"Плеханов? Каутский? Ульянов? Нет, не помню ..."
6.
Сумерки в Петрове наступают рано, и поэтому, когда они вышли от Эккерта, по общему впечатлению на город уже опустилась ночь. Однако на самом деле едва пробило восемь вечера, и Реутов решил не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
— Знаешь, — сказал он, когда подгоняемые поднявшимся к вечеру холодным ветром, они шли к платной стоянке, где еще днем оставили свой "Дончак". — Бери-ка ты извозчика и езжай домой. А я попозже к тебе присоединюсь.
— Что ты собираешься делать? — повернулась к нему, явно удивленная таким поворотом событий, Полина. — И когда именно наступит это твое "попозже"?
— Понимаешь, — объяснил Реутов, одновременно прокручивая в голове неожиданно возникшую у него идею. — Я, кажется, знаю, как нам добыть неопубликованную часть доклада Ширван-Заде. Но вдвоем туда идти не стоит. Дело, сама понимаешь, весьма щепетильное, и при свидетелях человек может просто не захотеть на эту тему разговаривать.
В сущности, он сказал ей правду. Вернее, та часть объяснения, которую Реутов озвучил, тоже являлась истиной. Вопрос деликатный? Несомненно. И просить кого-то о такой услуге при свидетелях неприлично и неловко. Даже если допустить, что человек, которого ты просишь, твой старый друг. Однако правда была, как часто это в жизни и случается, гораздо сложнее и пикантнее, чем мог бы Вадим рассказать сейчас Полине.
Дело в том, что сведения, предоставленные ему Эккертом, хотя и были весьма и весьма интересны и, разумеется, содержали некоторое количество позитивной, так сказать, информации, на самом деле были совершенно бесполезны. То есть в познавательном смысле все сказанное стариком было более чем существенно, но в практическом плане, кроме нескольких фамилий давным-давно ушедших из этого мира людей, Реутов ничего нового для себя не узнал. Поэтому доклад сенатской комиссии, упомянутый старым профессором, представлялся сейчас Вадиму именно тем источником информации, который мог бы пролить свет на всю эту загадочную и мерзкую историю. Однако доклад был засекречен и, следовательно, недоступен. Так, да не так. Во-первых, такие документы, как известно, хранятся в архивах, а во-вторых, по какой-то неизвестной Реутову причине Государственный Архив Русского каганата находился не в Новгороде Великом, как следовало бы ожидать, а в Петрове. Так уж сложилось исторически, а почему — не суть важно. Важно другое. В этом архиве работал — и не кем-нибудь, а заместителем директора — студенческий приятель Вадима Алексей Комаровский. И вот тут-то и была, собственно, зарыта та, с позволения сказать, "собака", рассказывать о которой Полине Реутов не хотел.
Когда-то, когда они с Комаровским еще были студентами Новгородского университета, их отношения без преувеличения можно было назвать дружбой. Сближало их многое, хотя Алексей учился на юридическом факультете, а Вадим в лекарской школе. У них и вкусы были похожие, и на жизнь они смотрели одинаково, но главное, оба они были офицерами-фронтовиками, пришедшими в университет прямиком из госпиталей. И все бы хорошо, но в конце концов подвела их именно общность вкусов. За три месяца до получения дипломов Вика Турчанинова, которую Реутов уже почти привык считать своей невестой, объявила ему, что выходит замуж за Комаровского. Как ни странно никакой жизненной трагедии не произошло. Вадим информацию воспринял хоть и тяжело, но по здравом размышлении считать случившееся катастрофой не стал. Однако Комаровский отнесся к этой истории иначе. Он был страстно влюблен в Вику и, разумеется, отказываться от своего счастья не собирался, но при этом вбил себе в голову, что поступил по отношению к другу некрасиво и даже подло. Насколько он в этом мнении был прав, сказать, на самом деле, трудно. Жизнь штука сложная, а любовь, как теперь смог убедиться Реутов, и того сложнее. Но так уж вышло, что Комаровский сохранял убеждение в своей неправоте и связанные с этим убеждением чувства вины и неловкости перед Вадимом уже без малого четверть века.
Друзьями — при таком обороте — они быть, естественно, перестали, хотя, видит бог, Реутов на Комаровского обиды не таил. Однако вечное чувство вины, которую испытывал Алексей, продолжению дружеских отношений не способствовало. В результате, живя уже много лет в одном и том же городе, виделись они редко, а общались, как теперь принято говорить, и того реже. Но телефон и адрес Комаровских Вадим знал и решил — его просто принуждали к этому сложившиеся обстоятельства — сделать сейчас нечто, что еще неделю назад счел бы для себя неприемлемым. Он решил использовать слабость Комаровского себе на пользу, принудив того достать для него засекреченную часть отчета сенатской комиссии. Однако делать это на глазах Полины Реутову было, разумеется, неудобно, не говоря уже о том, что появление его в доме Комаровских с такой молодой и красивой девушкой могло разом стереть всю ту "неловкость", что, как убедился Реутов во время их последней встречи, Алексей испытывал к нему до сих пор.
— Понимаешь, — сказал Вадим. — Я, кажется, знаю, как нам добыть неопубликованную часть доклада Ширван-Заде. Но вдвоем идти туда не стоит. Сама понимаешь, дело весьма щепетильное, и при свидетелях человек может даже не захотеть на эту тему разговаривать.
— А кто это человек, тоже секрет? — насупилась Полина.
— Нет, — улыбнулся Вадим, пытаясь смягчить отказ. — Какие от тебя могут быть секреты? Это заместитель директора Государственного Архива.
— Ну у тебя и знакомые, Реутов, — улыбнулась Полина.
— Ну у тебя и родственники, — ответно поддел ее Реутов, видя, что она уже не сердится.
— Ладно, — кивнула Полина. — Езжай, а я тогда тоже загляну к одному человеку.
— А стоит рисковать? — сразу же посерьезнел Вадим.
— Никакого риска, — отмахнулась Полина. — Этот парень — взломщик сетей, и меня с ним ничего не связывает. Никому и в голову ...
— А зачем он тебе понадобился? — удивился Вадим.
— Ну ты же не пойдешь в архив университета узнавать про профессора Зимина?
— Не пойду, разумеется, но какая связь?
— Архив университета в прошлом году закончили оцифровывать.
— И?
— Я попрошу этого парня, взломать сервер и вытащить нам всю информацию на Зимина. За деньги, разумеется.
— А, что, — оценил ее идею Реутов. — Вполне. Где он живет?
— На Заневской перспективе, — снова улыбнулась Полина. — Я возьму извозчика, а ты меня на обратном пути подхватишь. Идет?
— Идет, — кивнул Вадим и тут же шагнул к обрезу тротуара. — А вот как раз и извозчик.
7.
Визит к Комаровскому оказался намного более неприятным, чем Вадим представлял себе, отправляясь на эту встречу. Причем неловкость чувствовали все трое, и Комаровский, и Виктория, и сам Реутов, который по своему характеру не мог оставаться безучастным к их состоянию, тем более что в душе он прекрасно понимал, что сейчас делает. Даже взрослые сын и дочь Алексея и Виктории, которые пока еще жили с родителями, почувствовали напряжение, возникшее между неожиданным гостем и их родителями, и поспешили ретироваться. Пикантности встрече старых друзей добавляло и то, что Комаровские, разумеется, смотрели телевизор и читали газеты и, следовательно, были уже осведомлены в том, что Реутов — который уже день — числится пропавшим без вести. Ну и вообще, пришел-то он к ним нежданно-негаданно, без договоренности, и даже без предварительного звонка. Просто как снег на голову свалился, да еще и в десятом часу вечера, когда все нормальные люди начинают подумывать об отходе ко сну.
Тем не менее приняли его хорошо. Усадили за стол, в спешке — буквально на бегу — накрытый Викторией, и забросали вполне очевидными вопросами. От объяснения обстоятельств своего исчезновения Вадим уклониться не мог, поэтому вынужден был бессовестно врать, но другого выхода, если подумать, у него просто не было. Ну не в молчанку же играть, в самом-то деле? Однако и правды сказать он не мог. Пришлось сочинить историю о том, как, выпив на радостях от известия, что его работа высоко оценена научной общественностью, Реутов утопил машину в реке, чудом оставшись при этом в живых и добравшись до одного своего знакомого — ночью, мокрый до нитки и страшно расстроенный, — напился уже с горя. Причем — ну врать, так по крупному — выпивка незаметно перешла в трехдневный запой, и теперь у него серьезные неприятности, как с полицией, так и с руководством университета.
— Э ... — Это было единственное, что смог выдавить из себя Комаровский, выслушав "печальную повесть" Реутова, а Вика при этом посмотрела на своего мужа с таким выражением, как если бы говорила ему сейчас что-нибудь вроде той сентенции из старого анекдота, "Не выйди я за тебя замуж тогда, сейчас эту историю рассказывал бы ты". А посему, чувство вины, испытываемое Алексеем Комаровским достигло такого градуса, что, когда, оставшись наедине, Вадим попросил его об одолжении, означавшем на самом деле служебное преступление, Комаровский отказать ему уже не мог.
— Ладно, — сказал он, обдумав просьбу Реутова. — Хорошо. Но ты, Вадик, надеюсь, понимаешь, на что я иду? Только для тебя и только из моих рук. Согласен? И, разумеется, без распубликования.
— Согласен, — сразу же согласился Вадим. — Когда, где?
— Завтра, — снова с минуту помолчав, ответил Комаровский. — В Архиве, в моем кабинете.
— Идет, — Реутов боялся поверить в такую удачу. В самом деле, не прошло еще и двух часов, как он узнал о существовании секретной части доклада Ширван-Заде, а доклад этот уже, считай, в его руках. — В котором часу?
— В обед, — предложил Алексей.
— А когда у тебя обед? — уточнил Реутов, всю жизнь проживший без точного расписания.
— В час дня.
— А как я попаду в здание? Меня ведь, вероятно, просто так внутрь не пропустят?
— Позвонишь с проходной, — объяснил Комаровский. — 22-43, и я выйду. Я тебя сам проведу. Не нужно, чтобы охрана записывала твои данные.
— Спасибо, Алеша, — едва не "прослезившись", сказал Реутов, вставая из-за стола. — У меня сейчас, сам понимаешь, очень непростое время, так хоть в работе что-то сдвинется. Может быть.
8.
От Комаровского он вышел в двенадцатом часу, а к сто семнадцатому дому на Заневской перспективе подъехал в начале первого. Как назло поставить машину прямо около дома оказалось невозможно и парковаться пришлось на боковой улице. Но нет худа без добра, как говорили русские люди еще тогда, когда до изобретения самодвижущихся повозок было далеко, как ...
"До луны... раком... "
Хотя, по идее, визит к Алеше Комаровскому следовало считать более чем удачным, настроение у Вадима испортилось настолько, что даже получасовая поездка по ночному городу исправить ситуацию не смогла. Всегда тягостно говорить с людьми, которые ощущают себя перед тобой виноватыми, даже если сам ты их ни в чем не винишь. Но еще пакостнее на душе у Реутова сделалось оттого, что он эту человеческую слабость только что использовал в самой что ни на есть извращенной форме. И никакие утешения не помогали, потому что и невооруженным глазом видно — и Алеша, и Вика, как были славными людьми, так ими и остались. Любили его по-своему, помнили давнюю уже дружбу и даже через двадцать пять лет не забывали, что счастье их построено на "несчастье" другого, пусть даже этот другой несчастливым себя давным-давно не считал. А его нынешние обстоятельства, были его и только его личным делом и не давали никакого права совершать аморальные поступки. Возможно, и даже скорее всего, приди он к ним с Полиной и объясни, что нет между ними — во всяком случае, давно уже нет — никакого "конфликта интересов", Комаровский помог бы ему точно так же, как взялся помогать теперь. Но сделанного не воротишь. Это была еще одна житейская мудрость, пришедшая в голову Реутова, пока он плелся от машины к дому номер сто семнадцать.
"Ну ничего, — решил Вадим, поворачивая за угол. — Даст бог, разберемся с супостатом, и я к ним с повинной приду. Повинюсь и... "
И в этот момент Реутов думать о всяких глупостях перестал, потому что осознал наконец то, что увидел, вывернув с боковой улицы на Заневскую перспективу. У сто семнадцатого дома, въехав колесами прямо на тротуар, потому что все парковочные места были заняты, стояла полицейская машина с выключенными мигалками, и у той самой парадной, в которую ему предстояло войти, паслись двое в форменных плащах с капюшонами. Конечно, это могло быть простым совпадением, а пуганая ворона, как говорится, и куста боится. Однако с некоторых пор Реутов весьма подозрительно относился к таким вот совпадениям, потому что ни разу еще за последнюю неделю подобные "случайности" таковыми, на самом деле, не оказывались.
Перспектива была хорошо освещена частыми с желтоватым светом уличными фонарями, да и неоновые рекламы вместе со светом из окон домов вносили свою лепту. Но как раз минут за десять до появления здесь Вадима пошел дождь, и стражи порядка, почему-то не оставшиеся в машине, раз уж решили не входить в дом, набросили на головы капюшоны плащей и, вероятно, поэтому Реутова не увидели. Зато он, едва осознав, что за зрелище открылось его глазам, тут же спрятался за припаркованными автомашинами и, стараясь не привлекать своим поведением внимания водителей проезжающих мимо машин, начал осторожно приближаться к полицейскому "Запорожцу". Сейчас он досадовал только на то, что не захватил из "Дончака" спрятанный под водительским сидением "чекан", но, с другой стороны, не маньяк же он, в самом деле, чтобы разгуливать по городу с автоматом?! Тем более, что марголин-то был при нем. Но мысли нет-нет да сворачивали в привычную колею. Оно и понятно, нервы при виде полицейских напряглись, а с автоматом, как ни крути, было бы куда как надежнее.
— Ну скоро они там? — спросил между тем один из стражей порядка, закуривая сигарету, что сделать было, учитывая усиливающийся дождь, совсем не просто.
— А черт их знает, — пожал под плащом плечами второй. — Ты, Петрович, другое мне объясни. За каким хером они нас прямо тут, у парадного, оставили. По идее, засаду надо было ставить и брать этого маньяка тепленьким.
— Да не придет он сюда, — ответил первый, выдыхая из-под капюшона плотное облако табачного дыма, перемешенного с паром от дыхания. — Слышал, что Кузьмин сказал. Хитрый он, сам в капкан не полезет. А вот если мы его девку возьмем ...
Слушать дальше Вадим не стал. Ему уже и так сказочно повезло, что те, кто планировал операцию по захвату Полины — а уж как они вышли на этот адрес совсем другой вопрос — то ли перемудрили, то ли не продумали до конца свои действия, но, в любом случае, они предоставили Реутову великолепный шанс переиграть ситуацию в свою пользу.
"В поддавки играют?" Но по ощущениям никакого подвоха здесь не имелось, а случилось обычное головотяпство используемых в темную полицейских. Во всяком случае, инстинкты, взведенные тревогой за Полину на "товсь", молчали, и Реутов, не раздумывая более о причинах выпавшей на его долю удачи, начал действовать. Он только подумал вскользь, бесшумно просачиваясь между плотно стоящими у тротуара автомобилями, что очень вовремя вернулся от Комаровских, но в следующее мгновение все мысли уже вымело из головы волной адреналина, и он "пошел".
