Сивый на площадке самой высокой из угловых вышек. Темно. Ночь нынче пасмурная, кромешная. Редко в каком затянутом пузырём окошке мелькнёт огонёк лучины. Смерды затаились. Они всегда так поступают, чтобы ненароком не попасть под горячую руку. Тоже своего рода выучка. Тишина. Никто не скачет, светя факелом, не бежит с докладом. Несколько светлых пятен мелькнуло там, где расположены двери хлевов — вечерняя дойка. Покой.
Снизу по течению реки из-за поворота во всей красе появляется корабль. Огни — цветные бортовые, белые топовый, а также на носу и корме — позволяют привыкшему к темноте зрению уловить контур компактной носовой башни с длинным тонким стволом, низкие борта, низкую надстройку, за которой расположена мачта с плетью тянущейся в сторону кормы антенны. Явно, перенесённый сюда из их мира бронекатер. Если и были сомнения, то электрический свет их рассеивает. Особенно прожектор, ощупывающий фарватер.
Десяток оставшихся у него бойцов, даже вооружи он их всем имеющимся у него арсеналом по крупинкам собранного и тщательно оберегаемого огнестрельного оружия, с этим "дредноутом" ничего не сделает. А появление явной угрозы в момент, когда стало очевидно исчезновение практически всего его воинства, неслучайно. Сивый не дурак. После пропажи шести десятков вооруженных и обученных дружинников пытаться бежать бессмысленно. Кто-то, сумевший в течение почти полувека сберегать и поддерживать в боеспособном состоянии такое оружие — гений их мира. Подчиниться — иного выхода Сивый не видит.
— Открыть ворота. Все во двор. Построиться.
Последний взгляд на юг, в сторону, где сейчас находятся основные его силы — летучий отряд. Ещё не легче. БТР выворачивает из-за лесочка и ровнехонько катит себе к крепости.
В две шеренги стоят взрослые воины и юные отроки. Не со стороны входа, а откуда-то из пристроек и переходов выскальзывают неслышные тени с незнакомым, или неузнанным в потёмках оружием. Мечи, шиты, копья княжеской дружины, да и самого князя отобраны и унесены. Руки скованы и привязаны к длинной верёвке. Колонна движется к пристани. Ни ударов, ни окриков — короткие внятные команды. Недолгий путь до реки, сходень, трап вниз в просторный освещённый трюм. Здесь сухо, много места, но не слишком просторно. Наручники сноровисто снимают с неповреждённых запястий и предлагают пройти вглубь помещения.
Глаза уже привыкли. Людно, и народ продолжает прибывать. Всё княжеское воинство собирается. Одни уже сидят, прислонившись спиной к борту или переборке. Других приводят. Сивый считает. Вот и все собрались. Парень в отличном зимнем камуфляже, разомкнувший последнюю пару "браслетов" бросает: "Сортир вон за той дверью, вода там же в кране, питание одноразовое в полдень", — после чего выходит и закрывает люк.
* * *
Делать нечего, разговаривать не о чем. В трюме светит пара электрических лампочек. Не холодно, поскольку кораблик цельнодеревянный, и одеты заключённые все по-зимнему, ну и надышали. Кормят добротно и обильно. В похлёбке присутствует и мясо, и картошка, и крупа встречается. Заносят два парня котёл, потом забирают. У кого не было ложек, тем выдали. Есть одновременно могут только шестеро, черпая прямо из единственной на всех посудины. Но привычка к дисциплине не подвела. Ни давки, ни свалки. Времени много, еды тоже. Некоторые и не по разу подходят, особенно, когда пора доедать, а остальные уже сыты.
О событиях того дня, когда всё произошло, информации маловато у всех. Например, с бойцами летучего отряда в лесу, как спешились и пошли цепью, случилась потеря памяти. Кто-то видел, как падает сосед, но досмотреть не успевал — сам впадал в беспамятство. В себя приходили уже в наручниках, привязанными к верёвке. Камуфлированных было много, и ничего кроме инструкций о направлении движения, они не давали.
Парни из патрульных групп вырубались тоже неожиданно, хотя один видел, что в его товарища что-то воткнулось. Проверили, конечно, имеется след инъекции. Выходит, повырубали всех, как животных для кольцевания. Понятно, что для этого потребовалось подойти на небольшое расстояние и попасть не куда попало, а туда, куда следует. Так вот, поскольку эти ребятишки сделали это скрытно, и ни одного разу из шестидесяти попыток не оплошали, то, по общему присуждению, выходило, что пытаться им противодействовать не стоит. "Шалунов" укоротили сами.
А Сивый для себя еще отметил, что о препарате, действующем столь молниеносно, он отродясь не слыхивал, следовательно, в тайне его держали хорошо, ещё там, в старом мире. И тот, кто за всем этим стоит, должен быть реально могущественным человеком, если владеет не только информацией такого уровня, но и самим средством.
Также, по мелким осколочкам собралась картинка того, как много было этих камуфлированных ребят. Раза в два больше, чем жертв. Или в три. Короче, то, что план этих парней не сбойнул — огромная удача. Пойди что-то наперекосяк — это могло стоить жизни кому-то из бойцов Сивого. Многие косвенно имели возможность убедиться в том, что силёнки и сноровки солдатам противника не занимать. И еще среди них были девки и бабы. Не менее серьёзные, между прочим, чем мужики. И в значительном количестве. Хотя, не большинство. Действовал противник из укрытий, замаскировавшись настолько искусно, что ни разу не был обнаружен. Мистика.
Получалось, что победил их батальон нинзя при поддержке бронетехники, как сухопутной, так и речной. Не самое позорное поражение для вооруженных мечами и копьями охранников и надзирателей, не нюхавших стычки с настоящим врагом. А, учитывая, что отчётливо слышится негромкий звук равномерно работающего двигателя, кажется — дизеля, имеет смысл смиренно ждать своей участи и не рыпаться. Так что темы для разговоров закончились в течение считанных минут, и апатия накрыла князя и его дружину. Ели и спали.
* * *
Люк открыт. Дружина по одному выбирается на палубу и сходит на берег. Под ногами галька, дальше камни, а ещё дальше — горы. Не шибко высокие, но, более-менее зелёные. Местами. Тепло, как весной.
— Это Керченский остров, — доносится из громкоговорителя. — На западе за узким проливом — Крым. Но там вас никто не ждёт. Покидать эту землю категорически не рекомендуется. Инвентарь, семена и провизия сложены правее, выше по откосу.
Сходень втянут на палубу и баржа отходит.
* * *
— Ну, вот, война окончена. Потерь нет, поставленные задачи решены, — Мишка доволен. Они со Славкой в рубке бронекатера сидят за столом с разложенной на ней картой. — Фигуры противника с доски убраны. Начинается самое трудное.
— На Оке, — хмурится Славка, — работать будет несложно. Там контакт с людьми уже есть. Будет также, как на Алатыре: школа, медпункт, детские садики, и через два поколения всё устаканится. Мы этот вариант знаем по нашему первому княжеству. Здесь на Каме ситуация сложнее — два поколения феодализма, это тебе не пуп царапать.
— Знаю, куда ты клонишь. Не пройдёт этот номер на этот раз. Впереди на лихом коне здесь поскачет совсем другой человек. Твоё место теперь на высотке, откуда имеется хороший обзор. Между Волгой и Уралом-рекой гуляют по степям кочевники скотоводы. К Северному Ледовитому океану наши разведчики не ходили. В Белоруссии не бывал никто — Днепр-то до верховий всё ещё не обследован. А земли Московские и Новгородские, а Скандинавия и северная Европа, — "лейтенант" жестом остановил друга. — Знаю, что любишь всё доводить до логического завершения, но обстоятельства изменились. Сам ведь согласен, что следует начинать агрессивные территориальные охваты. И кто всем этим будет дирижировать?
— Верно говоришь. Кстати, на южном направлении вообще конь не валялся. Разослать поисковые группы по всем направлениям с задачей найти людей, это несложно. Ты мне лучше скажи, как мы будем ассимилировать арабов? Ни языка не знаем, как следует, ни обычаев. Куда бежать, за что хвататься? Тут со своими-то, русскими, проблем выше крыши!
— Вот-вот, чувствуется, что прочувствовал. Только деваться нам некуда, — ухмыляется Мишка. — Наш, живущий в равновесии с природой мир, традиционное человеческое общество, влекомое златым тельцом и собственной плодовитостью, снесёт, как пушинку. Не численностью, так плотностью огня. Не завтра, так через полтысячелетия. И учти, в Дунайских княжествах говорят по-немецки, в каковом языке ни единого знатока у нас не отмечено.
А насчёт бывших советских людей и их потомков, это ты верно заметил. Справимся. И медлить не станем. Ты, главное, не заморачивайся с тривиальными действиями. Людей думающих у нас — все. Может, и наделают каких ошибок, но, в конце концов, справятся с этим щебнем. Твоё дело — глыбы разумом двигать.
Не меняется Мишка. Уж как наляпает языком...
Глава 34
Когда-то поблизости от этого места располагался городок Искендерон, вероятно, ушедший под воду после подъёма уровня Мирового океана. Берег моря здесь вытянут с севера на юг. С востока — суша, с запада — вода. Причём в южном направлении раскинулась бывшая Сирийская пустыня, теперь напоминающая Африканскую саванну, а в северном — горы Малой Азии. Если двигаться отсюда на восток, придерживаясь предгорий, где изредка попадаются ручьи, то нетрудно добраться до верхнего течения Евфрата. На лошади всего несколько дней пути.
Именно тут, на берегу Средиземного моря и возник городок, названия которому никто не давал, город и город — других тут нет, пока в эти места не начали наведываться гости. Вот они то и нанесли его на свою карту. А, поскольку точка без названия — непорядок, написали "Шкурск", потому что именно овечьи шкуры были основным здешним товаром. После тех первых посетителей в эти места никто из дальних краёв долго не заглядывал и к названию города все успели привыкнуть, тем более что языка, на котором это слово имеет смысл, никто не ведал. Короткий звук, обозначающий место, прижился в обиходе.
Началось селение, конечно с гончарной мастерской. Потом кузнец, кожевник, ткачи, портные. Пастухи с равнин и из предгорий приходили менять мясо и сыр на более-менее приличные по качеству изделия. Пахари привозили зерно, волокнистые стебли, масло и овощи. Стали захаживать торговые люди, в основном по морю. Появились разбойники: свои, сухопутные, и приезжие — морские. И, конечно, стража, городской голова, судья. Сложился свой уклад жизни, традиции, правила, законы. И язык общения более-менее оформился. Основа арабская, но всяких словечек в нём отовсюду набралось немало.
* * *
Эту шхуну здесь хорошо знают. Приходит она из русских земель, привозит лес — прямые длинные жерди, которые столь ценятся строителями, отличные металлические изделия — гвозди, скобы, инструмент, великолепную белую муку, значительно лучшую той, что получается из местных злаков. Обратно уходят, загрузившись камнями. Горожане и жители окрестностей знают, что требуется этим гостям, и собирают куски этой породы заранее. Даже ямы копают в местах, где они часто встречаются.
Вот и сегодня приезду северян рады. Только закрепили канаты на причальных тумбах тесной отлично защищённой гавани, как начался торг. И никто не обратил внимания на четырёх человек, сошедших на берег. Мужчина лет тридцати в шароварах и чувяках, длинной рубахе навыпуск и коротком жилете, вышитом узором нездешнего клана. Женщина и девушка под покрывалами, какие носят в этих местах, однако лица их черны и непривлекательны. Юноша одеждой от мужчины не отличается, просто его гибкое тело менее массивно, и орнамент на жилете иной, тоже чужой.
В руках у всех простые посохи — прямые палки без украшений. Сойдя с причала, группа распалась — каждый направился в свою сторону. Так что, если и могли эти люди привлечь чьё-то внимание, хватило бы его ненадолго.
* * *
Вечером, когда кутерьма торга прервалась в связи с наступившей темнотой, несколько человек собрались в просторной кают-компании. В том числе, и четвёрка, гулявшая по городу.
— Антисанитария здесь умеренная, — это чернолицая девочка, Танка, — хотя всё не так плохо, как можно было ожидать. Денег, действительно, нет ещё толком. Натуральный обмен преобладает. Хотя уже считают на гвозди, когда торгуются. Что удивительно, взятки тоже в ходу, или я что-то не так поняла?
— Да мы и сами не поймём. Тут традиция такая, чтобы каждому должностному лицу делался подарок. Даже размер подношения в зависимости от услуги как бы табулирован, что ли. Скорее всего — это госпошлина, просто оформленная душевно, — улыбается капитан. — Так что вы тут не стесняйтесь сделать почтительное подношение, и заранее проконсультируйтесь, какой взнос полагается за какую услугу. А у тебя, Нат, как я понимаю, всё получилось.
— Да, Захар, купил я домик на северной окраине, как раз, где скалистый массив заканчивается на берегу моря. Там действительно пустует рыбацкая хижина. Представляешь, купчую на дом и на землю, и даже на море — всё оформили. Ну, ты в курсе, муку в уплату ведь у тебя по моей записке получили. Так что полкилометра каменистого пляжа и прибрежных скал теперь наши, и каменный сруб с провалившейся кровлей, с размокшим сараем и навесом без крыши — всё в лучшем виде без никакого обману. Соседи — беднейшие семьи Шкурска с кучей неугомонной детворы. Их домишки стоят рядком вдоль берега моря между линией прибоя и кручами, а мы в конце этой линии поселимся.
Тропинка, что ведёт к базарной площади, для ослика с поклажей вполне проходима, но, думаю, лучше будет через пару дней лодкой основную часть груза перевезти. Там действительно удобно подойти с воды. И причал сохранился.
— Я на рынке почти весь день провела, — вступает женщина, ещё более чернокожая, чем её дочь, — слушала, о чём торговцы и торговки разговаривают. В основном о том, кто с кем сошёлся, кто что купил. Шайку атамана Куруша поминали недобрым словом, обсуждали вышивку на жилетках Ната и Виктора. И вот что отметила — когда дети в возрасте до года умирают, горюют, конечно, но как-то смиренно. В общем — орнамент бытия знаком мне с детства.
— Надо же, Будур, постоянно забываю, что ты выросла в Мавритании, — улыбается мужчина, ходивший сегодня в город, — как-то ты органично вписалась в нашу жизнь. Ну а я поглядел на труд ремесленников. Это точно каменный век, даже в кузнице. От нашего уровня они отстали на несколько эпох. Даже стандартный тушёночный горшок я бы им не заказал. Шьют отлично, но ткани — позор моим сединам. Пряжу, в общем, переводят понапрасну.
— Кстати, — спохватывается вдруг Танка, — не факт, но впечатление такое, что есть в этих местах некий реальный властитель, и живёт он не в городе, а совсем даже наоборот. Поминали в разговоре шейха, но определения не давали. Вроде как что-то само собой разумеющееся. Я не стала пытаться уточнить, потому что не хотелось привлекать к себе внимания. Только по всему выходит, что городская администрация мнение этого шейха в расчет принимает.
— Хм! — это капитан. — Неучтённый фактор нарисовался. Как-то тревожно мне вас здесь оставлять. Может, не будете рисковать, вернётесь? Я сюда четыре раза в год захожу. Выясню по своим каналам потихоньку, что это за птица такая, тогда и начнём Шкурск обживать?
