Волчица и летающий голиаф

Седой торговец похлопал по развернутому списку миров.

— ...Появилось только потому, что дочка не хотела моей смерти? Посмотри, сколько заплачено за каждый мой день, за каждый вдох сверх отпущенного судьбой! Мне плакать или молиться? Что я могу сделать в ответ?

Хоро похлопала мужа по руке:

— Не заводись.

— И не думал, — улыбка оказалась ясная; капитан увидел вовсе нестарого человека, задумчиво скребущего небритый подбородок на фоне темно-синего леса, и взгляд... Какой был взгляд!

Лоуренс повернулся и вышел.

— В самом деле, — Хоро восстановила хорошее расположение духа, — тебе же понравились девчонки. У кого-то из них есть парни. Но ведь у кого-то и нету. Диалектика!

Капитан откинулся на скрипнувшую спинку:

— Молодые, здоровые. В их возрасте некрасивых не бывает. Еще и делом заняты, истребляют опасных зверей. Жизнью рискуют, причем без дураков, причем не для пустого удовольствия. Как они могут хоть кому-то не понравиться?

— Что-то я в твоем голосе слышу...

— Хоро. У меня был брат. Младший. Я вот про немцев упоминал. С ними была война. Дети тоже воевали. Оружие не носили. А вот разведывать ходили.

— Понятно, — вздохнула Хоро. — Его убили.

— Точно, — опустил глаза капитан. — Только его убили наши. Потому что данные мой брат собирал для немцев.

— А?!!

Капитан смотрел на светлую полосу фонаря.

— Деревню сожгли, людей загнали в сарай и перебили. Мне повезло, я с утра в лес уходил. Вернулся — увидел. Думал, и брат. А он пошел в другую сторону. И вот, когда эта мелочь в голубом платьице вышла защищать сестру...

Капитан сжал пальцы — карандаш в них лопнул, грифель упал и тихо-тихо защелкал по натертому паркету.

— Я-то своего брата защитить не смог. Мне потом пришло извещение. Взяли его с поличным. Как умер — думать не хочу. Мог я что сделать? Мог, надо было его везде с собой таскать. Взял бы тогда в лес — и не попал бы он в облаву. Я не хотел: слабый он был, вечно задерживал меня, хныкал...

Капитан поднялся:

— Опять я тебя расстроил. Тебе надо людей знаешь откуда? Из мира, где много кино со взрывами. Общее количество взрывов константа. Или взрывы на экране, или на земле. На экране лучше. А у нас, в кого ни ткни, все ошпаренные. Каждому по свежему ожогу попадает.

— И ты с этим живешь...

— Я не с этим! Я с двумя руками, ногами — а не всем так везет, ой как не всем! Здоровый, сильный, у меня почетная служба, высочайшее доверие. Серов ручался за меня лично — тебе даже не представить, что это значит. Космонавтов у нас в Союзе скоро будет сотня, а я вот единственный и неповторимый. Мне жаловаться — судьбу гневить. Тебя огорчил, жалею. Но вы же хотите считать меня своим? Так знайте: мне ребенок с оружием, тем более, девочка — пощечина. Не сумел, не справился, не защитил!

Перед выходом капитан развернулся. Против ожидания, Хоро увидела вполне спокойное лицо.

— А девчата, конечно, миленькие. Кто бы спорил!

И прибавил:

— В тире будем с Эйлудом. Сегодня пробуем вторую схему, завтра третью. А больше трех схем не надо, в боевых условиях перепутать можно.

Через левое плечо повернулся и пропал под аркой.

Когда Хоро выровняла дыхание и подняла глаза от стола, под аркой уже стоял Свидетель Канона:

— Мальчик правильный вопрос поставил. Я тоже не понимаю, почему ты не берешь хорошую роль? Как там у Еськова: “космические приключения Командора— кремень-мужика, Стажера-недотепы и Ксеносоциолога красавицы-дзюдоистки, разносящих из бластеров киборгов-убийц, дабы не дать Империи Тоталитарной Железной Звезды пустить в ход Большой Схлопыватель Пространства”... Умнейший же автор! Плевать, что ты не дзюдоистка, главное — красавица. По меркам Ремнанта, выйдет аккурат команда HELM: Хоро, Эйлуд, Лоуренс, Миа.

Свидетель подошел к столу, поворошил бумаги, не обращая внимания на оскалившуюся собеседницу:

— Зачем тебе заумные беседы! Тоска зеленая! Бластеры ты знаешь, где купить.

Хоро не произнесла ни слова, и Свидетель пошел в другую сторону:

— Да, да, понимаю: Лоуренс уже не прежний. Но у вас же теперь есть этот... Капитан Очевидность. Составьте команду HOME: Хоро, Obvious, Миа, Эйлуд...

Свидетель подмигнул:

— И вообще, капитан помоложе будет, а ты же и вовсе бессмертна. Любовь-измена тема вечная, вокруг замены буковок в команде столько накрутить можно!

Змеиным движением Свидетель отпрянул от удара, с места спиной вперед отскочил в дверной проем, откуда крикнул:

— Крутись, как хочешь — а киборги-убийцы уже оплачены!

После чего отступил в тень и через мгновение вышел из нее в углу кабинета Лоуренса. Оправил на себе длинное лиловое церемониальное одеяние высшего чиновника Страны Цветных Облаков, шагнул на середину кабинета, дождался, пока Лоуренс тоже поднимет на него взгляд от бумаг. Поклонился девятичленным церемониальным поклоном высшей вежливости, прошелестел вкрадчиво:

— Как говорят в землях, откуда вы родом — “Вы заключили сделку с адом”. Их посланец моложе и сильнее вас. Такой союзник рано или поздно погубит вас и ваш дом. Зачем ждать этого, если можно убить его первым?

Лоуренс ответил почти ласково:

— В стране, откуда я родом, говорят и другое: “Я все равно умру. Все, что я построю, рано или поздно рухнет. Мои дети будут либо достойны меня, либо нет. А если я начну убивать не для дела, а от страха, то моя жизнь, может быть, станет длиннее, а может и нет. Но вот моей она точно быть перестанет”.

Лоуренс позвонил в колокольчик и приказал вошедшему “садовнику”:

— Запомните, как выглядит господин. Особенно цвет глаз. Проводите. А если появится еще раз, убейте.

Поглядел в черные бессветные глаза твари, нашел в себе мужество улыбнуться:

— Вы же сами советуете: зачем ждать, если можно... первым.

* * *

Первым заговорил Свидетель; Мия слушала, оперевшись о резную панель стены. Свидетель улыбнулся беззлобно, чуть устало:

— Мы с тобой давно знакомы. Обойдемся без театральщины. Вот смотри, с кем вы теперь в союзе. В последней войне у них было только танковых армий шесть, и десять саперных, и восемнадцать воздушных. А общевойсковых семьдесят. И этого им едва хватило, противник был такой же. Набрать полста скакунов наука нехитрая, малое войско легко и выучить, и обеспечить уникальной техникой, и завалить выше головы ресурсами. А выставить массовую призывную армию, кроме них, умели только немцы. Армия стоит не на героях. А просто скомандовали — на бруствер! И рота встала и побежала. Хрен там пулемет, хрен там фугасы... Из полусотни до немецких траншей добежит человек тридцать, но там уже пофиг. Доходило, что горло зубами рвали...

— Брешешь! Неудобно же!

Свидетель оскалился:

— Чего это неудобно? Во так ему голову его же автоматом отжимаешь, подбородок вверх, и зубами вот сюда! А что тебе за эти четыре выдоха ножом кишки вынимают, в азарте не чувствуешь. Такие пары часто после боя находили. Кому шомпол в глаз, чтобы до мозга дошло. Кому лопаткой поперек шеи. А на губах улыбка: не один ушел, врага забрал... Чтобы проняло, надо в печень бить, тогда боль такая, что даже крикнуть невозможно.

Сплюнул и отчеканил:

— Ты. Точно. Хочешь. Чтобы. Это. Было. Здесь? Хватит! Блядь, хватит! Пусть это в самом деле будет иной мир!

* * *

-... Мир, где зло уже победило, и теперь люди выбирают — умереть стоя, или подлизываться к черным и жить. На коленях, но жить. Люди Ремнанта не могут расширить зону обитания, не осваивают четвертый континент, не выживают в землях гримм. Хотя по технологиям едва ли не выше всех, нам известных миров. О чем это говорит? О том, что люди проигрывают. Или уже проиграли. Какой же человек там нужен? Мягкий и добрый? Но мы торгуем пряностями, а не жертвами для искупления грехов. Тем более, в масштабах целого мира. Диванная болонка нас не спасет!

— Мама, нам точно нужен именно этот парень?

— Ты решила послушаться Свидетеля?

— Нет. Просто у меня ощущение из анекдота: “как ни собираю — все равно пулемет получается”.

— Эйлуд пришел таким же — ты не можешь не помнить. И у капитана это пройдет. Капитан был человеком войны, когда шагал в наш портал. И он вышел именно в Кленовую Осень, именно к жатве, потому что был человеком войны. Война сочится из него каждый день, как нагар из микротрещин ствола. Впервые вижу человека, отпотевающего прошлым.

— Только чистить его некому — проворчала Мия. — Ты просила найти ему девушку, и я отвела его в заведение Кочини-сан. А уж она-то мужиков перевидала во всяких позах и любых званий: от бродяг до местного императора. Собственно, нам ее сам император и рекомендовал.

— Каков же диагноз?

— Меч, а не бич.

— Я бы сказала: чайник с винтовкой. Уж так он улун хлещет, как бы теином не отравился... А меч, пожалуй, и неплохо еще. Ведь и наш Эйлуд — отмороженный драгун Южной Стражи.

— Эйлуд наездник, удалец, лихач. А капитан убийца. Снайпер почти всегда видит в прицеле лицо жертвы!

— Доченька, за наш с тобой век можно, кажется, научиться управляться и с тем, и с другим.

— Управляться? Хм...

Мия загибала изящные пальцы:

— У Руби Роуз оружие называется “Крещент роуз”. Крестная Роза, или Розовый Крест, я не сильно знаю этот язык. У Жана “Кроцеа Морс” — Смертельный Крест, или как-то так. У этой Сяо Лунг, что тебе так понравилась, даже рукавички с именем. “Эмбер Селика”, Янтарное что-то там. Вот с чем управляются наши новые знакомые.

— И что?

— А капитана ты давно называла по имени?

Хоро задумалась. Мия произнесла тихо:

— Даже у меча есть имя. А человек безымянный. Как пуля! Свидетель не соврал: в мире капитана жизнь человека дешевле патрона.

— Обманывать чистейшей правдой — великое искусство; Свидетель Канона умен, в чем-то даже благороден. И все же он враг.

— Почему?

— В войну играют недоросли. Взрослые играют в мир.

* * *

Мир тихо, торжественно проворачивался под половинкой растущей луны. В чистом до звона воздухе конца лета четко и ярко горели звезды. Вечером звездное небо стояло так — а теперь, под утро, несколько показанных капитану созвездий уже провернулись в иное положение... Когда-то у человечества был только этот громадный циферблат. Капитан посмотрел на собственное запястье, на ровный зеленый свет стрелок.

Собственное свое земное небо капитан поневоле выучил — кто бы дал часы пацану, когда они не у каждого взрослого водились; так и считали время в засадах, по ручке Большого Ковша... Теперь, выходит, нужно учить иное небо. А потом еще одно, и еще, и еще. Так стоит ли этим заниматься вообще?

Или сразу признать: мир неохватен, непознаваем, удовлетворимся его частью?

На песчаных берегах Архипелага — как говорил советский посол: “Исторические места, молодые люди. Отсюда сам Одиссей отплывал к стенам Трои!” — вот на этих самых исторических пляжах и скалах человечество уже переживало начальную школу цивилизации. Все сидели по клетушкам, вожди правили, мудрецы смотрели вдаль и высказывали осторожные догадки, что в смутной дымке могут быть еще острова. Самые же смелые говорили — а на тех островах могут быть и люди! — но над ними смеялись.

И тут приходил корабль. С жителями других островов! А в команде корабля были даже люди с материка! С материка, где земли полно, где пресной воды залейся, где не нужно драться за последнюю засыхающую смокву на острове, за кусок лужайки под выгон!

Зато и звери на материке тогда водились такие, каких не могли прокормить острова. Зато и враги на материке исчислялись такими числами, которых не могли вообразить себе жители островов.

Часть островитян закрывала голову руками в ужасе; другая же часть острила колья, обжигала концы их на костре, изводила последнюю рощу на обшивку черного крутобокого корабля, садилась на весла... “Мы ли прославим кого — или сами мы славу добудем!”

Если взять объективно, думал капитан, окружение человека небольшое. В повседневной жизни — дом, работа, на выходных дача или кино, ну там — зоопарк, аквапарк, на машинках детей покатать, флипом порулить, ощутить себя Чкаловым... А потом-то снова на работу. Вот он, радиус того кружочка на схеме Хоро. Далекие страны существуют разве на полотне киноэкрана, да вот еще в уме. Корень из минус одного: смотри сколько угодно, а руками не тронь.

Что значит: попасть в иной мир? Отбрасываем сразу все миры, где человек существовать не может: повышенная гравитация, отравленная атмосфера, жар, холод. Выходит, есть смысл попадать в сходные условия. Насколько сходные?

Капитан шагал по широкой ночной улице между высокими сплошными заборами. Время от времени в беленых стенах попадались темные громадные ворота; и ворота, и сами заборы накрыты были черепичными крышами. Чинно, вот верное слово. Улица мощеная, камень хорошо пригнан — а хоть бы травинка! Хоть бы кактус в керамическом горшке! Соседние улицы такие же — на Земле хотя бы таблички с названиями улиц имеются.

Капитана бросило в пот. Имеются! В каждом городе имеется улица Ленина, Строителей, Тенистая, Виноградная. По телевизору все районы новостроек похожи друг на дружку словно капли воды. Допустим, спьяну — уж в этом точно никакой фантастики! — человек покупает билет, например, вместо Москвы — в мать городов русских или там в колыбель революции. Всю дорогу, понятное дело, спит. В состоянии понедельника вываливается на перрон, и командует, скажем, таксисту: “улица Строителей, девять!” Водитель его доставляет в такие вот новостройки, вояжер наш поднимается на этаж... А там совсем иная квартира, иная семья, иные связи-знакомства-увлечения. Иной мир! Это же какая драма! И ни на какую Альфу Центавра лететь не нужно!

Надо не забыть потом дома рассказать — отличное кино может получиться... Капитан замер на полушаге и опустил руку в правый карман. Револьвер был на месте; капитан провернул барабан ощупью, поставив под курок светозвуковую “хлопушку”.

Из проулка слева тонким ручейком появились пятеро. Видимо, услышали, что прохожий остановился. Здешние прохожие вполне могли почуять засаду — каждый второй таскал при себе меч, каждый третий пускал его в ход. Не удалось набежать со спины с воплями — что ж, можно и попросту.

Пять молчаливых амбалов перегородили улицу, с легким шорохом вытащили прямые мечи длиной в руку. Луна светила им в спины; резкие черные тени закончились точно у носков капитанских ботинок. Напасть на человека, не мешая друг другу, могут одновременно не более четырех рубак. Или шестерых мастеров — только шестерых мастеров разве что император здешний оплатить способен. Обычные разбойники на дело ходят вчетвером, а пятый — вожак. Вот он и стоит несколько поодаль: полководец, резерв и заградотряд в одном флаконе.

Вожак осмотрел одиночку. Длинное и прямое нигде не торчало; луна хорошо высветила обычного мужчину, без меча или там чекана... Пускай силач — но их пятеро!

Тут под луной заблестел прошитый серебром жесткий шарфик ночного странника. Вожак выругался, вбросил в ножны прямой меч-цзянь и проследил, чтобы оружие убрали все. Чуть поклонился, показал путешественнику пустые ладони.