— Кстати, чем чаще вы с ними общаетесь на мыслеречи, тем скорее они переймут от вас умение разоваривать!
— Ух ты! Здорово! — А как скоро?
— В промежутке от года до пяти. Не надо их поторапливать!
— Да мы...
— Вот и! Немаловажную роль играют обращенные к ним чувства — должна превалировать любовь. Говорите с радостью, с нежностью, сопровождайте речь лаской. Заведите привычку во время посттрапезных прогулок делиться своими размышлениями с Нотжем и Нутжем. Неважно о чем: погода, салат, брат...
— Ха-ха! Ты после салата, брат! — засмеялся Хуан.
— А сам-то! — улыбнувшись. — Спасибо, Панг. Я буду помнить, — покосился на брата и ткнул локтем, — и ему не дам забыть...
— Я тоже буду стараться, — ответил на это Хуан. — Ссоры — это плохо!
— Да... мы, наверно, просто устали и...
Договорить Хоан не успел, а Хуан сам потянулся. Ауабасиуам, с языком.
— Запомните! — огорошил сурово Пинг, отстранившись. — Получив Ауабасиуам, дарить его другим можно только после здорового сна или глубокой медитации!
— Иначе кратковременно повысится уязвимость к негативным воздействиям извне. Дарите, сколько сил хватит, но получив в дар, храните крепость своих тонких тел.
— Обещаем! — Какие же вы лучшие друзья! — братья с подачи Хуана порывисто поднялись сами и потянули за собой Пинга с Понгом, коих тепло обняли, даря свое мироощущение, незамутненное горечью проблем и треволнений ответственности.
Трогательный порыв заставил сердечки-чакры Панга колотиться быстрее, Эёух же наоборот ровно пульсировал. Отстранившись, братья щелкнули по носам обескураженного Панга и с довольным смехом убежали к себе, на повороте обернувшись и подмигнув. Обаяшки с детской непосредственностью разили наповал — Пинг и Понг отразились в зеркалах своих глаз, узрев и развеяв зерна плотской и платонической любви к Хуану и Хоану. Новое слияние да со столь юными созданиями грозит обратиться в маньячество, истребляющее жизнь в предельном развитии. Дуот Панг поостерегся зарекаться, но дал самому себе твердое обещание не заводить любимых до выпуска, чего бы это ни стоило.
Калибровка Эёуха попахивала утилитарностью и прагматизмом — беда распределенного сознания, по сути приспособленного к рассмотрению событий с разных точек зрения, с чем успешно и справляющегося. Тихим сапом Панг сам приноравливался — беда флегматичного комфорта. Опускаться на ту же самую ступень развития в планы не входило, расставаться со ставшим неотъемлемым сферическим и многоплановым мировосприятием жаба не давала, как и с даруемым магией удобством в бытовых мелочах, без коих жизнь не в кайф. Эквилибристика это риск, с учетом поставленных задач оправданный, частью необходимый.
Третья ночь в Венечье, как и вторая, для необученных контролю за обменом веществ в беспробудную с конфузом поутру не превратилась. Оши вредно применять для этих целей — лучшим выходом стало использование цепкого вьюна. Глорику оставалось соединить живой канат из листа-сна с какаовым стеблем и неоднородно-полосатыми листьями-лепестками цвета маренго-бирюза-василёк, тогда его одолевало желание опорожниться и в Венечье — другие ощущения тоже приходили, большая чуткость сна — лучшая взаимосвязь.
Потому парочка вместе проснувшихся посреди ночи дуотов сидящего под вновь задышавшим молодостью престарелым самшитом Панга не заинтересовала. Зато у этих поеживающихся четверых по возвращении зев как рукой сняло — пропажа отыскалась у самого левого скругленного края поляны, после подсказки дежурившего цео, выразившего недовольство ночным брожением.
— Дуот, куда? — пришла мыслеречь Пингу и Понгу, вполне выспавшимся и завершившим хлопоты.
— Медитировать, цео.
— Дабы позорный срыв более не повторился, — виновато добавил Понг.
— Вам обоим знакомы соответствующие техники? — все так же холодно.
— Не из практикуемых здесь — да.
— Так нам можно приступить или нет? — уже нетерпеливо.
— Еще два вопроса, дуот, — подплыв на воздушной подушке. — Почему на аттестации столь скудно проявил себя?
— Потому что использование иных стилей сродни непочтительному жульничеству, вредящему обучению жизни в таком огромном коллективе себе подобных, — недружелюбно глядя через притушенное изнутри пламя очков.
— Как снимается ваше проклятье?
— Индивидуально, — мотнул ушами Понг.
— Произошедший днем инцидент и по нашей вине случился, потому вашу супругу и того легионера мучают их собственные кошмары и страхи — они около грани. Ему советуем дать обет молчания на декаду и выслужиться поваром на кухне — похлебка уже не варево, но еще не суп. Ей советуем в самое ближайшее время по-тихому выяснить, к каким сестрам из двадцать пятого тянет Эёуха и устроить обоим дуотам случайную встречу, незабываемую — разлука способствует платонической любви. Так же пусть оставшимся семи найдет пары и в дальнейшем незаметно поддерживает и развивает между ними дружеские отношения на гране любви. А вам советуем серьезно поговорить с больными, иначе они рискуют навсегда остаться изгоями.
— Советуете? — скептически. И без апломба.
— Эх... — покрутив головой, словно осматривая спящих на предмет притворства. — Характеры скверные. Как наши. Вчера мы отвратительно себя контролировали. Вину признаем. Проклятьями не раскидываемся направо и налево. Рекомендации помогут обелиться ей, избежать позора ему, завоевать доверие вам.
— Однако это был третий вопрос. Хоть заштрафуйтесь, но мы общаться с вами и вообще как-то реагировать на вас отныне не намерены, глор.
Ни Пинг, ни Понг не позволили усмешке отразиться — лицо недоуменно вытянулось, глаза расширились, брови взлетели, морщинки во лбу прорезались. Целеустремленно развернувшись, оба прыгуче бросились в противоположную от него сторону к давно запримеченному увитому плющом дереву с удобным корневым распадком и относительной уединенностью — покоцанные кусты и притоптанная трава спасали только от беглого взгляда.
Неустанно изучающие окрестности Сержи приглушенно фырчали и шуршали в отдалении, суя любопытный нос в кустики зверобоя и арники, столь же улыбчиво-желтой, клоня стебли валерианы и майораны, колыхая розовую наперстянку. Прибрежная полоса служила энциклопедией разнообразных трав, не свойственных тисосамшитовому лесу, смешанному на вершинах пологих гор с сосновыми и другими породами. Богатство растительных видов особо поддерживалось на первом километре-двух, огороженном магией от медведей, горных баранов, лосей и других крупных животных, вынужденно использующих для водопоя мелкие ручьи и скромные речужки. Барьер предохранял и от шибающих током рептилий, от шустрых клещей, откладывающих яйца кровососущими челюстями, от пиявочных червей, из-под земли сосущих ауру. Первые несколько сот метров леса вообще изобиловали кустами — оттеняющими пространство тисами или грабами светлая роща тут стыдливо прикрывалась. Все это изобилие благоухало своими особенными ароматами, неизменно свежими. Дышать не передышать, сколь не разевай мехи легких! Сержи наконец-то дорвались до игривых исследований, впрочем, не забывая о старших — веточка розмарина и где-то найденный стебелек лаванды шерстистой привнесли умильную нотку к царящим вокруг спящего дуота Панга ароматам и вызвали сердцещипательные вздохи укладывающихся спать созвенцев женского полу.
Вместе с Сержи пищали редкие летучие мыши, где-то ухала сова. Разбуженная тетерка долго укладывалась обратно. Где-то в гуще горного леса спали чечевицы и пищухи, улары и краснокрылые стенолазы. Отдыхали и бабочки: голубянка алькон и алкет, разнообразные нимфалиды. Не дрыхлось отчего-то дровосеку зубчатогрудому — то ли Сержи наступили, то ли Сержи ковырнули и перевернули гигантского жука-усача. Где-то отыскали они и лесного кота, устроив соревнования по шипению — юркая тень в итоге удалилась на крону дерева, но подергать хвостом и там не дали, метко попав в самый кончик мелкой иглой. Переполошивший непонятно как выживающее рядом с детским лагерем семейство белок кот обидчиво мякнул, сверкнув желтыми глазами и как можно скорее поспешив удрать как можно дальше — валериана вновь была наклонена горе сторожами двух каменюк.
Все четыре ядра, подвластные Пангу, объединились, переходя из свапна в сушупти. Переход в следующее измененное состояние имел целью найти самость. Атман. Понимание разницы между осознающим себя атманом и представляющим энергию духом позволяло зацепиться за отобранную точку равновесия, спроецировать ее в каждый поток каждого ядра распределенного сознания. А так же проникнуться в абсурдность громких слов из прошлого — Дух нельзя уничтожить. Бессознательный элемент возвращается к целому. Абсолют бесконечен, всеобъемлющ и всепроникающ. Порядок и хаос, свет и тьма, приращение и убыль — это все не про него, это все его производные аспекты. Впереди переосмысливание КАБака и трапез чдуасами.
Опыт чувственного восприятия в своей малости несравним с произошедшей компьютеризацией мыслительной деятельности, однако, эмоциональная искра несказанно обогатила мировосприятие и спасла от участи стать думающей машиной в понимании "я" из прошлого.
Многоядерность влекла свои непредставимые сложности, о которые спотыкаться неприятно, и опасно. Острое хотение все упростить сулило слипание потоков с последующим вырождением, пусть и в двенадцать ликов. Отчасти потому две трети сущности Гаера растворялись, что бурлящая толпа мыслей едва-едва контролировалась и сводила с ума — выручали редкие импульсы и векторы сиюминутных проблем. Требовалось время: совладать, освоиться, попривыкнуть... Развитие подразумевало динамическое изменение алгоритмов собственного поведения и мышления, и сейчас жесткие рамки принципов построения компьютерных операционных систем неимоверно мешали. Просветы предзнания как внешние носители информации нуждались...
Достигнутое состояние турийя длилось до пика, озарившего атман Гаера, подобно дельфину-акробату, выпрыгнувшему над водной гладью в воздушную среду и с понукающим Привратника всплеском вновь нырнувшему, проскочив через обруч пламенеющего света, поймав и в полете проглотив вкусную рыбку.
Определение кластера или облака? Нейронная сеть удовлетворяла большему числу критериев. Реальность не описывалась ни одним из этих терминов и всеми ими одновременно. Лейо и Зефир... Без них Гаер не представлял, как бы справился со своим положением и ситуацией в целом. В редкие моменты он осознавал себя живым и цельным, одухотворенной смесью информационных и энергетических полей — запал иссяк, и в новом теле он чувствовал себя несмышленым младенцем, только и делающим, что ворочающимся во сне во избежание разрушений. Колыбель — роскошь, мечта.
Когда запланированная погрешность и предвиденный разброс вероятностей дали результат, Гаер страстно захотел зажмуриться и Не Быть — столь страшная картина открылась ему, бдительно смотрящему по всем сторонам, а не строго по вектору отцовства. Боль трансформации, поглощение Ани, первое предательство названного отца, сладкая месть Чако и Норриуса, боль за Йоми, борьба со Зверем, привет от груздевской Гильдии, слабость и таяние Миэ, предательство Лара, героическая смерть Ани номер два, ловушка Асколя, едва не вскрывшего защитный панцирь, мучительная дойка и плен на холме, раздирающее разъедание Хаосом, оркское рабство, пытка руками кадавров, пережевывание кетцалькоатлем, убийства в Кюшюлю и многое другое — Гаер увидел внутри себя океанические просторы боли. Он и не подозревал, думая об излеченном рассудке, пережившим титанические ломки. Да не тут то было! Вот по какому такому мрачному зловонию его вынюхивал прирученный пес-Жнец... Вот центр, генерирующий гравитацию, мешающую свободному полету...
Наплевав на отчаянный риск, Гаер решался на чрезвычайные меры. Заскорузлая боль оживилась, начала душить с новой силой и небывалым напором. Ютиться на точке?! Все восстало против островка средь вод из мук и страданий — перед мысленным взором промелькнул центр Венечья. Гаер не для того прошел все тяготы, чтобы отравляться собственными миазмами в найденном убежище!
Гаер мигом запряг Сержимозги. План оформился не сразу и попахивал авантюрой чистой воды. Но куда деваться?! Он помнил, лепя метровые иглы из оскверненного адамантия и астрального мифрила с хатти-вставками. Заворачивая завиток спирали к центру Серуша, Ламбада нашпиговывала смертоносными пулями всех любопытствующих, ошивающихся рядом со спутниками системы навигации, начав с обманчиво вяло тестирующих на прочность ее собственную защиту переговорщиков. Подобно электродам, пары игл пришпиливали не ожидавших такого не магического подвоха. После первой неудачи снаряды обернулись щедро поставляемым фиолетом и ултрафиолетом с Серуша, освещаемого карликовой звездой Руш — энергия Уничтожения резонировала со скверной, усиливая эффективность на порядки. Незамысловатое и при этом высокотехнологичное оружие оправдало все надежды — провокация удалась на все сто! Месть за падших последовала незамедлительно — трассирующие следы не оставили вопросов относительно идентификации инициатора. Небо украсилось короткими вспышками, порой видимыми и на освещенной Ра половине. Моменты атаки широким лучом посредством выброса накопленных энергий разрушения и телепортация низкоорбитальной станции Ламбада на Южный полюс синхронизировались с остальными процессами если не до йоктосекунды, то до одного периода излучения, соответствующего переходу между двумя уровнями основного состояния атома цезия-133, абсолютно точно.
Подобно киту, Гаер из дышла выпустил отработанный воздух и пары, избавившись и очистившись от спрятавшейся скверны, наконец, отдраив свой реверс и обод подобно аверсу, заодно и сам металл монеты от примесей шлака. Дичайшая боль отразилась неимоверным наслаждением — баланс соблюден согласно найденной точке равновесия. Вся смесь, словно опрокинутый из окна тазик с помоями, устремилась к Привратнику. Почему Привратник? В чем его вина? В чем его помощь? Удобство расположение, способность справиться с задачей утилизации — по крайней мере, на это теплилась надежда.
Око Араса моргнуло чернью, расцветив небосвод чудесными всполохами сияния аврора-австрелис с аврора-бореалис, сошедшимися на экваторе — своевременная реакция, сопровождающаяся выплеском чудовищных объемов энергий из Аслаош-раом, защитила Ламбаду и упрочнила ее положение в небе, присовокупив к планетарному Муэру Глораса защитные оболочки космических спутников системы Скайтринкса и его полюсные энергостанции, едва не выведенные из строя диверсантами-Посланниками. Шах в мат не перешел — ход Жнецом сыграл ключевую роль в этом гамбите. Правильно — не стоило ему запрещать и вообще заводить тему о Скайтринксе. Мнимая свобода, хех! И лояльность сюзерену показал, и подельников засветил.
Однако ни Пингу с Понгом, ни Пангу, ни Лису, ни Гаеру не до давяще грозного и одновременно очаровывающего глобального светопреставления, различимого во всех уголках Глораса, кратковременно укутавшегося в шубе сильнейшей геомагнитной бури, всколыхнувшей биоритмы органики. Чета Тохкалошфо сама его устроила, локально, и не на каких-нибудь пару десятков минут. Штормящие воды Венечья взбудоражили обитателей, породив кучу вопросов. Выпавшие из медитаций, эфира и астрала глоры постепенно узнавали из новостей Галилео и божественных откровений об отраженном нападении извне. Зависшая над северным полюсом и сотрясавшаяся под натиском вторженцев Ламбада обрела статус неприступной небесной цитадели — Мерцающих и иже с ними не подпустили близко, Давжогл обломался — преждевременное раздвижение занавеса Муэра сорвалось, силы растрачены попусту, мелкие сошки уничтожены всполохами ионосферы с одной стороны и Скайтринксом с другой, мезальянс провалился, оставив вонь ссоры. Сипаугри и Сверьялус не вмешивались. Эасо благополучно вернулась к своим в Эльбра, сопровождаемая полыхающими зеленым и фиолетовым Стражами.
