За барьером я сразу увидела родителей. Папа сразу кинулся ко мне.
— Гермиона, а где же твой чемодан? Я боялся... — Даже легкое касание показывает мне его любовь и заботу. И я сразу отвожу сенсорную нить, не желая вторгаться слишком глубоко.
— Вот тут! — Показываю ему подаренную сумочку.
— Тут? Как?
— Волшебство. — Я стараюсь удержать то, что Мори называет "морда кирпичом", но маска не держится долго и я радостно улыбаюсь папе. А потом — замечаю маму и кидаюсь к ней.
— Мама! Я так по вам с папой соскучилась! — На меня очень давит то, что в это время очередная нить скользит по поверхности сознания мамы, не находя ничего, кроме любви, заботы и беспокойства.
Но, в тот момент, когда маска уже готова дать трещину, а я — разрыдаться и все рассказать прямо на вокзале, в меня как будто вливается откуда-то извне поток силы и уверенности.
— Спасибо!
— Не за что. Держись!
— Они... они...
— Все хорошо, Миа. Все хорошо.
— Но ведь я...
— Ты просто посмотрела на них. Не более того. Ладно. Я пока отвлекусь. Держись, Миа.
И мысли Мориона исчезли из моей головы.
Утро уже вступало в свои права, но почти бессонная ночь в поезде давала о себе знать. Так что всю дорогу от вокзала до дома я просто проспала.
Дом встретил меня знакомыми запахами выпечки. Разумеется, мама не могла не подготовить празднование такого события, как мое возвращение домой. Все тревоги, терзавшие меня в дороге, растворяются в родном тепле. Все, кроме одной. Я по прежнему не знаю, что стоит рассказать родителям, а о чем — умолчать.
— Ну что, дочка. Как тебе живется в новой школе?
— Замечательно. — По сенсорной нити, протянутой в сторону родителей, но не касающейся их, доходит некое... недоверие. — Мама. Папа. А может, вы сначала расскажите мне о том, что вам известно? Чтобы мне не изобретать велосипед?
— А может, ты все-таки расскажешь нам свою версию?
— Моя версия в том, что у меня все хорошо и появились друзья. А если вы попробуете не отпустить меня на следующий семестр, то я на вас очень обижусь и все равно сбегу.
— Значит, у нас есть основания не отпускать тебя в Хогвартс?
— С моей точки зрения — нет.
— А может быть, у тебя просто есть причина желать этого возвращения? Кто-то... кто-то особенный? — Папа усмехается и так выделяет голосом слово "особенный", что мне сразу становится ясно, что именно он имеет в виду.
Я серьезно задумываюсь, чего не делала весь семестр. Хочу ли я, чтобы Морион был для меня больше, чем другом? Наверное — да.
— Знаешь, папа, пожалуй — ты прав. Такая причина — есть.
— И как зовут эту причину?
— Гарри Поттер.
— Национальный герой. Мальчик-который-выжил? На мелочи моя дочь не разменивается.
— Мелочи — не достойны внимания.
И я начинаю рассказ о моей школьной жизни, старательно обходя вниманием директора и его бурную деятельность.
Глава 93. Встреча аристократов. (Драко).
Когда Гермиона, весело помахивая сумочкой, скрылась в барьере, разделяющем миры, я тепло попрощался с Дафной и шагнул навстречу отцу. Серебряный принц Слизерина — навстречу Серебряному лорду. Отец, как впрочем, и всегда, был почти непереносимо изящен. Черная мантия с серебряным шитьем, гордая осанка, почти военная выправка. На этом фоне черная трость с серебряным набалдашником казалась необязательным аксессуаром, не более чем последним штрихом к портрету величественного аристократа. Но теперь, благодаря Дафне, я знал, что отец скрывает в ней запасную палочку, и трость в его руках может мгновенно стать грозным оружием. Это заставляло взглянуть на него несколько по-иному.
— Приветствую Вас, сын. Надеюсь, что пребывание в закрытой школе не было для Вас чрезмерно тяжелым?
— Приветствую Вас, отец. Ни в коей мере. Мои познания увеличились, а круг общения — расширился. Это стоило бы и больших трудностей.
— Я рад, что Вы воспринимаете это именно так.
Мелькнувшая на мгновение в глазах отца искра дает понять, что дома меня ждет гораздо более теплая встреча. Но толпа народа, машинально замедляя шаг, огибает нас, а значит — представление должно продолжаться.
Мы с отцом на предписанном этикетом расстоянии движемся к камину. На платформе собралась довольно плотная толпа встречающих, но перед нами люди расступаются, позволяя двигаться, почти не отклоняясь от курса. "Почти" — это потому, что тележки с чемоданами значительно менее маневренны, так что при встрече с этим порождением маггловского мира приходится либо ждать, пока хозяин справится с инерцией, либо обходить.
Естественно, сам я не волоку с собой никакой тележки, и, тем более, не сгибаюсь под тяжестью чемодана. Мои вещи еще из Хогвартса доставлены домой эльфами, прислуживающими роду Малфоев.
Зеленое пламя камина принимает меня. А когда я снова могу видеть — передо мной уже гостиная родового особняка Малфоев. Быстро делаю два шага вперед. И точно: отразившаяся в многочисленных зеркалах новая зеленая вспышка возвещает возвращение домой отца.
Он выходит из пламени с таким видом, как будто продолжает двигаться по ровному паркету. И только поняв, что уже дома — отец позволяет себе расслабиться и обнять меня.
— Ну что, сынок. Рассказывай.
В принципе, рассказ у меня уже подготовлен. Но, на всякий случай, я демонстративно стягиваю и уплотняю щиты, которым меня научил крестный. И только тут замечаю, что изнутри они подперты другим, гораздо более сложным и крепким щитом.
— Спасибо, Гарри.
— Не за что. Этот щит хранит и мои тайны.
— Все равно — спасибо.
— У моего маленького Драко появились секреты? — Мама, как всегда, подошла совершенно неслышно.
Этот вопрос говорит о том, что мои щиты уже проверены на прочность. Впрочем, это — обычная игра, в которую родители играют со мной уже пару лет. Раньше они легко вытаскивали из моей головы все задуманные шалости. Потом я научился "не думать о белой обезьяне", и у меня стало получаться укрыть хотя бы самые дерзкие задумки. А еще позже, после занятий с крестным — я стал прятать и то, что можно было бы и вовсе не скрывать, чтобы не показывать родителям очевидную цель для атаки по принципы "раз защищает, значит, есть чего прятать". Но только теперь, после того как мои щиты переплелись с конструкцией, созданной моим Лордом — я обрел уверенность в том, что мои мысли останутся только моими.
— Да, мам. Появились. Я уже в Игре.
— И кем же видит себя мой сын? — Отцу, похоже, действительно интересно. По крайней мере, я ощущаю довольно сильное давление. Мой старый щит уже начал бы подаваться. А новый даже не нагрелся. — Так кем? Шестеркой, онером, или, может быть, надеешься стать джокером?
— Игроком.
— Ого! И что же заставило тебя сменить мнение? Помнится, до отъезда ты считал именно джокера — фигурой достойной тебя.
— В Хогвартсе мне очень наглядно и доходчиво объяснили, что фигуры — проигрывают. На выигрыш могут рассчитывать только игроки.
— Хм... но игрок может и проиграть.
— Игрок может проиграть, но может и выиграть. Карта же проиграет обязательно. Ее просто кинут "в отбой".
— Ну что ж, сын. Честно говоря, я долго раздумывал: отправлять тебя в Хогвартс, или договорится о домашнем воспитании. И ты только что с блеском доказал преимущества школьного образования. Разве эту мысль довели до тебя преподаватели?
— Нет. Это был Маркус Флинт, капитан команды нашего факультета.
— Умный парень. И я рад, что ты завел столь полезные знакомства.
Пока отец произносит эту фразу, его пальцы складываются в несколько знаков давно разработанного нами языка жестов. В данном случае они говорят мне "Не при маме". И я киваю, соглашаясь как с радостью отца по поводу полезных знакомств, так и с тем, что наши договоренности лучше не доводить до сведения мамы.
Глава 94. Прошлое. (Драко).
Вечером мы с отцом устроились поговорить у камина. Мама отправилась в гости, и нам может и не выдастся лучшего момента для приватного разговора. Наши бокалы почти одинаково переливаются оттенками рубина. Правда, вино мне пить пока что рано, да и не решился бы я хоть чуть-чуть затуманить сознание перед столь сильным оппонентом. Поэтому в моем бокале — вишневый сок. Горькая сладость, легкий запах миндаля, оттенок опасности... Все это бодрит и заставляет сосредоточится. И отец, судя по его виду, отлично понимает мой выбор. Но сам он может себе позволить вино сорокалетней выдержки.
— Итак, Драко, каковы же твои планы на будущее?
— Для того, чтобы строить планы на будущее, мне нужно знать кое-что о прошлом и настоящем.
— Хорошо. Что бы ты хотел узнать?
— Как началась Первая война?
— Я пробую объяснить. Думаю, ты еще не обратил внимания, но в Министерстве и вообще во власти становится все меньше чистокровных волшебников. Нас вытесняют полукровки и грязно...
— Отец, пожалуйста, не употребляй этого слова при мне.
— Почему? Хотя, да... Эта Грейнджер...
— Вот именно. Ляпну по привычке, где не надо — и мои планы пойдут прахом.
— Все настолько серьезно?
— Предпочитаю не проверять.
— Ладно. Я постараюсь, но... у меня тоже есть привычки, и они взялись не на пустом месте.
— Я понимаю.
— Так о чем я... Аристократия постепенно теряет влияние. Нас просто вытесняют.
Интересная мысль приходит ко мне издалека, и я киваю скорее ей, чем словам отца.
— О чем ты сейчас задумался?
— О том, что в нашей семье я — единственный ребенок. И у Паркинсонов — только одна дочь... Да что там... семьи, в которых больше одного ребенка — можно пересчитать по пальцам. Правда одной руки не хватит, но все-таки...
— И как это связано с тем, что я начал тебе рассказывать?
— Если чистокровных становится все меньше — что удивительного в том, что опустевшие места занимают полукровки и Обретенные?
— Интересная мысль...
— Очень уж простая. И если вы к ней не пришли, то, скорее всего — потому, что вам не дали ее заметить.
— Возможно... — Отец на секунду останавливается — Но тем не менее, мы к ней так и не пришли. Но мы решили предпринять что-нибудь, чтобы остановить падение аристократии...Хотя... Многие — погибли, часть оставшихся — в Азкабане. Если ты прав — мы только ускорили его.
— Что произошло?
— В начале это была обычная политическая борьба. Мы собрались вокруг Тома Реддла...
— Полукровки?
— Он сумел убедить нас. И мы пошли за Великим магом и наследником Слизерина. — Опять пауза. — Как я уже говорил, вначале это было скорее политическим клубом. Мы старались поддерживать друг друга в карьере. Поскольку мы сосредоточили в своих руках серьезные ресурсы, то продвигалось у нас это дело вполне успешно.
— Это понятно.
— Да... Но продвижение столь... сплоченной группы не могло не встретить сопротивления. И вскоре политическая игра вошла в острую фазу. Опять-таки, поначалу и мы, и наши противники старались оставаться в некоторых рамках. Обвинения в коррупции, попытки подкупа, и разрушение репутации противника через прессу... В общем — нормальный политический процесс.
— И в этом нет ничего необычного.
— Да уж... Морсмордре уже тогда была нашим символом. Но тогда это было скорее политическим заявлением, чем серьезной угрозой. Но вот однажды, несколько человек из противостоящего лагеря нашли мертвыми. А над ними — возвышался змееязыкий череп.
— Кому-то не хватило терпения?
— Не знаю. Тогда — все открестились. Наши противники кинулись в атаку. Доказать ничего не удалось, но, как говорится, "осадочек остался". А потом... Постепенно отношения накалялись. И это уже не было политическим противостоянием. Изредка люди то с одной, то с другой стороны бесследно исчезали...
— И обе стороны не нашли ничего лучшего, чем обвинять в этом друг друга. — Озвучиваю я идею моего сюзерена.
— Да. Не нашли. Мне эта мысль пришла в голову через много лет, когда война была уже проиграна.
— Странно.
— Очень странно.
— Похоже, в вашем споре с последователями Дамблдора было больше чем две стороны.
— Скорее всего. И я не останавливался бы на числе три.
— Факты? — Поднимаю левую бровь, стараясь воспроизвести любимое движение крестного.
— Никаких. — Похоже, отец даже не заметил моей гримасы. — Только ощущения.
— Возможно, им стоит доверять. — Да уж, общаться с отцом, имея на своей стороне претендента на титул Темного лорда — намного легче. И, кажется, мне удалось произвести на папу хорошее впечатление.
— Но, хотя напряжение нарастало, в общем все было довольно мирно. Так что известие об объявлении организации "Пожиратели Смерти" вне закона и разрешении аврорам применять Непростительные застало нас врасплох. Одно из собраний подверглось нападению, и, если бы не Лорд, мы все были бы мертвы. Нас даже не пытались арестовать. Сразу начали с Авады.
— Вы выяснили, что послужило причиной столь... истеричных действий?
— Нет. Ни тогда, ни позже никто из нас, даже те, кто, как я, смогли выпутаться из переделок, сохранив деньги и влияние, так и не смогли узнать, что было поводом. Но... если причины так и остались во мраке, то вот следствия, напротив, были предельно очевидны: началась война.
— Похоже, вас капитально подставили.
— Да. Но...
— Ты не задумывался об этом?
— Да. А ведь это так очевидно...
— Похоже, что-то влияет на твое мышление.
— Возможно. Очень на то похоже. Ты еще что-нибудь хочешь узнать?
— Совсем немного. Что происходило с вашим Лордом?
— Хороший вопрос. Очень хороший. В разразившейся войне он стал все больше и больше обращаться к черной магии в поисках Силы. Он проводил над собой какие-то ритуалы. И, однажды, после очередного ритуала он вернулся уже тем Темным Лордом, о котором ты знаешь. Ловушка захлопнулась.
— А его внешность? Она как-нибудь менялась?
— Нет. Хотя... именно после того ритуала, о котором я только что говорил, он и стал носить плащ с глубоким капюшоном... Так что — не знаю. Может быть...
Мне очень захотелось спросить отца, не произносил ли Лорд такие имена как Повелитель Отчаяния, или Господин Обреченных? Или, может быть, он упоминал о Боге Крови или Троне Черепов? Но, в тот момент, когда я уже открыл было рот, мою голову пронзила резкая боль. Казалось, что меня разрывает пополам, и каждая из половинок недостаточна для самостоятельного существования... И внезапно все прошло.
— Драко! Что с тобой?
— Не знаю. Голова что-то разболелась.
— Иди, отдохни. Разговор, конечно, получился интересный, но не настолько, чтобы рисковать твоим здоровьем.
— Спасибо, папа. Тем более, что мне нужно кое-что серьезно обдумать.
— Подумай. Это полезно. — Папа уже улыбается. Потом он поворачивается и выходит из зала, а я остаюсь сидеть у камина.
— Прости, Драко.
— За что?
— Мне было очень уж интересно, так что...
— Это из-за тебя...
— Да. Ты чуть не стал моим аватаром.
