Кордон

— О, это прекрасно! Тогда, если не затруднит, то расскажите своими словами, что видели. Я читал все бумаги, — полицейский с опаской отпустил с повода правую руку, продолжая крепко держать левой, коснулся саквояжа, который был привязан к седлу. Лошадь чуть взбрыкнула крупом, юстиц-гауптман тут же вцепился в поводья обеими руками.

Лошадей, с учетом мещанско-городского происхождения группы, Вацлав подобрал смирных. Но, по мнению Анджея, проще было отправить следователей пешком, или свалить кулями в телегу — разницы никакой. А то и загрузить голема пана Ежи, да пустить по буреломам скорым маршем — для осознания пограничного колориту, так сказать.

В любом случае, толку было бы больше.

— Да вроде и нечего рассказывать, господин юстиц-гауптман. Кроме того, что у меня руки чесались не раз, всех тамошних обитателей перестрелять.

— Что ж, — улыбнулся полицейский, — я вас прекрасно понимаю. Работа с социальным дном всегда сложна. Иной жлоб начинает говорить только после того, как сломаешь ему нос. Воспринимает как пароль и приглашение к беседе А уж потом поет соловьем!

Анджей кивнул, радуясь, что благородное происхождение уберегло от близкого знакомства с кулаками полиции.С другой стороны — он и не запирался при аресте. Сложно юлить, когда тебя ловят рядом с двумя обезглавленными трупами, которые завернуты в ковры из твоего родового имения. Трупами любовницы и её тайного воздыхателя, гнома-полукровки из Верзанди. Судя по следственным протоколам и затолканным в перерубленную трахею документам — до обезглавливания полугном работал то ли финансистом, то ли бухгалтером. .... Анджей поёжился, возвращаясь от воспоминаний. Эх, еще бы чуточку времени! Вряд ли полноводный Истр отличается характером от Лабы. Все большие реки жадны, все не спешат расставаться с добычей. Но не успел.

Юстиц-гауптман, не замечая отстраненности Анджея, продолжал беседу, делясь секретами удачных дознаний. Прапорщик механически кивал, постепенно сползая в полудрему от монотонной дороги и не менее монотонного рассказа. Заснуть, впрочем, не удавалось. Болело рассаженное плечо, время от времени накатывали тошнота и звон в ушах — последствия стрельбы из чудо-винтовки. Легкая контузия, определенно. И, что совсем обидно, заработанная по собственному желанию...

Под заунывное бормотание юстиц-гауптмана, чье имя Подолянский благополучно забыл, следственная группа наконец прибыла к воротам Старой Бгановки. Неласковое зимнее солнышко давным-давно село за горизонт, мир погрузился во тьму.

Ворота, как и в прошлый раз, никто не открывал. Заезжие гости с уважением глядели на мощные бревна.

— Господин юстиц-гауптман! Хочу, чтоб вы знали!

— Да? — повернулся к Анджею полицейский.

— Я сейчас буду стрелять.

— Стрелять? — удивился гауптман, тут же сунул руку под сюртук. Ловилы мгновенно повторили жест начальника.

— Вместо дверного молотка, — разъяснил Анджей, не удержавшись, впрочем, от легкой заливки колокола [Практически забытый в наше время фразеологизм, намекающий на откровенное вранье без цели наживы, сугубо красоты для], — как здесь принято. Раньше вообще фальконет на телеге возили. Когда под дождем приезжали — сплошные мучения выходили.

— Пасторальная простота нравов! — восхитился полицейский. Вынул ладонь с револьвером из под сюртука, с взведенным курком, положил на колено. — Жаль, что такие порядки нельзя завести в нашей клоаке. Не поймут и не оценят!

— Личности низких моральных категорий и сугубое быдло, — не стал спорить Анджей. Вынул револьвер из кобуры, не спеша взвел курок, выстрелил поверх бревенчатой стены палисада.

Глава 8

'Ловилы' на конях ежесекундно озирались по сторонам, ни один не снимал ладони с кобуры. Анджей почувствовал легкое злорадство. Бойтесь, бойтесь! Тут вам не каменные джунгли, тут дикий лес. С орками, медведями и прочими аборигенскими кунштюками.

На смену злорадству пришло веселье. Полугода не прошло, как Анджей, столичного полка гвардеец, точно также шалел от местных реалий. А сейчас, поди ж ты, взаправдашний пограничник! Даже городских не любит, на диво.

Минут через десять томительного ожидания, нарушаемого неодобрительным сопением полицейских да граем птиц, в полуверсте от мызы, Анджей начал задумываться, не потратить ли еще пулю. Растрощить, к примеру, бараний череп над воротами?.. Останки рогатой головы спас мелькнувший на вышке силуэт. Над 'фольварком' разнесся дикий, орку впору, визг:

— Пеньки понаехали! С лягашами [Представителей МВД обыватель ни в одном из миров не любит...] какими-то!

— Удивительно свободные нравы у вас тут, — с легкой грустью произнес юстиц-гауптман, косясь на вышку.

— Всякое случается, — дипломатично отозвался Подолянский, убирая револьвер в кобуру, — сами понимаете, кордон.

— Понимаю, — тяжело вздохнул полицейский и опять стал удивительно похож на пожилого учителя, озабоченного плохой успеваемостью класса.

Местные толпились у прохода — всей мызой встречать вышли, что ли? Не успели гости въехать во двор, как под копыта Барабашки кинулась молодка в цветастом платке.

— Пан офицер, пан офицер, как там Матиуш мой, пан офицер?! Что с ним? Трое у нас! Живой он?!

Анджей спрыгнул на землю, отметил краем глаза, как перекосило на миг юстиц-гауптмана — в прищуренных глазах следователя явственно читалось желание отстегать нагайкой холопку — подхватил упавшую на колени дурную бабу. Вздернул за шиворот, поставил на ноги, борясь с желанием влепить затрещину. Здесь Анджей желания гданьского 'лягаша' разделял.

— Ты что, дура, делаешь? Детей одних оставить хочешь, под копыта прыгаешь, пизда твоя маты?

— Ааааа... — вместо ответа совершенно нелогично завыла на одной ноте жена Матиуша, размазывая слезы по щекам.

Граничары неодобрительно заворчали. И хрен этих медведяк поймешь, то ли бабу осуждают, то ли шепотом пограничников херами обкладывают. Есть в суждениях гданьского полицай-гауптмана некоторая рациональность, есть! Только поголовные расстрелы спасут честь мундира!

— Отставить слезы, — рыкнул Подолянский, отталкивая Матиушову бабу в толпу. — Жив твой душегуб! Жрет в три горла, да скулит как щен.

Бабу приняла в душные объятия толпа. Вытерли слезы, соседки со свахами взяли в кольцо, непрестанно забормотали что-то на ухо. Молодка притихла.

Добившись тишины, Анджей оглядел граничаров. Кивнул хуторскому молодчику, единственному уцелевшему из рода Бганов по мужской линии — парню на пару лет старше, чем Подолянскому. Бгановский старшак тут же шагнул к прапорщику, сдернул картуз.

— Вечер добрый, Володимере, — поздоровался Анджей, протянул ладонь. Бган пожал ее двумя руками, уронив шапку под ноги.

— Подними, не позорься, — Анджей взял старшака за плечи, словно приобнял, наклонился, зашипел на ухо, — Вон тех вот офицеров видишь? — Не долго думая, произвел в офицеры всю группу. Кто их знает, тех полицейских, упыряк казенных, что у них со званиями. У МВД все не как у людей... Вдруг, все князья, как один? Вон, тех же Беклемишевых вспомнить — рожи каторжные, а при титулах чуть ли не от Ягайлы с Пястом [Ягайла и Пяст — легендарные отцы-основатели Великого Княжества Литвинского и Русинского, кое по прошествии многих сотен лет стало славной Республикой Литвинской, потеряв не только монархический строй, но и земли, населенные русинами]...

— Вижу, как не видеть, — кивнул Володимир, косясь на юстиц-гауптмана. — Пышные та зацные, таких не прокормишь. Ряхи ширше газеты!

Анджей ухватил граничара за загривок, наклонил к себе и тихо произнес:

— Раз видишь, то хорошо. А теперь слушай. Они приехали убийство расследовать.

— Матиуш за общество встал! — Старшак дернулся, но из захвата Анджея было не вырваться.

— Не про душегубца вашего разговор, с ним сами решим при случае, если глупить не станет, — нахмурился Анджей, — они по другие цели. Разбираться будут, отчего родня твоя с ума сошла. Не мешать, уважать, помогать всемерно. А там и Матиушу послабление будет...

— Ну так... Мы начнем? — юстиц-гауптман перешел на громкий начальственный тон. — А то вы, господин прапорщик, беседуйте, беседуйте...

Толпа вокруг стояла с угрожающей молчаливостью. Хмурые лица, сжатые кулаки, взгляды исподлобья. Полицейским тут никогда не были рады — но юстиц-гауптман плевать на это хотел. Он прибыл на место преступления и уже весь извелся в предвкушении. То понятно, протоколы читал, знает, где что происходило, в поводыре более не нуждается

— Конечно, господин юстиц-гауптман! — откликнулся Анджей. — Вы же старший, вам решать, когда удобнее.

— Если освещение надо, я сейчас прикажу, бабы факелов нанесут, — зачастил Бган, растирая покрасневший загривок. — Керосинки есть, опять же.

Но полицейские обошлись без факелов. У двух 'ловил' нашлись новомодные аранийские фонарики на электрических батареях. Света они давали мало — но юстиц-гауптману, что с бульдожьей неотвратимостью направлялся к месту происшествия, хватало. Недостаток освещения следователь компенсировал блеском азарта в выпуклых глазах.

Володимир с тоской оглянулся.

— По сторонам не зыркай, — очень ласково попросил Подолянский.

Молодой старшак обреченно кивнул.

— Чтобы в лучшем виде мне тут. Кормить, поить, девок подкладывать, препятствий нисколько не чинить. Ферштейн?

— Яволь! — ответил Володимир, тоже, как оказалось, знающий йормландский.

— Вот и хорошо.

Подолянский кивнул старшаку, хлопнул по плечу одобрительно. Бган отшагнул, растирая затылок. Сказал себе под нос неизвестно к чему:

— 'Было у нас два Яна. Одного утопили за то, что он молчал, второго сожгли за то, что он говорил'.

— Сжечь не сожжем, но в холодную посадить — легко, — улыбнулся ловила, неслышно подошедший к старшаку и Анджею.

Володимир шарахнулся от форменной полицейской улыбки.

Анджей отправился к юстиц-гауптману, что ползал на коленях по утоптанной земле на месте убийства, на которой до сих пор еще местами виднелась кровь. Дождей не было давным-давно, а редкий ноябрьский снег не залетал под навесы над двором.

— Господин юстиц-гауптман! Если вам что-то понадобится — селяне предупреждены, и наготове.

Полицейский поднял голову, воззрился на прапорщика сквозь стеклянную линзу лупы:

— Благодарю за содействие, господин прапорщик. Вы, осмелюсь, уточнить, по нашему ведомству не служили? — юстиц-гауптман сделал неопределенный жест рукой. — А то у вас в разговоре обороты мелькают этакие. Специфические.

— Чего не было, в том не признаюсь, — усмехнулся Подолянский, — показалось вам.

— Ну раз показалось, значит, показалось, — мгновенно потеряв интерес к Анджею, полицейский уткнул стеклянный взгляд в пулевую отметину на стене и выдал себе под нос какую-то зубодробительную фразу. А затем и вовсе погнал шпарить заумной терминологией, будто три картечницы разом.

Стоящий подле писарчук заскрипел пером с не менее устрашающей скоростью, успевая отыгрывать физиономией самые удачные моменты. Наверное, стихи по ночам пишет, студиозус. Да все про цветы, любовь и тому подобное. Анджей хмыкнул. Да и правильно. Не про повседневные же кишки.

Выждав для приличия пару минут, Анджей решил, что пора удаляться

Не успел. Юстиц-гауптман резко подскочил, отряхнул брюки, кивнул Подолянскому — мол, окажите милость, подойдите.

— Что-то не так? — уловил загадочный блеск в глазах полицейского Анджей.

'Лягаш' замотал головой, поманил пальцем, склонился к самому уху:

— Интереснейшая дилемма вырисовывается, господин прапорщик.

Анджей расправил плечи, выпятил грудь, заозирался по сторонам. Граничаров, которые втихомолку, шажок за шажком, сгрудились вокруг, растопырив уши, как ветром сдуло.

— И что же за дилемма, господин полицейский?

— Надеюсь, о молчании просить не стоит? Вы человек опытный, сразу видно.

Анджей хмыкнул еще громче. Захлопали крыльями вороны, взлетев с конька ближайшего сарая — сидели до этого, косили блестящими бусинками глаз...

— Если в двух словах, то нам нужна ваша помощь.

— Наша? — удивился Подолянский. — Мы же и так содействуем...

— Не в том дело, — поморщился юстиц-гауптман, — не в том дело. Видите ли, есть одна тонкость...

Выслушав полицейского, Анджей не удержался, выматерился в голос, от души. Оказывается, если трупов за раз больше трех, то по правилам проведения следствия требуется усилить расследывательную группу, вызвать подкрепление. Совершить огромное количество телодвижений, порождающих горы бюрократических бумажек, за которые юстиц-гауптман гарантированно получал по фуражке.

Но вопрос решался просто. Достаточно немного подправить протокол...

— Что ж, господин юстиц-гауптман, можно и помочь. Дело нехитрое. Но только вы потом проверьте, пожалуйста, а то мало ли... То есть, сперва, трое троих, потом тех троих другие трое... За липу подобное объяснение не сочтут?

— Нет, что вы! — заулыбался полицейский. — В нашем ведомстве и не такое проходит на 'Браво!'. Помню, как-то пехотного генерала поездом переехало. Так потом половинки обратно на полотно затаскивали, чтобы железнодорожники отвечали. А вы тут про дикарей кордонных...

* * *

Лошадь быстро рысила по знакомой дороге. Анджей, вымотанный суматохой дня, качался в седле в легкой полудреме. Размышлял о всяком. Найдет ли безымянный полицай-гауптман — если юстициарий и представлялся, то у Анджея совершенно вылетело имя из головы — какую-нибудь зацепку? Кто окажется виноват на самом деле? В чем причина дурацкой бойни? Так-то, скорее всего, опоили чем-то. Или покрошили в еду какой-нибудь гадости? Живя бок о бок с орками, большими мастерами в отравлениях, трудно не нахвататься поганых умений. Помнится, читал где-то, что в местных краях, лет шестьдесят тому, в один день на ярмарке умерли почти полторы сотни трапперов, наевшись речных ракушек. Понятно, что на тот момент приняли за проклятие, лишь недавно определив применение растительного яда с хитрым названием. Зеленые завалили реку выше по течению охапками давленных стеблей — и привет.

Поплутав средь ядов и отравителей, мысли перескочили на флюгегехаймен. Скоро ли такие винтовки будут состоять в заставском штате? Очень уж удобно, господа, бить орков через реку, прямо в их деревянных острожках. С другой стороны — у зеленых големобойки появились раньше. Так что, неизвестно, кто кого выцеливать будет. Да и оружие как раз под их габариты, разве что скобу у спуска надо спилить...

Лошадь вдруг встала на дыбы. Анджей чудом не вылетел из седла, в последний момент схватился за луку. Барабашка затанцевала на месте, дергая головой и фыркая. Медведь рядом, что ли?! Или зеленых накликал?! Точно не волк — патронная сумка волчьим мехом обшита, ухом бы не повела.

Анджей вскинул револьвер, замер, каждой клеточкой тело ощущая, как рвется сукно куртки, как впивается в мышцы зазубренный наконечник стрелы.

Но никто не стрелял. Вокруг стояла привычная лесная тишина. Не полуночно-кладбищенская, когда слышно как трава растет, а живая. С далеким цоканьем белок-полуночниц, шорохом совиных перьев, писком мышей, попавших в когти легкокрылой смерти. Изменился только запах. Ударил по ноздрям, резкий, густой до отвращения. Газ из секретной лаборатории?! Ага, гномы под горой контрабандные духи бодяжат, бочку мускуса грохнули, дно вышибив.