Ясная ночь

— Бабушка запрещала этим заниматься, — неохотно ответила я. — Говорила — рано ещё. Могу сделать что-нибудь не так. Но я всё-таки — совсем немножко — кое-что делала.

— Что?

— Лечила. Если никого из наших рядом. Бабушка следила, чтобы в нашем доме никаких книг по работе с энергией не было, и родители её поддерживали. Они-то считали это всё шарлатанством. Но в книжные магазины-то мне никто не запрещал ходить. Вот и вычитывала потихоньку, где что найду. Но в основном запомнила приём один очень несложный — наложение рук...

— После того как булавку нашла, пробовала заниматься наложением? — перебил Андрей, встревоженно склонившись ко мне.

— Не-ет, — протянула я, вспоминая, и уже уверенней сказала: — Нет. Наложением вообще не занималась. Разве что до булавки лечила Барона. — После моего ответа он задумался, а я вдруг вспомнила целую череду незаконченных дел: кухня осталась без моего догляда и наверняка там теперь погром — особенно в свете сломанной посудомойки; надо накормить Барона. Да и Андрей, пожалуй, голоден: что это для мужчины — пара пирожков? Господи, а ещё вчерашний ливень, наверное, прибил все овощи на грядках и цветы на клумбах! Но ведь всё равно надо там прибраться!

Я спустила ноги с кровати и съехала мимо Андрея. По инерции продолжая охватившие меня хозяйственные мысли, пробормотала:

— А ещё сегодня среда, и, кажется, я тебе не дала сходить на рыбалку...

— Ещё? — спросил Андрей.

Я обернулась: более счастливой физиономии я не видела! Интересно, о чём он подумал? Но мне уже было некогда, поэтому я просто, но твёрдо велела:

— А ну марш отсюда! Нечего тут!..

Он встал не спеша, шагнул к двери — мимо меня. Какое там — мимо, когда тут же, чуть склонившись, крепко обнял меня и спокойно ушёл.

И оставил меня с не самыми лучшими мыслями. Заправляя постель, я размышляла о том, что у нас какие-то странные отношения — весьма загадочные для меня.

Потом стало не до размышлений. Это когда я переоделась в рабочее платье и вошла на кухню. Огляделась, выложила для неотступно следующего за мной Барона остатки костей от холодца и со вздохом принялась за работу. Десять часов утра. Кажется, Женя с ребятами уехала недавно. Кастрюли и сковородки ещё тёплые.

Только успела вымыть всю посуду, присматривая за поставленными на плиту кастрюлями, как в кухню заглянул Андрей — предупредить:

— Зоя, сейчас приедет Володя из деревни. Покажи ему посудомойку, ладно? Он починит. Как сделает, зайди ко мне — на второй этаж. Нам сегодня ещё в одно место съездить надо бы.

Он начал отворачиваться — уйти и закрыть за собой дверь, но на пороге вдруг замер боком — глаза в пол, лёгкая улыбка на губах — секунды на три, после чего решительно вошёл. Я в этот момент только-только закрыла кастрюлю с рисом крышкой и теперь недоумённо смотрела на него. Он шагнул ко мне и, наклонившись, обнял. Совершенно изумлённая его движением, я тем не менее откликнулась — сама обняла его за пояс. Я вдруг отчётливо поняла, что хочу узнать, правду ли он сказал насчёт защитных объятий. Поэтому обняв его — ладони на спину, прислушалась к своим ощущениям. Сначала услышала ритмичный стук — ухом прислонилась к его сердцу. А потом затаилась: я не знаю, что это было, но вокруг нас, мне показалось, бушует ветер! Мягкий, сильный, тёплый! Он обвевал нас двоих так, что вздымал меня, — и я как будто росла, наполняясь странным движением внутри. Росла, готовая взлететь!..

Где-то чуть над ухом Андрей шепнул:

— Теперь поверила?

Я не шевельнулась, только вздохнула...

Он ушёл, а меня заела текучка будней: пока хлопотала с обедом и ужином, пока приходил Володя — смешной высокий парень, тёмно-рыжий, с выдающимся носом, из-за которого он походил на грача. Причём и серьёзный такой же, как грач: вышагивал крупно и с достоинством, разговаривал неспешно, но машину посудомоечную починил быстро. Правда, что-то сказал странное себе под нос, но это сказанное выглядело как бурчание рабочего человека, и я приставать не стала с вопросами о подробностях, а он быстро сменил несколько деталей, попрощался и ушёл.

А я закрыла полотенцами кастрюли и побежала на второй этаж.

Андрей сидел на полу и критически рассматривал стену напротив.

— А почему с пола? — поинтересовалась я.

— Потому что сидеть пока не на чем, — немного невпопад ответил он, не оборачиваясь ко мне. Посидел немного (я тоже пригляделась к стене — ничего такого, стена как стена) и обернулся ко мне. — Зоя, ты не будешь возражать, если мы с тобой снова сейчас же съездим в деревню?

— Нет. А скажешь — зачем?

— Скажу. Только сначала просьба одна будет. У тебя мобильный работает?

— Да...

— Понимаешь, я пытался дозвониться к одному человеку, но, видимо, был очень взволнован — и... — он беспомощно развёл руками.

Сначала я не поняла, что именно он имеет в виду, потом вспомнила посудомоечную машину и засмеялась.

— Мне мобильник сюда принести или спустишься?

— Спущусь. — Он поднялся с пола немедленно.

— Ой, Андрей, а я не повлияю на мобильный... — Я остановилась и озадачилась. — Я вообще не буду влиять, как ты, на всякие приборы? Ну, портить их своим присутствием?

— Зоя, у тебя на редкость упорядоченное поле, — торжественно сказал Андрей. — На приборы влиять так разрушительно, как я, точно не будешь.

— Подожди, ты мне кажешься таким спокойным, — удивлённо сказала я. — Так почему твоё поле неупорядоченное?

— Я стараюсь быть спокойным — чувствуешь разницу? — вздохнул Андрей. И вышел в коридор спуститься на первый этаж. Всё ещё удивлённая, я последовала за ним. — Быть человеком, владеющим колдовскими приёмами, очень сложно. Это ответственность за каждый личный шаг. Тысячи раз обыгрываешь со всех сторон вопрос: а имею ли я право вмешиваться в чужую жизнь? Как это вмешательство отразится на жизни моих близких и меня самого?

— Ты говоришь странно, — уже с недоумением сказала я. — Никогда не думала, что такие вопросы могут тебя мучить. Ведь ты и в самом деле выглядишь очень спокойным!

Андрей вошёл в мою комнату и сел на кровать, всем своим видом олицетворяя старания придумать, как мне ответить на вопрос так, чтобы я поняла.

— Поправлю — вынужденно спокойный. Если бы я не держал себя в состоянии покоя, миру вокруг пришлось бы очень плохо — и не только электрическим приборам. Зоя, мне скоро тридцать три. Я повидал достаточно многое и... Если воспользоваться метафорой, и довольно грубой, я представляю себе наш мир сплошной паутиной, в которой самое мелкое, самое незначительное наше движение создаёт дрожь всех паутинок, заставляя их трансформироваться. А уж направленное движение колдуна напрочь рушит устоявшийся порядок вещей и меняет многие судьбы — в том числе и мою!

— А как же такие, как Таисья? — осмелилась я спросить. — Она, мне кажется, так не думает.

— Если говорить грубо, она своё ещё получит, — снова вздохнул Андрей. — Когда мы с нею встретились, я с трудом уговорил её не носить браслеты. Дело в том, что у неё были металлические браслеты. Она много работала с энергией, а свои побрякушки не промывала проточной водой. А это один из главных принципов любой женщины, которая взялась за колдовство: носишь металлические украшения — мой их под водой каждый вечер. Да и любой женщины. Мои-то обереги на тебе настроены на противодействие любой отрицательной энергии. А вот свои она даже не удосужилась зарядить. А ей лень — и Таисья просто-напросто отказалась от ношения браслетов. Хотя зря.

Я тем временем вытащила мобильный телефон и кивнула ему. Андрей продиктовал номер и попросил меня держаться подальше во время разговора. Он с расстояния корректировал мою беседу с каким-то Гурием (тот, кстати, нисколько не удивился, что вместо Андрея с ним разговаривает кто-то другой). Тот жаловался на странное поведение скотины, да ещё у него вдруг ни с того ни с сего заболела жена — причём Машенька, медсестра, оставленная за главную вместо уехавшего в город врача, не смогла определить, в чём дело. Андрей посоветовал вызвать скорую помощь. Гурий замялся, сказал, что признаки болезни уж очень неопределённые: температуры нет, с давлением всё в порядке. В результате мы договорились подъехать к собеседнику через полчаса.

В начале этого получаса мы с Андреем должны были поесть.

Не дали.

Только мы устроились на кухне, только он взялся за вилку, как поднял голову и насторожился, прислушиваясь. Точнее, сначала насторожился, обернувшись к двери, Барон, не отходивший от нас ни на шаг.

— Мне показалось, или кто-то подъехал?

Андрей встал, вышел из кухни — я за ним.

В холле оглядывался растерянный мужчина, одетый в джинсовый комбинезон, здорово заляпанный какими-то тёмными пятнами. Уже настроенной на необычное, мне почудилось, что это — маньяк-убийца, который только что кого-то прирезал и теперь ищет себе новую жертву. Тем более что незнакомец и выглядел довольно кошмарно: борода без усов, огромные сверкающие глазища, нос гордо орлиный — и при том при всём сам тощий и сутулый. Так что, когда "маньяк" увидел Андрея и не поспешил, а даже бросился к нему, я на всякий случай просто-напросто спряталась за спиной хозяина дома.

— Андрей! Помогай! У меня в мастерской шут знает что происходит! Звоню тебе, а ни фига твой опять не работает! Скажи ты Фоме, пусть он тебе стационарный проведёт!

— Десять минут — мы выйдем, — тоном, не допускающим возражений, сказал Андрей.

"Маньяк" послушно покивал и торопливо вышел, бубня себе под нос что-то возмущённое. Андрей оглянулся на меня, пожал плечами. Мне понадобилась секунда на соображения.

— Колдунов в деревнях всегда кормят до и после, насколько я знаю, — решительно сказала я. — Так что перебьёшься с обедом. Я еду с тобой и записываю номера телефонов всех, кто хочет с тобой связаться. У этого, в комбинезоне...

— Сашка — он работает в ремонтной мастерской, — подсказал Андрей.

— Ну да... в мастерской (вот откуда пятна!), — послушно повторила я. — По дороге можно будет взять половину номеров всей деревни. Правильно?

— Какое — половину, — пробормотал Андрей. — Всей деревни. Он же не только машины всем ремонтирует. Но ты...

— Андрей, если ты ещё не понял, то говорю сразу: варю-жарю-пеку очень быстро. С ужином для ребят успею. Побуду с тобой, а если задержишься, кого-нибудь попросишь отвезти меня сюда. А когда тебе проведут обычный телефон, вот тогда ты мне и скажешь, что больше тебе мой мобильник не нужен.

— Зоя, а ты... не боишься?

— С тобой? — удивилась я — и он заулыбался.

— Тогда вперёд. Я сейчас с собой кое-что захвачу — и едем.

Сашка нисколько не удивился, когда "кое-что" Андрея явилось глазам в виде огромной спортивной сумки, которую Андрей не оставил в багажнике, а взял в машину. А я, пока Андрей бегал за этим нечто, успела сбегать к себе и одеться в джинсы и в футболку. Не знаю, что нас там ждёт, но в брюках я себя всегда чувствовала себя собранней. И воинственней, если что.

Андрей сел за руль, а мы с Сашкой устроились на заднем сиденье и за минуты езды я записала почти все номера телефонов от деревенских.

Как выяснилось, мастерская Сашки находится выше магазина, поэтому ему пришлось смириться, что в первую очередь Андрей велел заехать к Гурию. А когда мы вышли, я заметила, что стоящие неподалёку от дома Гурия двое мужчин, приглядевшись к нам, сразу заторопились к машине. Заметила, несмотря на то что со двора Гурия доносился хриплое мычание то ли двух, то ли нескольких коров. Мы с Андреем зашли во двор. Оглянувшись на закрывающиеся ворота, я заметила, что мужчины взволнованно заговорили с Сашкой. Нетрудно было сообразить, что и у них что-то стряслось. Ничего себе...

Едва мы оказались во дворе, к нам с крылечка поспешил хозяин дома — невысокий крепкий мужичок. Он даже одет был не по-городскому, как в основном одевались здесь — что я заметила сразу. Намечающаяся лысинка слегка блестела на солнце в окружении бледно-рыжих волос, печально скривлённые губы подёргивались. Он только хотел обратиться к Андрею, как тот, изумлённо оглядевшись, присвистнул:

— Гурий, да у тебя двор буквально нашпигован всякой дрянью! Кто заходил вчера-сегодня? Кого привечал?

— Да никого не было! — чуть не со слезами в голосе воскликнул мужичок. — Я с утра хотел скотину на выгул пустить, а коровы, обе, как взревут в голос! И со двора ни шагу. Я — фельдшеру звонить, он приехал — говорит: всё нормально, обе здоровые, только идти со двора не хотят. Мы с ним посмотрели-посмотрели, а они порога воротнего пугаются! Григорий Саныч и говорит: звони, мол, Андрею! Я — звонить, а ты трубку не берёшь. Я — туда-сюда, а тут вдруг жена — ложится посреди белого дня уже на кровать. Полежу, говорит, а то что-то нехорошо мне. Ладно, думаю, отлежится — может, вчера на солнце поплохело, сено сушили, переворачивали. А она мне слабо так плачет: Гурий, мол, подняться не могу, как легла! Я опять туда-сюда! Какое подняться, когда она головы поднять не может! А до тебя не дозвонишься! Что делать?! Что?!

— Я пошёл в дом, — распорядился Андрей. — Посмотрю, что с Верунькой. А ты вот возьми, коров накорми. Потом двор обойдём, посмотрим, где тут у вас чего.

Он отдал Гурию пучок сушёной травы и немедленно поднялся на крыльцо, откуда мельком взглянул на меня — и я поспешила следом, чувствуя себя не то ученицей колдуна, не то его помощницей. А может, и той, и другой.

Мы прошли длинные тёмные сени; из прорех стены, выходящей на двор, чуть теплились солнечные лучи, жёлтые и играющие пылинками. Всё было бы очень мирно, если б не рёв, чувствуется, уже уставших реветь коров... Андрей на ощупь открыл дверь в избу. Я сообразила, что это так называемая задняя — с большой русской печью, хотя тут же расположилась и газовая плита. Ещё одна дверь — в переднюю.

— Верунь, ты где?

— Здесь я, — донёсся шёпот из-за одной из занавесок справа.

Мы шагнули на голос, и я обнаружила, что длинные занавески с обеих сторон круглой финской печки скрывают довольно уютные закутки с кроватями. В то время как основная комната — передняя — была почти парадной: диван, большой обеденный стол, стулья, старенький сервант, телевизор...

На кровати пластом, на спине, лежала женщина, плохо видная в сумраке.

— Андреюшка, — шёпотом сказала Верунька, — плохо-то мне как. Даже плакать не могу, хоть и хочется. — Она замолчала — я поняла, что она отдыхает от произнесённых слов. — Андреюшка, Гурию я не сказала... А вчерась к нам в окно стукнул прохожий, не из нашей деревни, спрашивал, где ты живёшь. А потом... воды попросил. Как не дать? Сказала — войди, мол, во двор, сейчас и вынесу. Гурия-то нет. А я... глупая-то... Он и вошёл. Глаза у него вражьи. Сначала не рассмотрела, а потом увидела... Пока воды наливала в ковш, он на дворе стоял... Я потом за ворота вышла — а он прямиком к Таисье... И вот с утра давит мне на грудь что-то, сердце теснит, а ничего и нет. А уж коров-то жалко...

Я прислушалась. На дворе тихо... Коровы замолчали. И с надеждой взглянула на Андрея. Поможет ведь! Поможет он этой Веруньке!

16.

— Зоя, попроси Сашку съездить — привезти дядю Ваню, — сказал Андрей, присаживаясь на край кровати, где лежала Верунька. — На всякий случай пусть съездит на зады, за огороды. Возможно, дядя Ваня там ещё. — Он осторожно взял руку женщины — сначала показалось, что просто взялся за кисть, но увиделось: пальцы — кончиками на том месте, на котором обычно ищут пульс.