Предел свободы. Часть 3

Седрик, как и Крам, получил ноль. Только в отличие от болгарина, действия хаффлпафца были несколько более сомнительны. Все это время он пытался как-нибудь по большой дуге обойти разбушевавшегося кальмара и, по сути, не пытался спасти Чо Чанг, которая была его заложником. Он объяснил рэвенкловке, что в деревне русалок ей было безопаснее всего, но даже не слишком опытный в таких делах Гарри понимал, что, несмотря на все логические доводы, девушка не поймет и не простит. Репутация Диггори понесла очень значительный урон. Даже на его факультете многие отвернулись от него. Лично Поттер считал, что этот честный и добродушный парень не заслуживает подобного, просто ситуация сложилась так, что выбора особого и не было. Мало кто способен отправиться навстречу смертельной опасности.

Ученики осуждали Седрика, не представляя, что гигантский кальмар, которого давно отнесли в разряд страшилок для первокурсников, на самом деле очень и очень реальный монстр, и каково это — даже просто смотреть на то, как он молотит своим щупальцами, находясь в мутной и холодной воде.

Кстати, кальмар тоже выжил, поскольку наложенные на него чары действовали по принципу «око за око». Гарри считал, что гигантский обитатель озера восстановится быстрее хрупкого человека, несмотря на тяжелые раны, нанесенные магией. Что касается самого Поттера, то за само задание он также получил ноль. Однако за действия по спасению Виктора его наградили десятью баллами.

Тем временем друзья продолжали подшучивать, но погруженный в свои мысли Гарри не обращал на них никакого внимания. Что удивительно — то же самое можно было сказать и о Роне, который с февраля ходил хмурым и практически ни с кем не разговаривал.

На попытки выяснить, в чем дело, он обычно срывался и начинал громко кричать и предъявлять претензии тому, кто вывел его из ставшего привычным состояния меланхолии. Так вышло, что Гарри довелось быть тем, кому удалось первому выяснить причину.

Немного позже в тот же вечер, когда все отправились спать, Поттер остался в гостиной, стараясь оттянуть тот момент, когда очередной раз во сне он будет переживать события на дне озера.

Он направился к камину и с удивлением обнаружил, что ближайшее кресло уже занято Роном, который не отправился спать вместе с остальными четверокурсниками. Гарри молча уселся в кресло левее.

Так они и молчали. Каждый смотрел на огонь и думал о своем, пока Рон не промолвил:

— Лучше бы я там остался. На дне озера.

Гарри, в очередной раз переживавший эти события, вздрогнул.

— Подумать, каково вам там пришлось, и мои проблемы становятся такими мелкими... Тем более, что я сам виноват. Но свои проблемы все равно как то ближе, знаешь, — задумчиво рассуждал Уизли. — Парвати забеременела, и ее забрали из школы, не знаю заметил ли ты со всем этим Турниром...

Поттер ошарашенно смотрел на рыжего гриффиндорца. На утро после бала он думал, что ему просто померещилось...

— Патилы грозили объявить кровную месть за оскорбление. Мы, Уизли, большой род...но ты знал, что у Парвати четыре дядюшки, не считая старшего поколения?.. Отец был в ярости. Он никогда не хотел заниматься делами, положенными главе рода. Мама...она тоже была в ярости, но она никогда не была против детей, — иронично добавил в конце Рон.

— И что теперь? — осторожно спросил Гарри.

— Поздравь меня. Я женюсь ближе к пасхальным каникулам, — хмыкнул тот, не отрывая глаз от огня.

Поттер почувствовал, что в действительности поздравить его будет в корне неверной стратегией, и потому он продолжил осторожно расспрашивать.

— Но ведь кровной мести теперь не будет? — Рон кивнул. — Это ведь хорошо?

— Хорошо! Это ты называешь «хорошо»?! — мгновенно взорвался тот. — Мне придется уйти из школы после пятого курса и заниматься... не знаю. Мистер Патил может заставить меня работать в их чайной лавке! Зазывать туда клиентов в дурацком тюрбане, как у Квиррела! Это ты называешь «хорошо»?!

— Рон! Успокойся!

После пришли префекты, и разговор прекратился сам собой. Гарри не упоминал об этом происшествии. Если Рон захочет — сам расскажет, а пока достаточно того, что он немного выпустил пар и не совершит глупость. Еще одну.

На фоне этого разговора и того впечатления, которое он произвел на Поттера, его сны о гигантском кальмаре постепенно сошли на нет.

* * *

Англия, Литтл-Уиннинг, конец марта 1995.

— Что ж, мистер Дурсль, информация подтвердилась. Можете считать, что ваш сын не сядет в тюрьму, — произнес полный, усатый, совсем не походивший на человека своей профессии, агент Ми-5.

— И все же могли бы найти и другое решение, — недовольно бурчал Вернон.

— Знали бы, чего мне стоило все это организовать. Если бы судья не согласился, что армия поможет вашему сыну исправиться, ничего бы вообще не вышло. А махинации с документами? Кое-кому пришлось закрыть глаза на то, что вашему сыну еще нет шестнадцати. К счастью, он парень крупный, и его могут принять за шестнадцатилетнего. Но раньше пятнадцати Дадли брать все равно отказались. И потому до конца июня он побудет с вами. За все нужно платить, мистер Дурсль.

— Я вполне могу расплатиться за предоставленную вам информацию своей жизнью, — ответил Вернон.

— Вот видите, вы понимаете. Жаль, не объяснили этого сыну, — благодушно произнес собеседник, а затем посерьезнел. — До конца июня с вами поживет наш агент. Затем вернется ваш племянник, и вы покинете страну. Все просто. А теперь, позвольте откланяться.

* * *

Паучий тупик, март 1995.

Зачастую смысл уроков, которые дает нам жизнь, доходит до человека слишком поздно. А в самых запущенных случаях даже накрепко выученные, они не могут изменить человека, который продолжает идти по жизни, старательно выискивая любимые грабли. Сириус Блэк давно, еще в юности, понял, что он так навсегда и останется большим импульсивным ребенком. Раз за разом попадая в неприятности и с чужой помощью выпутываясь из них, он отмахивался от произошедшего, как от ерунды, и отправлялся на поиски новых приключений. Даже Азкабан его ничему не научил.

Вот и в этот раз, почувствовав эйфорию от пребывания на свободе и обретения крестника, Сириус решил, что в этот светлый момент присутствие Лунатика просто жизненно необходимо. К тому же, ему попросту обрыдло даже столь мягкое ограничение свободы, каковым было пребывание в домике Дурсля. Так одно большое «хочу» перевесило все меры предосторожности, о которых неустанно твердил их гостеприимный хозяин.

Конечно же, сейчас Сириус корил себя за множество вещей, которых определенно не следовало делать, но было уже поздно. А еще его терзало острое чувство вины, поскольку он рассказал о своих спасителях все, что знал и о чем догадывался. Он не знал, сколько времени находился в плену, но никак не меньше пары месяцев, и за все это время Снейп прерывал допросы лишь тогда, когда у него заканчивался веритасерум. Профессионализм школьного врага вызывал оторопь и мысли о том, стоило ли наживать такого недруга. За все время пленения тот ни разу не отреагировал на многочисленные подначки, которыми осыпал его Блэк, и сам не произнес ни слова, выходящего за рамки интересующих его тем. Лишь один раз он не сдержался, и в его глазах Сириус заметил такую ненависть, какой хватило бы на сотворение тысячи непростительных. Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что школьные враги не так уж много времени проводили в сознательных беседах, а бывший узник Азкабана в сознании вообще. Веритасерум чередовался с напитком живой смерти, и потому шансов на побег практически не было. Снейп ослаблял контроль лишь пару раз в неделю, чтобы накормить пленного твердой пищей и не дать ему сойти с ума, хотя последнее Сириусу не грозило. Он терпеливо ждал визита, который рано или поздно должен был состояться. Что бы о нем ни говорили недоброжелатели, Блэк никогда не был глупцом. И если после прочтения старых подшивок Пророка или слов Малфоя он все никак не мог поверить, что Дамблдор пригрел на груди Снейпа, то методика допроса, применяемая последним, не оставляла никаких сомнений. Он знал только одного человека, которого могла интересовать поминутная роспись чьей-либо жизни за продолжительный период.

И он знал, что рано или поздно директор Хогвартса придет. Ну а пока он предавался мыслям о том, что если бы у времени была анимагическая форма — то это была бы улитка.

Некоторое время спустя, одним далеко не прекрасным, а скорее похожим на все остальные днем, на пороге неказистого дома в Паучьем тупике появился старик в лиловой украшенной звездами мантии. Очень скоро он оказался в комнате, где вот уже некоторое время гостил Сириус.

— Здравствуй, мой мальчик, — в голубых глазах директора не было привычных искорок, лишь глубоко затаенная грусть.

— Даже не спросите, как я поживаю? — мрачно усмехнулся Блэк.

— Думаю, ты в любом случае предпочел бы оказаться в другом месте, — мягко улыбнулся в ответ Альбус.

Воцарилось молчание, которое несколько секунд спустя нарушил Дамблдор:

— Я не собираюсь тебя ни в чем убеждать, Сириус. Я пришел предложить тебе воссоединение с твоим крестником. Вы сможете жить вместе, и ты наконец начнешь выполнять свои обязанности крестного.

— Почему же эта идея не пришла тебе в голову полтора десятилетия назад, Альбус? — скривился старый Мародер.

— Уверяю тебя — так было нужно для высшего блага. По крайней мере, я так считал, но, как видно, ошибся. И теперь я хочу эту ошибку исправить.

— Дурсли не оправдали ожиданий? — иронично спросил Сириус, на что директор просто ответил:

— Нет.

— И почему же я должен участвовать в очередном плане, а? После всего.

Дамблдор пожал плечами.

— Тебе решать. Обещаю, что не выдам тебя властям, но, думаю, тебе не понравится сама мысль провести в этом доме еще несколько лет. В состоянии глубокого сна, разумеется.

— Пока сказочная принцесса Снейп не разбудит прекрасного принца? — саркастически вставил Блэк.

Альбус ничего не ответил, продолжая смотреть на своего бывшего ученика.

— Мерлин! Хорошо, я согласен! Но как вы собираетесь объяснить все Дурслям?

— Никак, — отвечал Дамблдор. — Высшее благо стоит превыше их интересов и привязанностей.

С этими словами он повернулся и отправился к выходу, но уже на пороге его догнала реплика Сириуса:

— С годами я сильно стал сомневаться, что то, за что мы сражались — добро.

— Ты просто не видел изнанку зла, мой мальчик, — ответил директор и покинул комнату.

Глава 15

Аврорат, апрель 1995.

Сэм Рэйли в раздражении отложил последний отчет в стопку просмотренных. Документы Крауча-старшего были явно подчищены его сыном, и у его преследователей не имелось ни малейшей зацепки, где его искать. Идея с поиском домовика также провалилась. Очевидно, маленький народец имел свои способы сокрытия местопребывания.

С каждым днем Скримджер давил все больше, требуя результатов, но правда была в том, что их просто не откуда было взять. Старший аврор уже и сам не верил, что они кого-то найдут. Единственная зацепка с Турниром Трех Волшебников оборвалась даже раньше, чем они на нее вышли. С определенной долей уверенности можно было сказать, что именно Крауч кинул имя Поттера в кубок, но в Хогвартсе его давно никто не видел.

Все, что оставалось — это вести текущую работу и отрабатывать пожирательскую версию, в пользу которой говорили до конца неясные действия Крауча в отношении Мальчика-Который-Выжил.

Также проверялась гипотеза, согласно которой разыскиваемый мог укрыться в маггловском мире. И хотя это было маловероятно, Рэйли приказал проверять все подозрительные случаи. К удивлению старшего аврора, подход себя полностью оправдал. Было выявлено всего три места, где была обнаружена подозрительная магическая активность.

В первом случае дело оказалось связано с контрабандой запрещенных артефактов в Уэльсе. Сэм изрядно удивился, узнав, что кто-то все еще пользуется коврами-самолетами, не то что незаконно ввозит их в страну.

С происшествием в северном Лондоне разобрался помощник Артура Уизли, который установил, что на маггловский блошиный рынок попало проклятое зеркало. Сэм на всякий случай отправил аврора проверить всю эту историю.

Случай с внезапной смертью старого садовника в Литтл-Хэнглтоне также не привлек внимания старшего аврора, но пара его подчиненных отправилась и туда. Ободренный первыми результатами, Рэйли приказал продолжать отслеживать любую подозрительную магическую активность. Кроме того, в ближайшее время он планировал убедить Скримджера провести рейд в Лютном переулке, вот уж где подозрительная активность на каждом шагу.

А поскольку прорыва ожидать не приходилось, оставалось лишь упорно работать.

* * *

Англия, лагерь среди болот.

Приглашать других вожаков оборотней в собственное убежище крайне небезопасно. Многие были против, но Люпин настоял на своем. Так вышло, что в свете последних событий под его началом оказалось около четверти английских оборотней, и на сегодняшний день они составляли, пожалуй, самую большую стаю в стране. И слово вождя такой стаи имело большой вес. Но Люпин желал если не объединения, то хотя бы согласования позиций в борьбе за права больных ликантропией. И вот в апреле в лагере Люпина находились шесть оборотней, представлявших все стаи магической Британии. Среди них был и Фенрир Грэйбэк, который, несмотря на то, что его стая была самой малочисленной — в ней не было и пяти десятков — имел огромное влияние в среде оборотней. Каждый член его стаи был бойцом, и даже внешне они отличались от других представителей их вида. В зависимости от происхождения, оборотни или донашивали старые латаные мантии, или дешевую маггловскую одежду, которая делала их похожими на работяг с окраин. В стае Грэйбэка все было по-другому. Более приличные мантии, снятые с убитых авроров или подаренные Пожирателями, кожа и шкуры собственной выделки. И вообще все они имели даже в человечьем обличье очень хищный и опасный вид, в чем предстояло убедиться обитателям лагеря, поскольку Грэйбэк прихватил с собой едва ли не половину своей стаи для эскорта. Местные женщины тряслись от страха, когда пришельцы бросали на них жадные, плотоядные взгляды. Да и вообще вели себя с видом хозяев.

С самого начала Ремус понял, что его старания напрасны. Оборотни готовы были склониться перед силой, но никакие разумные аргументы не казались им убедительными. Все они сидели, потупив глаза и то и дело посматривали на Грэйбэка, который не переставал поливать хозяина грязью и призывал не слушать этого слабака.

Однако рано или поздно всякому терпению приходит конец. А Ремус в последнее время стал гораздо менее терпелив, чем в старые времена. Отчаявшись достучаться до гостей, он воскликнул: