Охота

Устав от моих выходок, отослали меня, пятнадцатилетнюю, к деду. Бывший глава бизнес-империи сначала от меня отбрыкивался, потом тоже пошёл по пути наименьшего сопротивления, как и родители, вверив меня попечениям воспитательниц и слуг. Но временами он скучал. И вскоре выяснил, что в моём лице на него свалилось настоящее сокровище. Будучи совсем не похожим на традиционного деда, довольно энергичный, несмотря на возраст, и до сих пор не нашедший замены напряжению, с которым он трудился на ниве добывания денег, дед с удовольствием окунулся в дела молодёжи. Когда он "проснулся" к этому делу, мне было уже семнадцать, у меня уже была своя компания, отвоёванная у местного мотоавторитета, так что я волевым личным решением ввела его в свой круг. Теперь мы уже на пару с ним гоняли на мотоциклах и на спортивных машинах — в окружении других членов моей банды. И это оказалось прекрасно: обуянный жаждой деятельности, как та молодёжь, среди которой он оказался, дед вдруг понял, что ещё достаточно энергичен, чтобы начать другое дело, кроме семейного отельного бизнеса.

Он начал строить развлекательные центры — причём дешёвые. И в скором времени мои родители тоже обнаружили у себя под боком другую империю — под командованием и руководством деда и моим. Мало того — уже определённо предназначенную для меня в качестве наследства. Они успокоились, что основное наследство не надо будет делить между моим старшим братом и мной. Потому как для многих бизнес-империй деление даже надвое — уже путь к упадку, если не к краху.

Впрочем, речь не об этом. Дед оказался очень умным человеком. Он моё дикое воспитание незаметно для меня взял в собственные руки — правда, как-то исподтишка и по-своему. Благодаря ему, я научилась многим странным для моей семьи вещам. Опять-таки — впрочем: их, эти странные вещи, я не афишировала. И это тоже заслуга деда. Он часто говаривал: чтобы выжить в нашем мире — мире бизнес-акул, надо много чего уметь. Но главное — не показывать потенциальному противнику то, чем лично владеешь, — будь то собственность или же личные умения.

А потом я совсем выросла, взяла бессрочный якобы отпуск, якобы препоручив деду все дела компании, и якобы пустилась в свободное плавание, решив повидать мир. "Якобы" — это я, по определению деда, таюсь. Поскольку отпуск мой был сугубо деловым. Отец изредка помогал мне, особенно если я останавливалась в наших отелях. Вроде ему как стыдно стало: дочь есть, но растёт без родительского догляда. А может, богатство деда, маячившее за моей спиной, оказывало на него влияние, хоть он на него и не замахивался: со своей бы частью справиться!.. Мать, озабоченная часто бывать — о простите, блистать! — в обществе, по-моему, вообще забыла, что я есть. Единственно — в последнее время досаждал старший брат, вдолбивший себе в голову странную идею объединить наши два семейных бизнеса. Честно говоря, не представляю, каким образом их можно объединить. Разве что сделать единым их управление. А ещё... Дед же жив. Так чего Мартен суетится раньше времени? Жениха мне нашёл — из смежной области бизнеса, как братец говаривает... Тоже мне... Додумался. Считает, я похожа на тех коров, с которыми привык иметь дело. А вот фиг тебе...

С чего я вспомнила о семье — понятно. Это навскидку первое предположение, почему у меня в телохранителях оказался Кирилл, если он не то, за что себя выдаёт. Замешан брат. Только вот предположение шаткое. Если я выбирала телохранителя по вирту, как мне могли подсунуть своего человека? Да и Кирилл... Что-то я не замечала, что он пытается что-то у меня выведать.

Тут меня озарила новая идея, и я с новым интересом взглянула на лежащего передо мной мужчину. Две ниточки шрамов на худощавом лице: одна спускается почти от нижнего века к подбородку; другая, на левой стороне лица, тянется от переносицы до уха. Плюс пятна, которые я раньше считала ожоговыми. А если и это лицо — маска? Попробовать отодрать?

А мне это надо? Точно знать, кто он и как выглядит по-настоящему? В любом случае, он либо прячется от кого-то, либо мелкая сошка в чьей-то крупной игре. Так что же мне теперь — отказаться от свалившейся в мои руки личной игрушки? Ни за что.

Но взгляд на тело подтвердил: да, на нём тоже имеется пара ожогов. Значит...

Наверное, редкий человек может прочувствовать всю полноту той радости, которую я ощущала. Я не впервые примериваю к себе слово "шантажистка". Но сейчас, рядом с беспомощным типом, который в полном смысле этого слова голеньким оказался в моих цепких ручках и который мурыжил меня месяц, будучи якобы недоступным телохранителем, мне всё больше нравится эта ипостась. А слово "шантажистка" даже кажется сладким. Я ухмыльнулась.

Может, это потому, что по натуре я собственница?

Тем временем мой бедняга телохранитель зашевелился.

Я — обрадовалась: любопытно, какой будет первая реакция человека, которого не только раздели догола, но и демаскировали? Ща посмотрим!

Всё. Полностью пришёл в себя. Поняла, когда напряжённо замер. Хотя напряжение почти незаметно. Потом подтвердилось, что пришёл в себя, — когда под веками белки пару раз дрогнули. Хм... Затаился. Пытается понять, что произошло и почему он голышмя. Подтолкнуть — к грустной для него реальности (подавила радостный смешок в душе)? Или выждать, пока среагирует сам? Посмотреть, как он сам её воспримет?.. Присев на корточки чуть подальше от него, я с интересом ждала его решения — так, как не ждала, наверное, даже встречи с мужчиной.

Я хоть и ожидала чего-то необычного, но... В общем с корточек я свалилась на задницу, когда только что спокойно лежавшее тело словно выстрелило с места и оказалось метрах в пяти от меня. Спрятавшись за штору у окна.

— Прыткий какой... А выглядит... — пробормотала я, неспешно поднимаясь с пола, чтобы не напугать его ещё больше.

И фыркнула. Чем напугать? Своей наготой?

— Рубашку возьми, — с удовлетворённым чувством превосходства сказала я и спокойно пошла к нему, прихватив с пола рубаху. — Если такой стеснительный, — сладко добавила я. Повредничать захотелось — в отместку за недавний неудавшийся флирт с пареньком и утренний инцидент с типом из тренажёрного зала.

— Леди Ингрид... — начал он, сообразив быстро повязать рубаху вокруг бёдер и лишь после этого нехитрого действа, кажется, осмелев.

— Хватит! Ты забыл, на чём мы остановились? — жёстко сказала я. — На компенсации. Итак. Твоя одежда, как и твоё оружие, в моём сейфе. И что-то мне не верится, что ты сможешь взять их, взломав его. И потом... — Я вытянула ладонь, подойдя ближе к нему. Он глянул на голограмму с вирта — и у него перехватило дыхание при виде снимков. — Обещаю, что это будет лишь один сеанс. Только сегодняшняя ночь. В обмен на оружие, документы и одежду. И снимки, которые я не запущу в космосеть.

Меня всё это здорово забавляло, хотя слишком ярко эмоции я старалась не проявлять. Пусть думает, что нимфоманка. Мне-то... Вот только при взгляде на побелевшее лицо, на котором резко выделились все его шрамы, у меня возникло самое настоящее недоумение.

— Я — что? — уже разгневанно спросила я. — Настолько страшна, что ты мной брезгуешь до ужаса?!

— Леди Ингрид... — прошептал он. — Вы не понимаете...

— А ты объясни!

Он промолчал, лишь облизал пересохшие губы. А я поняла, что именно это движение (не из-за меня, а потому что страшно напуган!) заставило меня перейти к следующей стадии настроения. Если он сейчас скажет что-то обо мне... Если он сейчас не покорится мне... Придётся припомнить лихую юность и пустить в ход все мои навыки и умения... С трудом сдержалась. Отошла на пару шагов.

— При каких условиях ты готов компенсировать мне сегодняшние неудачи? — Чёрт, я что — уговариваю его, как заядлый ловелас неопытную девчонку?! Но додумалась сама про условия: — Никто ничего не узнает. — А потом любопытство заело: — Ты... случаем, не приставлен ко мне, чтобы я никогда и ни с кем?

Он дёрнулся. Нервный какой. А до сих пор каменного и уверенного изображал. И, чудится мне, что с "приставлен" я попала в точку. Вот только сейчас мне это абсолютно неинтересно... Попробовать снова угрожать? Сказать ему, что затащу в постель в любом случае, даже в бессознательном состоянии, и изнасилую?

Не купится. Придётся выполнять высказанное насчёт снимков, которые выложу в космосети, а мне не хочется. Хотя сделать могу.

Я отошла к креслу — нагая. Что-то прохладно становится. Села, скептически глядя на него, так и жмущегося к окну. Стоит, думает. Косится на меня своими странными, припорошёнными глазищами. Напряжён так — блин, что скоро язву желудка заработает.

— Иди сюда, — сухо сказала я. — Поговорим.

Стульев в этой комнате нет. Ему всё-таки пришлось сесть в кресло напротив. Мм... Тело у него... Мышцы какие — особенно когда садился... Вроде об этом я мечтала: увидеть, как он сидит в кресле? Мда, не зря, оказывается, мечтала.

— Ты кто?

— ... Телохранитель, — упрямо сказал он.

— Альтернатива у тебя такая: или ты мне рассказываешь, кто ты такой. Или я терплю тебя, замаскированного, но в постели. — Я помолчала для пущего эффекта и с усмешкой добавила: — Обо мне ты многого не знаешь. Но уже кое-что понял. Например, что я отнюдь не девочка-паинька. И я ведь спрашивать не буду, кто ты такой. Врежу по паре точек — сам всё выложишь. Как миленький. Ну? Что выбираешь? Говоришь сам или под влиянием точек?

— Вы... — он передохнул, перед тем как сказать далее. — Вы, леди Ингрид, не скажете? Никому?

Внутри бушевало громаднейшее любопытство, но плевать на него: мне хотелось уже не постельных приключений, а переломить его упорство. И я спокойно кивнула.

— Да. Даю слово.

Он нерешительно поднялся с кресла. Никогда и никто ещё на меня не смотрел с таким ужасом, как приговорённый на плаху. Ладно, хоть не гомиком всё-таки оказался.

Я тоже поднялась и прошла в спальню. Хотя терзало жуткое любопытство, каково ему — смотреть на обнажённую женщину, идущую впереди него... Нападения сзади я не боялась — сама напряжённая до предела. Да и будь в спокойном состоянии, не позволила бы с собой что-нибудь сделать. Те, кто его пристроил ко мне (а у меня было именно такое впечатление), реально не сознавали, что натворили.

У кровати я повернулась к нему, выжидая. Он остановился шагах в трёх, помялся и осторожно спросил:

— А вы, леди Ингрид? Вы — не боитесь?

Я усмехнулась и сама шагнула к нему, напряжённо замершему — опустив глаза. Едва-едва прикасаясь, провела пальцем по его животу. По конвульсивно сжавшимся мышцам... И будто спустила с цепи тако-ой ураган!

Последняя нормальная мысль: знала бы раньше!!

3.

Трое изумительных суток.

Единственная маленькая заноза омрачала эти сутки: Кирилл попросил в остальном придерживаться обычного распорядка дня. Впрочем, кое в чём этот распорядок мы тоже изменили: посетители тренажёрного зала, например, раз и навсегда усвоили, что бдительный телохранитель маленькой аппетитной дамочки никому не даёт приблизиться к своей хозяйке. История с качком быстро разлетелась по отелю, вызывая моё недоумение лишь в одном: неужели тот настолько туп, что рассказал о происшествии сам?

Во всяком случае, женская раздевалка теперь была полностью в нашем с Кириллом распоряжении на время переодеваний и душа после тренировок.

Мы не разговаривали, пытаясь узнать друг друга: на людях Кирилл по-прежнему вёл себя осмотрительно и насторожённо. А за порогом ото всего мира, в моих апартаментах, нам было не до бесед: едва за нами закрывалась дверь, хватало одного взгляда друг на друга — и мы начинали рвать с себя одежды!..

Кажется, не сговариваясь, мы решили, что лучше нам не знать друг о друге — во избежание чего-то, что может помешать... Пока нам хорошо вдвоём. А там — посмотрим.

Но нередко, приходя в себя после умопомрачительного взлёта и падения, я с жадностью всматривалась в моего Кирилла. Да, я присвоила его сразу и навеки. Мне не хотелось знать его прошлого — я изучала его настоящего. Кое о чём и правда узнавалось. По некоторым намёкам тела, по взглядам и прикосновениям я интуитивно понимала, что он и раньше с трудом удерживался от искушения, находясь рядом со мной. Сначала мне казалось — это оттого, что я его часто провоцировала: то прогуливалась по апартаментам в прозрачнейшем белье, то медленно шла из ванной комнаты в свою спальню — мало того что обнажённая, так ещё и вытиралась на ходу, якобы не обращая на него внимания... Нет, как мне показалось, уже с самого начала работы при мне он желал меня не просто, как самец самку. Я читала это, как ни странно, в редкие минуты отдыха, когда мы устало и расслабленно лежали рядом... Когда его пальцы вдруг касались моих... Когда он приподнимался на локте, чтобы испытующе заглянуть в мои глаза, а затем нежно поцеловать, нежно прикоснуться к моим губам. Нежно — в отличие от тех поцелуев, которыми мы обменивались в любовной схватке. И целовал точно не в расчёте на грядущий, уже привычно буйный, но от этого не менее ошеломляющий страстный секс.

К концу третьих суток нашего "близкого" знакомства я придумала план, как привязать его к себе на то неопределённое время, после которого нам придётся расстаться. О последнем я думала с небольшой тревогой, но понимала, что это однажды всё-таки произойдёт. Итак. Мне надо вернуться в совет директоров и снова начать работу на пару с дедом. А Кирилл или останется моим телохранителем, или найдём ему местечко в нашей структуре... Вряд ли таким образом сказывалось то самое чувство, которое я хотела всеми фибрами души ощутить. Хотя начинала кое-что чувствовать странное в наших отношениях. Например, я сразу понимала, не оглядываясь, где находится Кирилл. Или часто ощущала, что мне нужно обернуться, а поворачиваясь, понимала, что откликнулась на его взгляд. Однако... Скорее (и я это признавала за собой), это опять-таки срабатывало чувство собственницы.

Но... Человек полагает, а Бог располагает.

Правда, на этот раз в мои планы вмешался дьявол.

Утром четвёртого дня в мою спальню ворвались.

Кирилл только что оделся — осталось лишь натянуть пиджак, но сидел на постели, перед тем как налеплять на себя свой чудовищный жилет с подкладами. Поэтому я, лёжа на спине, положила ему голову на колени, а он задумчиво смотрел на меня, медленно распутывая мои длинные волосы и перебирая их так ласково, что я уже готова была снова вытряхнуть его из одежды. При виде вошедших он вздрогнул и попытался встать. Я лениво приподнялась, отпуская его.

— Мартен? — почти промурлыкав, удивилась я. — Почему без предупреждения?

Пока братец мялся и чего-то там мыкал, я разглядела тех, с кем он явился.

Тесно, плечом к плечу с ним, стоял высокий тип лет тридцати пяти, смуглый — явно латина. Зверски красивый парень. Зверски — это значит, парень, хоть и имел симпатичные черты лица, но принадлежал к низшим слоям общества, из которых, кажется, недавно выбрался. Или до сих пор не выбрался. Обёртка из красивой дорогой куртки и прочей одёжки, а также золотые кольца, обляпавшие его пальцы, ещё ничего не значат — он чувствовал себя в них неуютно... Дикий — в общем. Сплошь животные инстинкты и желание быть наверху. Грубая красота и неотёсанные манеры, точней — их отсутствие. Причём его неотёсанность представляла собой, печально говоря, порок, которым ничем не смягчить: ни изысканной одеждой от кутюр, ни попытками перевоспитать. Он глядел на меня жадно. Он меня хотел — но не в качестве, скажем, желанной женщины. Он хотел то, что я могла бы дать ему. По некоторым повадкам я сообразила, чем он занимается. Дальнейший разговор только подтвердил, что передо мной хозяин какого-нибудь драного и наверняка безлицензионного казино.