабушкины" очки, но его убедили, что в таких очках ходил Джон Леннон, и он согласился. Вернон боялся, что очки станут преградой для гипноза, но, то ли Гарри с возрастом совершенствовался, то ли линзы усиливали его внушение, в результате вышел обратный эффект. Взгляд Гарри действовал почти мгновенно, и он практически перестал уставать от гипноза.

— Без нас никаких видиков, — отрезал Вернон.

— Ну, хорошо, не буду.

— Тогда уберёшь все ветки возле кустов, которые вы вчера с Дадли раскидали во время стрижки кустарника, — сказала Петунья.

— Это Дадли в меня кидался ветками, я только отстреливался!

— Ага, как пулемёт, — подтвердил Дадли.

— Мы вместе уберём, когда Дадли вернётся, — пообещал Гарри, — а я без вас велике погоняю, хорошо, тётушка? — спросил Гарри, заглядывая Петунье в глаза.

— Гарри, даже не думай! — прикрикнул на него Вернон.

— Даже не собирался, — надулся Гарри, — я бы никогда.

— Знаю я это никогда.

— Один раз только и было, — сказал Гарри.

— Один раз попался, — ответил Вернон, — а о чём я не знаю?

В прошлом году Дадли поставил подножку однокласснику, тот сильно ушибся, упав с лестницы, и учительница велела Дадли пригласить Вернона в школу. Когда Вернон пришёл на встречу, учительница очень удивилась, потому что была уверена, что не вызывала его. Он очень досконально расспросил о поведении обоих мальчишек, и у него закрались подозрения, что Гарри гипнотизирует бедную учительницу, чтобы она не вызывала его в школу из-за плохого поведения Дадли. Дома он провёл пристрастную беседу с Гарри и выяснил, что тот действительно внушил учительнице не вызывать его в школу, но очень неудачно, потому что подошёл к Дадли и учительнице после того, как она велела пригласить отца, а Гарри этого не знал и загипнотизировал её. Дадли передал просьбу учительницы отцу, когда Гарри играл у себя в приставку и ничего не слышал. У Вернона было подозрение, что это не единственный случай, но Гарри больше ни в чём не признался. Свой поступок он объяснил тем, что Вернон сам просил его заботиться о безопасности Дадли, а он боялся, что дядя того накажет. Что, интересно, когда Вернона вызывали в школу из-за поведения племянника, Гарри не пытался предотвратить это, и Вернону частенько приходилось покаянно выслушивать жалобы учительницы на Гарри. Почему Гарри не защищал свою безопасность так же, как Дадли, он объяснил тем, дядя его жалеет и не наказывает строго. Вернон был очень рассержен и наказал их обоих очень строго. Гарри клятвенно обещал, что никогда не будет применять гипноз на учителях и тем более родных.

— Правда, я больше ни разу.

— А кто велел Майклу Коннору пригласить на свидание кассиршу Мэри из супермаркета?

— Ну сколько можно повторять — он сам! Ты же видел, как он на неё заглядывался, когда мы стояли за ним в очереди.

— Он постоянно на неё заглядывался, но только когда ты, купидон, встал за ним в очередь, решился её пригласить.

— Набрался храбрости, значит. А я тут не причём! И ни какой я не купидон!

— Ну, хорошо, я верю тебе, святой Валентин. Кстати, как у них дела?

Гарри недовольно фыркнул.

— Откуда мне знать.

— Дело движется к свадьбе, — ответила Петунья.

Гарри закатил глаза — только не обвиняйте в этом меня!

— В общем, решай, — вернул разговор к первоначальной теме Вернон, — или ты едешь с нами, или убираешь в саду и достригаешь кустарник до конца ограды. Выбирай, — сказал Вернон.

— Это нечестно! Тётя не говорила, чтобы я один стриг кусты. Правда, тётя?

— Тогда езжай с нами.

— Нет, терпеть не могу эти магазины.

— Хорошо, когда всё сделаешь, покатайся на велосипеде или скейтборде. И никаких видиков.

И они уехали — Вернон на работу, Петунья с Дадли покупать форму.

Вечером Дадли вышел в гостиную в своей новенькой школьной форме: бордовом фраке, тёмно-оранжевых бриджах и соломенной шляпе канотье. В руках у него была трость с набалдашником. Дадли был немного смущен.

Вернон испытал такое трепетное чувство, которое приходит, когда понимаешь, что в этом и было твоё предназначение, и всю жизнь ты шёл к этому моменту. Петунья запричитала, что не может поверить, какой Дадли стал взрослый и красивый, а у Вернона даже голос охрип от волнения, когда он сказал, что это самый торжественный момент в его жизни. И тут вошёл Гарри. Он пристально осмотрел Дадли, потом задрожал всем телом, как при последней стадии болезни Паркинсона. Его трясло несколько секунд, так что Вернон решил, что ему плохо. Не в силах больше сдерживать смех, Гарри громко захохотал. Схватившись за живот, он согнулся пополам. Немного успокоившись, он спросил сквозь слезы, выступившие от смеха:

— Это шапку сняли с огородного чучела?

— Это не шапка, а шляпа, называется канотье, — серьезно ответила Петунья.

— Канапе, ха-ха.

Дадли окончательно смутился.

— Традиции школы восходят к началу века, в том числе и форма, это полная парадная форма, и конечно, на уроки канотье надевать не надо, и фрак тоже необязательно, — пришлось объяснять Вернону.

— А вы уверены, что правильно подобрали размер, разве брюки должны быть такой длины? — невинно спросил Гарри.

— Эти брюки называются бриджи, они должны быть именно такой длины, — пояснила Петунья.

— А ты не замёрзнешь в этих чулочках? — участливо спросил Гарри.

— Гарри, прекрати! — Вернон начал закипать.

— Это не чулочки, а гольфы, — снова пояснила Петунья. Она всё воспринимала серьёзно и не понимала, что Гарри находит в новой форме смешного.

— Просто он такой забавный в этих гольфиках и бриджах, — сказал Гарри и снова засмеялся.

— В старших классах все ходят в классических брюках, — сказал Вернон.

А Дадли замахнулся на Гарри своей палкой.

— О, классная штука, — оценил трость Гарри. — Будете драться, как на шпагах. Дай посмотреть.

— Что, завидно стало? А вот не дам, — ответил надутый Дадли.

— Ну, пожалуйста, — заканючил Гарри.

На следующее утро Дадли спустился на завтрак со своей тростью. За завтраком Петунья велела Гарри ещё раз пройтись с ножницами вдоль кустарника, вчера он оставил огрехи.

— Пусть теперь Дадли стрижёт, он вчера ничего не делал, только наряжался.

— Ты должен учиться делать свою работу хорошо, не переваливать на других, а тебя вчера, кстати, звали в Лондон, ты сам выбрал стрижку, — назидательно сказал Вернон.

— Эй, Дадли, дашь мне своё канапе, чтобы голову не напекло.

— Канотье, — поправила его Петунья.

Из прихожей донёсся щелчок, открылась заслонка почтовой прорези, и на дверной коврик шлёпнулись письма.

— Гарри, принеси почту.

— Пусть Дадли принесет. Вчера я ходил. Правда, Дадли? — Гарри уставился на брата.

— Гарри! Не смей.