Тетрадь 78

ТЕТРАДЬ СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

* * *

Предсвадебные дни слились для Криса в один длинный суматошный день. И в этой суматохе появлялись и исчезали люди, он что-то делал, говорил, даже работал, но это всё было так... побоку, а главное... Главное то, что всего через четыре, три, два дня он будет рядом с Люсей и уже навсегда.

До свадьбы оставалось меньше суток. Тётя Паша торопила всех, потому что в понедельник начинается пост и венчаться уже нельзя, на масленицу тоже, конечно, грех, но меньший. С госпитальным священником — отцом Александром — тётя Паша тоже сама договаривалась, и он согласился обвенчать, хоть они и не говели, Люся не причащалась ни разу, а Крис даже и некрещёный. Девочки помогали Люсе с платьем, а Крис, как велела тётя Паша, купил в городе кольца, себе и Люсе. Парни тоже покупали подарки, и с ними со всеми тётя Паша отдельно поговорила, так что с вопросами никто не лез.

В пятницу Крис работал во вторую смену. Он отработал положенное, переоделся и вышел из лечебного корпуса, когда его окликнули.

— Кирилл...

Крис обернулся. Доктор Ваня? Что-то случилось?

— Иван Дормидонтович, что-то случилось?

— Мне надо поговорить с тобой.

— Конечно, Иван Дормидонтович.

Что-то в интонации доктора насторожило его. Что-то не то. И... и почему-то они пошли, вернее, доктор его повёл не в свой кабинет, а в сад, в беседку. Он шёл рядом, ничего не понимая и ни о чём по старой привычке не спрашивая.

А Жариков... Жариков боялся предстоящего разговора. Он до последнего оттягивал, трусил, но завтра свадьба и Крис должен знать. Сама Люся не скажет, и чтобы между ними ничего не встало, он — прежде всего, как врач — должен и это взять на себя.

— Мне надо поговорить с тобой, — повторил Жариков, когда они вошли в беседку.

— Да, Иван Дормидонтович, я слушаю.

Жариков сел к столу, достал сигареты, распечатал пачку, взял себе сигарету и слегка подвинул пачку, и предлагая закурить и указывая на место напротив себя. Крис послушно сел и взял сигарету.

— Люся не говорила тебе, — наконец смог начать Жариков, — так? — и сам ответил: — Так.

— О... о чём, Иван Дормидонтович? — Крис тревожился всё сильнее.

— У неё всё тело в ожогах, в послеожоговых рубцах.

Крис кивнул, показывая, что знает. Жариков молча смотрел на него, и он тогда сказал:

— Я не видел, я... — и показал ладонями, — ну... ощупал, нет, ощутил.

— Хорошо, — кивнул Жариков. — А где это с ней произошло, ты знаешь?

— Нет, Я не спрашивал.

— И правильно сделал. А я тебе скажу. Ты должен знать. В распределителе, — последнее слово он сказал по-английски.

Лицо Криса сразу отвердело и напряглось.

— Люся была в распределителе? — медленно спросил он.

Теперь он тоже говорил по-английски.

— Да. Там она попала под бомбёжку, её обожгло. Ликвидаторы из СБ потому и не сожгли этот распределитель, что он уже горел. А из развалин её уже наши солдаты вытащили.

— Как и меня, — кивнул Крис.

— Да, как и тебя. Но дело не в этом. Там, в распределители, надзиратели... надругались над ней.

Крис свёл к переносице брови.

— Вы... подождите... "трамвай" ?! Нет!

— Да, — жёстко ответил Жариков и повторил: — Да.

— Нет! После "трамвая" не живут!

— Она и не хотела жить. Её заставили. Да, мы заставляли её жить. Потому что её смерть — это их победа. Ты понимаешь?

Крис кивнул и застыл, опустив голову и сжимая в лежащих на столе кулаках незажжённую сигарету. Жариков молча ждал. Да, вопрос девственности для Криса, разумеется, не стоит, даже не возникает, и он очень хорошо представляет и распределители, и надзирателей.

— Поэтому Люся боится... этого, — наконец сказал Крис по-русски, всё ещё глядя в стол.

Жариков кивнул, но Крис не заметил его кивка.

— Так... так как мне теперь жить? — Крис наконец поднял голову. — Я... я не смогу отказаться от Люси, я не буду жить без неё.

— Ни о каком отказе и речи нет, — Жариков смял свою сигарету, не заметив ожога. — Завтра твоя свадьба, и, я верю, всё у вас будет хорошо. Но я хотел, чтобы ты знал... про это. Когда знаешь... Понимаешь, Кирилл, слишком много ошибок от незнания.

— Да, я понимаю, Иван Дормидонтович. Вы... вы говорили с Люсей. Обо мне. Ведь так?

Жариков почувствовал, что краснеет. А Крис вдруг улыбнулся.

— Что вы ей сказали обо мне?

Жариков покачал головой.

— Нет, Кирилл. И Люся об этом нашем разговоре не узнает. От меня. А ты сам решай.

— Что?

— Что ты ей о себе скажешь. И как у вас будет...

— У нас ничего не было, — перебил его Крис. — У меня... Мне нечем... входить. Вразнобой дёргается и... и всё.

— Всё у вас будет, — возразил Жариков. — А как будет, сами решите. И ещё. Рожать Люсе можно будет нескоро, если вообще будет можно. Она это знает. Понял?

Крис угрюмо кивнул. Жариков перевёл дыхание. Самое трудное он сказал.

— Как? — Жариков вздрогнул от голоса Криса. — Как Люся попала в распределитель?

— Она из угнанных. Её угнали ещё девочкой, родных она всех потеряла.

— Угнанные... Да, я слышал, не знал, что их в тех же распределителях... наверное, в другом крыле...— Крис тряхнул головой. — Иван Дормидонтович, я всё для Люси сделаю. Чтобы ей было хорошо. Всё, что могу. И чего не могу — тоже.

— Я знаю, — кивнул Жариков.

— Только... — Крис замялся, — я только сегодня подумал. Есть одно... одна... закавыка, так. Иван Дормидонтович, ведь жениться — это клятву дать. Ну, муж и жена клянутся друг другу, так?

— Да, — насторожился Жариков.

— Я уже на клятве, Иван Дормидонтович, вторая клятва действительна?

— Первую ты когда дал?

— Здесь уже, — Крис вздохнул. — Как из "чёрного тумана" вставать стал, — и отвечая на непрозвучавший вопрос: — Доктору Юре, Юрию Анатольевичу. Он не знает ничего об этом, но... но я не отказываюсь от клятвы. А Люся...

— Это разные клятвы, Кирилл. И одна другой не мешает.

Жариков мягко, чтобы не обидеть Криса насмешкой, улыбнулся. Помедлив, Крис улыбнулся в ответ.

— Всё будет у вас хорошо, — повторил после паузы Жариков. — Ведь вы любите друг друга, а это главное, а всё остальное... пустяки. Все проблемы разрешимы.

— Да, — Крис улыбнулся и закончил фразу: — Когда их решают.

— Да, Кирилл. Всё так. А теперь иди. Готовься к завтрашнему.

— Да, — Крис встал. — Спасибо вам. Вы... вы всё обо мне сказали Люсе?

— Что надо, то и сказал, — засмеялся Жариков. — Иди, Кирилл, я покурю здесь и тоже пойду.

И когда Крис ушёл, достал из пачки сигарету и закурил. Ну вот, что смог, он сделал, а что будет дальше...

...Люся смотрит на него со страхом и надеждой.

— Но... но Иван Дормидонтович...

— Да, — жёстко повторяет он. — Детей у него никогда не будет. Ты ещё можешь вылечиться, он — никогда. Захочешь рожать, сможешь родить только от другого.

— А если...

— Думай сейчас, Люся. И решай сейчас. Обидишь его — я тебе этого не прощу. Он для тебя на всё пойдёт, думай сначала, чего попросить. Поняла? — Люся кивает. — Всё поняла? И ещё учти. Девчонки, я знаю, учат тебя, как себя поставить и всё такое. Так вот, скажешь ему, что ты хозяйка — он уйдёт. Этого слова он не стерпит.

— Я... я понимаю, — всхлипывает Люся...

...Что ж, может, он действительно был с ней излишне резок, но... но ведь глупышка может и впрямь поверить этим дурам, что себе жизнь испортили, а теперь и другим портят. Из лучших, так сказать, побуждений. А Люся, к сожалению, внушаема.

Жариков погасил о стол и выкинул из беседки окурок. Надо отдохнуть, завтра кому гулянка и веселье, а ему — работа.

Свадьбы в госпитале игрались очень нечасто, но всё-таки госпиталь — не монастырь, так что, в принципе, все знали, что и как положено делать. Но на этот раз... и как всегда, и по-особенному.

С утра одевали и готовили невесту. Люся, совершенно ошалевшая и потерявшая голову, вертелась, как восковая кукла, в руках Гали, Нины и ещё десятка добровольных помощниц. Командовала, разумеется, тётя Паша. Убедившись, что к сроку всё будет готово и что марлевая фата удачно закрывает обожжённую щёку невесты, она пошла посмотреть на жениха.

Крис, уже одетый по-праздничному: хорошие брюки, начищенные до зеркального блеска ботинки, белоснежная накрахмаленная рубашка — стоял посреди своей комнаты, задрав голову, и Андрей завязывал на нём галстук. Новенький, в тон к брюкам пиджак висел на плечиках, зацепленных за открытую дверцу шкафа. Майкл и Эд, сидя на кровати, внимательно следили за обрядом.

— Двойной виндзор сделай, — распорядился Майкл.

— Не в стиле будет, — возразил Андрей. — А фантазийный если...

— Не выпендривайся, торжественно должно быть.

— А на одинарном торжественно, — не сдавался Андрей. — И коротко для двойного. Затяну если, удушится.

Эд, как все элы, не разбиравшийся в тонкостях и нюансах мужского костюма, не вмешивался. А Крису было уже всё равно, что там с ним делают.

Тётя Паша рассудить их спор отказалась, заметив только, чтоб и сами при параде были, одобрила пиджак и пошла проверить столовую и комнату молодых.

В столовой было шумно и весело. Так весело, что она с ходу обрушилась на Пафнутьича.

— Успел уже?!

— Тсс, — заговорщицки подмигнул он ей.

Его круглое румяное лицо лоснилось от пота.

— Да я как стёклышко. Вон крестников женить буду, тогда и погуляю. Так что, не боись!

Крестники Пафнутьича — Джо и Джим, а теперь Иван и Дмитрий, хотя их все называли по-старому — стояли рядом и тоже смеялись.

— Небось и им поднёс. Вот я вас сейчас!

Её угроза вызвала у Джо-Джима такой взрыв хохота, что стали собираться зрители.

— Ты, кума, не шуми, — Пафнутьич взял тётю Пашу под локоток и повёл вдоль длинного через всю столовую накрытого стола. — Ну, углядишь недочётов хоть с капелюшечку, тогда и шуми.

— Когда хочешь, ты всё можешь, — проворчала тётя Паша, придирчиво оглядев результаты его стараний.

Пафнутьич подкрутил воображаемый ус и нарочито строго сказал следующим за ними парням:

— А ну, уши заткните, я ща вашей крёстной кой-чего разобъясню. Ты, кума, — склонился он к уху тёти Паши и действительно что-то прошептал.

Тётя Паша, как и положено при таких обстоятельствах, взвизгнула:

— Охальник ты старый, а туда же!

Джо и Джим от смеха даже присели. Они-то всё отлично расслышали.

Уйдя из столовой, тётя Паша пошла в комнату, которую Аристов выбил для Криса с Люсей. В самом деле, не ей же к нему переселяться в крыло парней, всем неудобно будет.

Комната была самой обыкновенной, со стандартным набором мебели. Только кровать сделали двуспальной. Поставили рядом две обычных койки и накрыли широкой периной — подарком Гали и Нины. И бельё не казённое, а тоже подарок. На столе вазочка с цветами.

Вполне удовлетворённая осмотром, тётя Паша вышла. Пора и самой принарядиться, чтоб быть не хуже других.

Венчались в госпитальной церкви. Парни, ничего не зная и не понимая, послушно выполняли все распоряжения. О Крисе с Люсей и говорить нечего. Крис почти не сознавал, где он и что с ним, и от обморока его удерживало только ощущение пальцев Люси в его руке. Слова священника, странные, будто и не русские, скользили мимо сознания. Иногда пальцы Люси начинали дрожать, и он из последних сил осторожно сжимал её руку. В другой руке он держал зажжённую тонкую свечу, не чувствуя ожогов от капель горячего воска.

— Жена, поцелуй мужа. А муж, поцелуй жену... — ворвался в его мозг голос священника.

Губы Люси касаются его щеки. Он так же неловко, неумело ткнулся губами в её щёку. Их окружили, затормошили, поздравляя. И уже совсем по-другому, шумной весёлой толпой пошли из церкви в столовую.

К середине свадебного пира Крис продышался и обрёл способность узнавать окружающее. Они с Люсей сидели во главе стола, весёлого, шумного, как... нет, ни на Рождество, ни на Новый год такого веселья не было. Аристов, Жариков, другие врачи в кителях со всеми наградами, парни в своих самых лучших рубашках и брюках, женщины — в нарядных платьях, и тоже у многих приколоты ордена и медали.

— ...Горько!

И весь стол дружно подхватывает:

— Горько!!!

И они с Люсей встают и целуются, уже рот в рот, прилюдно. И губы Люси согрелись, стали тёплыми и мягкими. И он задыхается от этих поцелуев.

А потом танцевали. Под пластинки, гармошку и пианино. Вальс, танго и новые для парней русские танцы. И пели. И парни впервые услышали "свадебные" частушки. "На свадьбу посолёнее положено", — объяснили им. И тётя Паша пела, и плясала.

А потом... потом со смехом и шутками — Крис так и не заметил, как внимательно следит Жариков, чтоб ни одна не задела ни его, ни Люсю— их отвели в их комнату. Тётя Паша на правах посаженной матери поцеловала и ещё раз благословила их на совет да любовь, да на жизнь долгую.

Крис закрыл за тётей Пашей дверь, потрогал замок и медленно повернул шпенёк, выдвигая засов. Оглянулся. Люся стояла посреди комнаты, беспомощно свесив руки вдоль тела.

— Я... я зажгу свет, — смог выговорить Крис.

Люся молча кивнула. Крис прошёл мимо неё к окну, задёрнул шторы и уже в темноте вернулся к двери, щёлкнул выключателем. Комнату залил белый, чуть мягче кабинетного свет, Крис даже зажмурился на секунду. А когда открыл глаза, Люся стояла , закрыв лицо ладонями и тихо плакала.

— Люся! — забыв сразу обо всём, он кинулся к ней, обнял. — Люся, что? Что случилось?

Всхлипнув, Люся обняла его, пряча лицо на его груди, и тут же отпрянула.

— Ой, я тебе пиджак испачкала.

Девочки перед венчанием щедро напудрили её, маскируя ожог, и теперь пиджак Криса был не менее щедро запорошен пудрой. Люся захлопотала, отряхивая его. Пиджак пришлось снять, а... а в шкафу уже всё кем-то заботливо приготовлено, и как-то само собой они стали раздеваться. Вернее, Крис снял и повесил на плечики пиджак, а развязать галстук он не смог, Люся тоже не справилась с узлом, и... ну, не идти же звать Андрея или ещё кого из джи на помощь. Ну, что же делать? Наконец, Крису удалось несколько ослабить узел и снять галстук через голову. Люся невольно засмеялась, когда он удовлетворённо вздохнул, бросая галстук на стол, и Крис готовно засмеялся в ответ. И шагнул к ней. Они снова обнялись, Крис поцеловал Люсю в здоровую щёку, в висок и, наконец, в губы. И губы Люси отвечали ему.

Они целовались, забыв обо всём, до боли в губах, до подкашивающихся ног. Крис мягко откинул угол фаты Люси с её плеч и замер. Потому что Люся сразу напряглась.

— Люся? Что? Что случилось?

— Кира, я... я платок не взяла.

Крис не понял, зачем это ей и о каком вообще платке она говорит.

— Носовой? — решил он уточнить. — У меня есть. Чистый.

— Нет. Головной, — Люся говорила ровным, внутренне напряжённым голосом. Ты... ты подожди, Кира. И не смотри на меня.

— Хорошо, — сразу согласился Крис.

— Вот, сядь к столу и не оборачивайся. Пока я не скажу.

— Хорошо, Люся.

Он разжал объятия, отошёл и сел за стол. Понятно, что Люся раздевается. Что ж, будет так, как она хочет. Вот Люся — он слышит — подошла к кровати, откинула одеяло, легла...