Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Котовский, Григорий Иванович (1881-1925) — советский военный и политический деятель, участник Гражданской войны. Член Союзного, Украинского и Молдавского ЦИКа. Член Реввоенсовета СССР. Погиб при невыясненных обстоятельствах от выстрела своего подчиненного.
Глава 7. Бильярд в половине восьмого
1.
В Управление Макс приехал в семь двадцать утра, а в половине восьмого напротив него уже сидел Семенов. Вообще-то в такую рань на боевом посту можно было застать только дежурных, да "ходивших в ночное". Но Георгий — на удачу — оказался ранней пташкой, и это хорошо, поскольку у Кравцова к заместителю начальника Оперативного отдела имелось сразу несколько дел самого неотложного свойства.
— Понимаешь, Жора, — один на один они продолжали называть друг друга так, как привыкли в прошлой жизни, но на людях, для официоза, переходили на имена-отчества. — Не верю я в такую душевную щедрость. То есть, к кому-нибудь другому — вполне. Он такой, он может. Но не ко мне. У нас с ним как в восемнадцатом не заладилось, так и не шло никогда. Я уж про девятнадцатый молчу. И вдруг объявляется чуть ли не на третий день после моего возвращения, очаровывает Рашель и готовит мне вместе с ней сюрприз. Это с чего бы? Я ему кто?
— Может, в друзья набивается?
— В друзья? Это вряд ли. Я его, понимаешь ли, в девятнадцатом, правда, заочно, так сказать, за глаза под расстрел определил за бегство с фронта. И он, Жора, не знать этого не может. Я приказа ни от кого не скрывал, да и сявки его поганые, которые из блатных или интеллигентов, наверняка давно уже донесли.
— Ну, смотри, — пожал плечами Семенов. — Тебе виднее, только учти, времена меняются, люди — тоже.
— Горбатого могила исправит! — раздраженно бросил Кравцов, вспоминая тяжелый взгляд карих, казавшихся темными глаз и черные точки наколок на нижних веках. Знающие люди подсказали еще тогда в январе восемнадцатого, после первой встречи у Одесской Оперы, что наколки эти не простые, а очень даже особенные. Воры-законники так себя метили, и анархист Котовский — командир городского партизанского отряда, выходит, из той же породы происходил. Но не в этом суть! Японец тоже был бандит, налетчик и аферист, но вот Винницкий свой, а этот — нет.
— Зря раздражаешься. — Жорж достал папиросы, вял одну и вопросительно взглянул на Макса, предлагая "это дело перекурить". — Это по сути люди не меняются, а по форме очень даже склонны гибкость проявлять. Тот же Котовский, ну, кто он был в девятнадцатом? Никто. И в двадцатом — с трудом комбриг. А сейчас его Фрунзе вон как вознес. Может ему страшно там, на этакой-то высотище! Вот и ищет союзников...
— Нет, — покачал головой Кравцов, прикуривая от зажженной Семеновым спички. — Не вытанцовывается.
Он уже думал над этим, но ничего путного пока не придумал. То есть, кое-какие мысли имелись, разумеется, но, во-первых, этими предположениями он даже с Жорой поделиться не мог, а, во-вторых, все там было очень неопределенно с этими догадками, словно болото ночью да еще и в тумане.
— А что у вас в девятнадцатом произошло? — поинтересовался Семенов, знавший, что на большинство вопросов он всегда получит от Кравцова исчерпывающие ответы.
— Я в конце мая состоял при Реввоенсовете Двенадцатой армии. — Макс вспомнил то время и искренне удивился, как они его тогда пережили. Теперь, по прошествии всего лишь пяти-шести лет Гражданская война на Украине представлялась Кравцову кровавым хаосом, в котором тяжело ворочались или стремительно перемещались армии размером с полк и банды численностью в дивизию военного времени. Странное, страшное, но по-своему удивительно притягательное — словно доза кокаина — время. Время авантюристов и подвижников, героев и трусов, стяжателей и бессребреников... И степь... Почему-то ему часто вспоминалась горящая степь. Черное солнце, взмыленные, сходящие с ума кони, и шашки в вытянутых вперед руках верховых... И еще гул артиллерии, и дымные разрывы, и земля, дрожащая под слитными ударами копыт...
— Вместо Жданова на армию пришел Эйдеман, — продолжал он между тем свой рассказ. — Но ненадолго. Двенадцатую уже летом расформировали, однако в конце мая Роберт Иванович направил меня начальником во вновь создаваемую Сорок Пятую дивизию. На ее формирование пошли части Третьей Украинской армии. Помнишь такую? Ну, какие там были части я тебе рассказывать не буду, сам можешь себе представить. Якир сменил меня в конце июля, и я ушел в Восьмую армию на корпус. Но в июне как раз мне и пришлось командовать всем этим конным цирком. И заметь, положение у нас было аховое: петлюровцы наступали, в тылу крестьянские мятежи, и банды... Банд там, Жора, было столько, что мама не горюй!
— Я помню.
— Ну, да. А Григорий Иванович, стало быть, принял Вторую пехотную бригаду. Очень он этим фактом гордился. Оркестр собрал... А через неделю Юрко Тютюнник опрокинул его бригаду ночной атакой и раскатал в блин. Мы потом этих самых котовцев по степи отлавливали и чуть ли не децимацию им учинили. А комбриг исчез...и по слухам, путь держал аж на Прут. Ну, случай, как мне доложили, не первый и даже не второй. В январе девятнадцатого он аж до Киева добежал, и в восемнадцатом, говорили, пару раз срывался. Вот я своей властью его и приговорил.
— Вот оно как! — покрутил головой Семенов, словно воду стряхивал. — Кучеряво! Но только учти, Макс, эта история произошла давно, а потом — то есть, буквально через месяц — он под Якиром и, значит, снова же под тобой, больше года ходил. И ты его с бригады не снял, хотя власти начальника корпуса, тем более, командарма с лихвой хватало. То есть, ты пойми меня правильно, Макс... Я тебя ни в чем не упрекаю, сам под расстрельной статьей несколько раз ходил. Время было такое, война, и других людей у нас для той войны не было. Но посмотри на вещи его глазами. Он вполне может думать, что ты эту историю сто раз забыл. Тем более теперь, после "геройств его немереных", с тремя орденами Красного Знамени и должностью замнаркома. А в наркомах ходит, можно сказать, твой собственный благодетель, Макс. Он тебя из дерьма вытащил и в Москву послал, и он же негласно протежировал. Ты это знаешь, Григорий это тоже знает. Он с Фрунзе в друзьях нынче.
— Фрунзе реалист, — пыхнул папироской Макс. — И свою фракцию в РККА выстраивает грамотно и без спешки. Вот и Якир уже округом командует и каким! И Белов в гору пошел...
— И ты.
— И я, — согласился Кравцов. — Только я... Я как бы свой только наполовину. Тут же интерес Троцкого сложно не заметить. Особенно в последнее время. Но ты на счет Фрунзе не заблуждайся. Он хоть Троцкого в нужный момент и поддержал, всегда себе на уме. И ни в чьи сторонники записываться не спешит. Он и Феликс, таких других двух в партии и не найдешь больше. Силы у них куда больше, чем у некоторых членов Политбюро, но они здесь, а не там.
— А вот это как раз и может быть ответом на твой вопрос, — Жора затушил окурок, посмотрел с сомнением на пачку, но снова закуривать не стал. День только начинался, еще успеет накуриться. — Не знаю, что там, у Котовского с Фрунзе за интерес такой обоюдный, но Дзержинский Гришку в замнаркомы пускать не хотел. Это я точно знаю. Ты в Питере тогда был, а здесь такое творилось, только что не стреляли! Впрочем, и стреляли тоже. Два покушения на Котовского было. Одно еще на Украине, как я краем уха слышал, второе — здесь, в Москве. И это второе, судя по почерку, Феликс устроил. Больше некому! Гришка чудом уцелел, пуля легкое пробила. А стрелял, знаешь, кто?
— Ну?
Этой истории Макс, к сожалению, не знал. Слухи ходили, разумеется. Как без них. Но до Ленинграда никаких особых подробностей не дошло.
— Ты такого менша по имени Мейер Зайдер в Одессе не встречал, случаем?
— Майорчик что ли? — в голове Кравцова словно реле щелкнуло. — Зайдер стрелял в Котовского?
— Да, — кивнул Семенов и все-таки взял папиросу. Взял и Кравцов.
— И чем дело кончилось? — спросил он, закуривая.
— Осудили на пять лет.
— Что?!
— Ну, он же, вроде бы, жену приревновал, а у Гришки репутация...
— Жена Зайдера бывшая проститутка.
— Ну и что? Была проститутка, а стала жена красного командира. Зайдер батальоном командовал... Боевое прошлое, то да се... Дали пять лет. Через год-два, как пить дать, выйдет по амнистии. Он же член партии был с девятнадцатого года... Только странно это, ты прав. Он за Котовского держался как за отца родного, и вдруг стрелять. Скверно пахнет.
— Скверно, — согласился Кравцов. — Вот ты и подними все это дерьмо. И про Зайдера, и про покушение, и что там имеет против Григория Ивановича Феликс Эдмундович. Дело Зайдера нам, разумеется, не покажут, но, чем черт не шутит! Может, у них где течет ... Или в суде? И вообще люди деньги любят... Клад наш как?
— А чего ему сделается? — усмехнулся Семенов. — Золото в цене не падает, только растет.
— Тогда, давай! Возьми в помощь Константина Павловича и вперед. Расследование пусть Саука ведет, но главный ты.
— Принято.
— И учти я хочу про это дело знать все, что возможно и даже больше!
— Сказал же!
— И так быстро, как только возможно.
— Понял уже!
— Я знаю, что понял, но должен же я показать всю меру своей заинтересованности и обеспокоенности?
— Кстати об обеспокоенности... Слушай, Макс, а это правда, что Лонгва наверху бильярд поставил?
— Правда. Хочешь сыграть?
На самом деле, когда в двадцать втором обустраивали кабинет начальника управления, выяснилось, что прямо над ним — но уже под самой крышей — осталось изолированное после общей перестройки помещение бывшей мансарды. И лестница вдоль стены кабинета вела к потолочному люку, то есть именно туда, наверх. Вот кто-то из сотрудников — кажется, это был Малкин — и предложил оборудовать там комнату отдыха для начальника управления, пробив заодно выход на черную лестницу, что обеспечит начальству большую мобильность и секретность перемещений. Вообще-то такая роскошь, как личные апартаменты при начальственном кабинете, была в те времена еще не в ходу, хотя у некоторых вождей комнаты отдыха уже имелись. Зато другие, тот же Феликс Эдмундович, ставили койку без всяких буржуазных вычурностей прямо в кабинете. За ширмочкой, так сказать, а то без нее. Но в случае Кравцова такое решение подсказывала сама жизнь. Верхнее помещение оказалось, что называется, не пришей кобыле хвост. Его трудно было использовать с любой другой целью, да и перекрытия над кабинетом начальника управления оказались тонковаты: нельзя было исключить факт подслушивания. И хотя перекрытия вполне можно укрепить, лестницу сломать, а потолочный люк заделать, чтобы отдать комнату под какую-нибудь второстепенную надобность, решили "не плодить сущностей", и обеспечить начальника Управления Военконтроля нормальными условиями для отдыха, раз уж он, бедолага, горит на работе. Так возникла пресловутая комната отдыха, в которой если и имелось что ценное, так это старый кожаный диван, на котором удобно вздремнуть при случае минуток сто двадцать для поправки общего расстройства организма. Но в бытность свою начальником Управления Роман Войцехович поместил там изъятый у одного проворовавшегося красного командира бильярдный стол.
— Правда, — подтвердил Макс бытовавшие в Управлении слухи. — Хочешь сыграть?
— Ну, если у тебя есть время...
— Времени нет, — усмехнулся Макс. — Но у меня к тебе еще, как минимум, два поручения, и ты мне не рассказал, кстати, что там у тебя возникло вдруг в связи со словом "озабоченность".
— Не озабоченность, а обеспокоенность, — поправил Семенов, поднимаясь вслед за Максом по крутой деревянной лестнице. — Охрану, как я понимаю, ты не возьмешь?
— Правильно понимаешь. Мне одного Гудкова за глаза и за уши хватает.
— Я бы наружку за тобой пустил... временно.
— Топтунов, что ли? — удивился Макс. — А их-то на кой хер?
— А чтоб посмотреть, не пасет ли тебя или Рашель кто-нибудь другой.
— А знаешь что... есть в этом что-то, — Макс задумался, представляя, как сам стал бы устраивать "охоту на крупного зверя". Выходило, что если нет принципиального решения на устранение, вполне могли повесить хвост. — Ладно, валяй.
Он выставил шары пирамидкой и убрал рамку.
— Двойку, — сказал Семенов, примериваясь к столу.
— Заказные удары по пирамиде редко когда удаются, — Макс тоже взял кий и взвесил его в руке.
— Не учи, ученого! — Жорж выставил биток справа между ближней и средней лузами, прицелился, ударил. Биток пролетел поле справа от пирамиды, отскочил от заднего бортика и аккуратно послал крайний правый шар в основании пирамиды — двойку — прямехонько в лузу, под правый локоть Семенова.
— Браво! — сказал Макс, по достоинству оценив скромность Жоржа. Сам бы он попробовал забить единичку в среднюю лузу, но хозяин, как говорится, барин. — Помнишь наши планы по поводу спецчастей?
— Не забыл.
— Надо к этой теме вернуться. Я тут обмозговал это дело на досуге, — откровенно усмехнулся Кравцов, вспоминая свои досуги в округах. — Нам нужны городские боевики, уж не знаю, как их назвать. Группы захвата? Группы силовой поддержки? Надо еще подумать, но смысл ясен: это должны быть бойцы, способные организовать задержание вооруженного преступника, устроить засаду, ворваться на защищенный объект... Квартира, там, или еще что...
Что это может быть еще, Семенов, надо полагать, и сам догадается. Не маленький.
— Это раз. А два, соответственно — настоящее воинское формирование. Для начала две-три роты... или сотни. Максимум полк. Больше не потянем, да и товарищи из Наркомата не позволят. Но полк — вполне. Люди, способные взять вооруженных бандитов, диверсантов или шпиЁнов на местности. В лесу, в поле, в горах. Выследить, приблизиться, взять, по-возможности, бесшумно. Догнать, если потребуется. В конце концов, устроить засаду и всех в ней положить.
— Ну, это не проблема, — ответил Жорж, резко отправляя в путь очередной шар. — В Туркестане сейчас таких хватает, да и на Украине, в Белоруссии. В Чоне поискать еще можно. Они с бандами навоевались, опыта накопили выше головы! Есть там рукастые мужики, которым на гражданке голодно и скучно.
Еще один шар в лузе.
— Дуплет... А вот городские... Лучшие уже давно в ОГПУслужат.
— А у нас? — Макс достал из кармана трубку и стал ее неторопливо набивать. — У нас что, таких нет?
— Таких нет, — про группу Колядного Жора, разумеется, не знал, это были тайны другого порядка. — Пятерка!
— Нет, значит, надо учить.
— Научим, — пожал плечами Степанов.
— Найди приличных людей, — предложил Макс, провожая взглядом очередной шар, отправившийся в замысловатое путешествие меж трех бортов. — Сам все не делай и Павлуновскому скажи, что это не в обход субординации, а из уважения к нему. Впрочем, не надо, я сам с Иваном Петровичем поговорю. На нем Оперативный отдел, а тебе, мне кажется, эта тема будет куда интересней.
— Допустим, — согласился Семенов и, отложив кий, вопросительно посмотрел на Макса.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |