Булавин.

— Что это у вас? — спросил Левка.

— Не знаю. Похоже, что судят кого-то, а кого, сейчас мы с тобой узнаем.

Вдоль стены протискиваемся поближе к крыльцу и видим тех, кто был закрыт от нас людьми, и сейчас стоит перед войсковым атаманом. Это монахи, четыре человека в длинных черных рясах и клобуках, у каждого в руке по иконе, а на груди большие и солидные кресты. Данных граждан я видел вчера вечером, их человек десять в ворота Черкасска прошло. Однако, зачем они здесь, и чем провинились? Надо бы задержаться и узнать, в чем дело.

— Святые отцы, — обращается к монахам Кондрат, — кто вы? Почему бродите по дворам и души людей смущаете?

Вперед выступил один из монахов, вскинул перед собой икону и прокричал:

— Мы посланы архиепископом Воронежским, дабы обуздать тебя еретик и предостеречь людей православных, которые идут за тобой, и скатываются во грех, ибо они поднимают оружие свое против помазанника божьего! Покайтесь, люди! Взгляните на икону и узрите, рогатые и хвостатые дьяволы поджаривают на кострах еретиков! Анафеме будет предан ваш самозванный войсковой атаман, и вы вместе с ним! В аду горят все проклятые жиды, кто Христа распял, и вместе с ними ариане и всякие люди, кто своему государю не повинуется! И коли вы, на сатанинское булавинское прельщение польститесь, то и вам рядом с ним в кипящем масле гореть! Покайтесь и обратитесь к богу! Он велик и милосерден, и у вас еще есть возможность получить его прощение, а значит, вы сможете избежать кары! Люди...!

— Молчать! — оборвал его Кондрат. На миг тишина накрыла площадь, и отец, посмотрев на негодующего священника, сказал: — Нет, не православный ты, а пес! Ты и такие как ты, продали веру христианскую латинянам и идете у них на поводу! И не за веру ты с епископом своим ратуешь, а за деньги, которые по моему приказу казаки из монастырских сокровищниц выгребают!

— Проклинаю...!

Монах вновь хотел перехватить речь, но Булавин его слушать не стал и, кивнув на монахов крепким молодцам Лоскута, скомандовал:

— Вязать их, и в поруб! Остальных посланцев архиепископа сыскать и к ним же кинуть! Тут им не Россия, а казацкая земля, и никогда до сих пор попы нам не указывали, что делать и как жить!

Лоскутовцы действовали быстро и сноровисто. Они сбили монахов, которые все как на подбор были крепкими дядьками, лет до сорока, наземь. Затем связали их и поволокли в поруб. Люди стали расходиться и, в основном, все поддерживали войскового атамана, хотя несколько человек 'божьих людей' пожалели. Впрочем, открытого недовольства не было, и ладно.

— Жестко у вас, — сказал Левка.

— Бывает.

— А что, правду дядька Кондрат сказал, будто монахи за деньги на него озлились?

— И за деньги тоже. По приказу отца со всех донских церквей и монастырей больше двадцати тысяч рублей собрали, и армии, которые вперед идут, помимо воеводского добра еще и церковное прибирают.

— Это, какие же деньжищи...

— Немалые.

— И зачем атаману столько?

— Армию содержать, само собой. На той неделе указ приняли, чтобы каждый казак или крестьянин, кто в войске сражается, получал два рубля и пять алтын на содержание себя и своей семьи. Вот тебе самый явный расход, а помимо этой растраты необходимо покупать порох, оружие, лошадей, одежду, продовольствие и много еще чего.

Левка окинул взглядом опустевшую площадь, поправил свой кожух, и кивнул на войсковую избу:

— Ну что, пойдем?

— Пошли.

Россия. Новохоперск. 25.10.1707.

Семен Драный открыл глаза и потрескавшимися губами прошептал:

— Пить...

Тут же появился ковшик с теплой водой, который краешком уперся ему в зубы. Семен сделал несколько судорожных глотков и опять провалился в полузабытье. И в этом пограничном состоянии между сном и явью ему вспомнилось все, что произошло за минувшие дни с ним и его армией...

Границу Войска Донского отряды Пятой армии пересекли без каких либо помех и нестройными колоннами отряды этого войска двинулись по осенней распутице вверх по Хопру. Всего за неделю были взяты несколько острогов и городков, и окрыленные зажигательными речами Семена о воле, крестьяне толпами вступали в его армию. Походный атаман Пятой армии смотрел на все это и сердце его радовалось. Наконец-то, народ идет за ним, и он верил, что с такими людьми, можно дойти до самой Москвы и царского престола, на котором сидит тиран. И так продолжалось до позавчерашнего дня, когда его войско подошло к Новохоперску.

Возле небольшого укрепленного городка восставших уже ждали царские полки под командованием полковника Иртеньева. У Семена было двенадцать тысяч пеших крестьян при трех пушках и немногим более двух тысяч конных казаков. Против них Иртеньев собрал солдатские пехотные полки Давыдова и Неклюдова, три драгунских полка под командованием Яковлева, Гулица и фон Делдина, ну и, конечно же, дворянское ополчение из Тамбова. Всего, под командованием полковника собралось три с половиной тысячи пехоты, две тысячи конницы и семь пушек. В общем, полковник имел полное превосходство, но все же решил стоять в обороне, поскольку осенние дожди размыли все обходные пути и чтобы двигаться дальше, Семену Драному надо было пройти через Новохоперск.

Как полковник Иртеньев и предполагал, Степан кинулся на стоящие под стенами солдатские полки в лоб. Но крестьяне есть крестьяне и даже необученные солдаты Давыдова и Неклюдова смогли их сначала остановить, а затем при поддержке драгун погнать обратно. В тот день Пятая армия потеряла почти четыре тысячи человек и знамя, а сам Семен, при попытке остановить бегство своих воинов, был тяжко ранен. Так бы и сгинуть ему на том несчастливом грязевом поле, под дождем и копытами лошадей, но сын Михаил отца не бросил и все-таки вытащил его в безопасное место.

Походный атаман снова очнулся, открыл глаза, увидел над собой голову сына и спросил:

— Где мы? Где все?

— Село Ольховка, пятнадцать верст от Новохоперска. Здесь собрались те из наших, кто не сбежал. Командиры тысяч сейчас на улице. Власть делят.

— Позови их сюда... — прохрипел Степан.

Михаил выметнулся за дверь и через несколько минут, пять крестьянских вожаков и три казака, недобро смотрящие друг на друга, стояли в комнате.

Походный атаман с трудом приподнялся на локте и, глядя на своих командиров, спросил:

— Сколько людей осталось?

За всех ответил Андрей Мечетин, неприметно стоящий позади командиров и числившийся личным наблюдателем войскового атамана при Пятой армии:

— Крестьян три с половиной тысячи и казаков одиннадцать сотен. Пушки и знамя достались врагам.

Семен упал на лавку, пару минут помолчал и, наконец, сказал:

— Приказываю, знамя отбить, а походным атаманом вместо себя назначаю Мечетина.

Несмотря на тяжкое состояние Драного, крестьянские вожаки громкими криками выразили свое возмущение подобным приказом, да и казаки из голутвенных, были явно недовольны. Однако раненый нашел в себе силы еще раз приподняться и прокричал:

— Тихо, собачьи дети! Не смогли своих людей к бою подготовить, а теперь кричите как бабы на базаре. Слушать мой приказ, а кто не согласен, тот в Черкасске перед людьми Лоскута ответ держать будет. Исполнять!

Обессиленный такой речью, Семен Драный опять провалился в беспамятство, а Андрей Мечетин, неожиданно для себя ставший новым походным атаманом, вывел всех командиров на двор...

Еще через два дня, Пятая армия усиленная действующими неподалеку двумя тысячами низовых казаков из армии Василия Поздеева, нанесла неожиданный ночной удар по отряду полковника Иртеньева. Не все вышло гладко, но оба слабо обученных солдатских полка и драгуны в панике отступили, и единственными, кто показал себя в этом боестолкновении с наилучшей стороны, оказались тамбовские дворяне. Аристократы и их дворовый люд, брошенные отступившими солдатами, оказались в окружении и, огородившись обозными телегами, не пытаясь сдаться в плен, бились до последнего человека. Что-что, а как крестьяне из армии Драного поступают с попавшими к ним в руки боярами и дворянами, они уже знали. Вот и рубились тамбовцы без всякой надежды на помощь и положили под своим лагерем почти тысячу восставших. Обе стороны понесли большие потери, но Пятая армия все же отбила потерянное знамя, взяла Новохоперск и пробила себе путь в тамбовские леса.

Речь Посполитая. 26.10.1707.

Несмотря на осень, дожди еще не накрыли земли Польши. Дороги были утрамбованы тысячами ног до состояния каменной брусчатки. И по этим самым дорогам, шведская армия двигалась на восток. Пришла пора льву вознестись над орлом и навеки обезопасить Шведское королевство с этого направления.

Когда истомленные шестилетней войной войска Карла Двенадцатого в количестве 22000 солдат входили в Саксонию, то генерал Матиас Иоганн Шуленбург похвалялся разогнать этих оборванцев одним видом своих великолепных полков. Однако прошло всего пару лет, и грозные воины северного короля-воителя покинули эту страну в количестве 33000 солдат, так как многие храбрецы из Померании, Силезии, Баварии и самой Саксонии решили присоединиться к армии столь великого и удачливого полководца как Карл. И это были уже не оборванцы, а самые лучшие воины Европы. И как говорил все тот же саксонский генерал: 'Все части шведского войска, как пехотные, так и конные, были прекрасны. Каждый солдат хорошо одет и прекрасно вооружен, пехота поражала порядком, дисциплиной и набожностью. И хотя состояла она из разных наций, дезертиры были в ней неизвестны'. Но это было естественно, ведь поверженная Саксония отдала все, что имела, лишь бы только шведы покинули страну и направили свои усилия на бывшего верного союзника, на Россию.

Воинский дух в армии был доведен до высшей степени, а поддерживаемая королем строгая дисциплина, сильно отличала шведов от всех других европейских армий. Солдаты были невзыскательны, терпеливы и мужественны, и с редкой выносливостью переносили все тяготы военной службы. Что можно сказать, если в уставе этой армии отсутствовал такой маневр как отступление? Ничего. Только вперед! Шведы не имели права оставить рядов и даже победив очередного противника, никто не смел заняться мародерством, пока не звучали слова благодарственной молитвы, и командиры не давали на это разрешение...

Карл Двенадцатый стоял на холме возле своего походного шатра и наблюдал за прохождением кавалерии набранной из шведских дворян. Стройные полки двигались по широкой дороге по пять всадников в ряд, а король с удовлетворением подмечал ровность колонн, сытых лошадей, довольные лица кирасир, и улыбки предвкушавших встречу с польскими пани и русскими пейзанками драгун. Вот идут Богусленцы, следом Иемтландцы, а за ними Смоландцы, Нордшонцы, Остготландцы, Вестготландцы и Остшонцы. Лучшая кавалерия мира двигалась согласно его воле наказать царя Петра, этого русского медведя, который жаждал отобрать у шведов власть над Балтийским морем.

Конница прошла и Карл, всем своим видом изобразив скуку и нежелание заниматься государственными делами, вошел в палатку, уселся на раскладной стул и принял из рук терпеливо ждущего премьер-министра Пипера документы требующие его личного одобрения. Не глядя, подписав бумаги, Карл вернул их Пиперу и спросил его:

— Скажите премьер-министр, царь Петр еще не надумал просить мира?

— Нет, Ваше Величество, — ответил Пипер, — московиты упорствуют и не желают признать того факта, что они обречены.

Король неопределенно взмахнул рукой.

— И что вы думаете по этому поводу?

— Я думаю, Ваше Величество, что для безопасности шведской короны недостаточно только того, что царь вернет захваченное, даст компенсацию за причиненные убытки или для нашей безопасности освободит какое-то место или провинцию. Сейчас важнейшая задача для шведской короны — это сломить и разрушить московитскую мощь, которая достигла такой высоты благодаря введению заграничной военной дисциплины и строя. Со временем, эта мощь может стать опасной не только для нас, но и для всех христианских государств, граничащих с Московией. Поэтому, нигде не может быть заключен мир надежнее и выгоднее, чем в самой столице русского государства.

Карл опять взмахнул рукой и сказал:

— Я доволен. Вы можете быть свободны.

— Ваше Величество, — премьер-министр, сделав легкий поклон, остался стоять на месте.

— Ну, что еще?

— Ваше Величество, я хотел бы обратить ваше внимание на то, что положение в самой Швеции с каждым годом ухудшается. Молодые мужчины в армии, производства стоят, а поля зарастают сорняками. Пора заканчивать войну...

— Я не хочу ничего об этом знать. Мои войска побеждают в каждой битве, а я отправляю на родину все наши многочисленные трофеи. Разве этого мало?

— Золотом и серебром, шелками и бархатами не накормить народ.

— Мой народ бунтует и недоволен своим королем?

— Ни в коем случае, Ваше Величество. Но стране нужна хотя бы небольшая передышка.

— Ступайте Пипер, я подумаю над вашими словами.

Премьер-министр, который понимал, что его слова не задели короля-воителя, мечтающего только о битвах, покинул палатку, а ему на смену появился адъютант короля генерал Габриэль Отто Канифер.

— Докладывайте генерал.

— Письмо от гетмана Мазепы.

— О чем пишет этот украинец?

Канифер открыл папку для докладов и, иногда сверяясь с записями, начал доклад:

— Гетман пишет, что на Руси в этом году голод, поэтому на Украине запасов совсем нет, а главные продовольственные магазины находятся в Смоленске. А еще гетман пишет о засеках и укреплениях от Орши до Могилева, так как у Петра не хватает сил прикрыть основной и наикратчайший путь на Москву. И как только вы, мой король, вступите в московские пределы, то он тотчас же появится в вашем войске с двадцатью тысячами казаков.

Карл прервал Канифера:

— В прошлый раз он говорил про пятьдесят тысяч. Чем он объясняет уменьшение войск, готовых вместе с нами идти в поход?

— Он утверждает, что это из-за того, что на Дону бушует бунт и все его войско отправлено царем туда.

— Что-то еще Канифер? — спросил король.

— Да. Секретное донесение от нашего московского резидента Томаса Книпперкрона. Он находится под наблюдением, но имеет возможность пересылать сообщения через своих агентов.

— Есть что-то важное?

— Только то, что Москва укрепляется, а в основном, он подтверждает письмо гетмана Мазепы.

— Хорошо. Идите генерал, и вызовите ко мне барона Гилленкрока.

Генерал-лейтенант барон Аксель Гилленкрок прибыл незамедлительно. Он был подтянут и строг, и как всегда держал в руках тубус с картами и документами.

— Мой король, вы вызывали меня? — спросил генерал.

— Да, барон. Что относительно карт Псковской земли, которыми я был недоволен?

— Фортификационная Контора подошла к делу со всем своим рвением, и новые карты получились вполне неплохими.

— Поверю вам на слово, барон. А пока, что относительно плана весенней кампании против московитов? Каков план моих генералов?

— Наша армия должна остановиться на зимние квартиры в Плоцком воеводстве и Мазовии, в районе Торна, Остроленки и Пултуска. За время отдыха из Швеции подойдут подкрепления, место сосредоточения город Рига. Как только просохнут дороги, генерал Левенгаупт должен выступить из Риги в направлении на Псков. Ваше Величество двинется ему навстречу. По дороге к нам присоединяются литовские войска и украинские казаки.