Гессенская волчица-3

Давнее неукроти­мое желание Сандро стать генерал-ад­мира­лом вос­при­нималось раньше как нечто смешное и несбыточ­ное, но те­перь, после смерти Николая Второго и после стремитель­ным кадровых пе­рестановок, у многих имелись серьёзные ос­нования полагать, что под этим желанием есть крепкая основа.

* * *

8-го января 1896 года были обнародованы Высочайшие указы, объ­являвшие о создании Комитета Государственной Обороны и новых назначениях.

Великий Князь Сергей Александрович назначался председа­телем Комитета Государственной Обороны и ему поручалось вы­работать Положение о Комитете.

Великий Князь Александр Михайлович производился в чин капи­тана 1 ранга и назначался товарищем председателя Коми­тета Государ­ственной Обороны по морской части.

Контр-адмирал Ломен жаловался чином вице-адмирала и зва­нием генерал-адъютанта с назначением управляющим Морским министер­ством.

Контр-адмирал Дубасов назначался начальником Морского Глав­ного штаба.

Адмирал Чихачёв был определён в Государственный Совет, полу­чив Всемилостивейший рескрипт, а Кремер отчислен в Свиту с произ­водством в полные адмиралы...

Великий Князь Алексей Александрович, для которого все эти назна­чения стали неприятным сюрпризом, на сей раз промол­чал. Про­молчал и затаился, ожидая удобного повода, чтобы вы­ступить позже. Будучи от природы весьма неглупым человеком, он прекрасно пони­мал, что эти несогласованные с ним назна­чения — лишь первый шаг по отстранению его от управления русским флотом. Слишком высоки были ставки для генерал-ад­мирала в этой незримой борьбе с "гессен­ской волчицей".

Глава 24

Девять месяцев после смерти Императора Николая Второго Фин­ляндия продолжала жить, как ни в чём не бывало. Великое Кня­жество пользовалось автономией, жило по своим особым законам, которые принимали, опять же, депутаты своего фин­ского Сейма. Влияние Пе­тербурга на повседневную жизнь Фин­ляндии было весьма и весьма условным, и сами финны считали Россию чем-то далёким и эфемер­ным.

Новый финляндский генерал-губернатор генерал-адъютант Шере­метев, человек культурный и милый, за полгода ещё не успел осво­иться на своей должно­сти, управлял тихо, удивляя финнов лишь своей кавказ­ской черкеской с серебряными газы­рями и лохматой папахой.

Но Императрица не могла забыть того, что её мужа убил че­ловек, имевший финляндский паспорт. Её приводила в ярость мысль, что люди, которые выдали паспорт цареубийце, недося­гаемы для русской полиции, что в пределах Российской Импе­рии существует фактически независимое княжество. Поэтому практиче­ски ежедневно Александра Фёдоровна напоминала канцлеру или министру внутренних дел о фин­ляндской про­блеме.

Великий Князь Сергей Александрович был склонен действо­вать быстро и жёстко, и графу Игнатьеву стоило немалых уси­лий убедить его, что первоначально нужно тщательно подгото­виться, а уж потом показать этим чухонцам, кто в России хо­зяин.

Граф Воронцов-Дашков поддержал канцлера, он вообще вы­сказы­вал сомнения, возможно ли действовать односторонне, без согласия с финляндским Сеймом, опасаясь возмущения финнов. Своё мнение он изменил лишь после того, как получил доклад генерала Новицкого о состоянии дел в Финляндии, составлен­ный на основании агентурных донесений. Министр внутренних дел сам поручил Новицкому напра­вить в Финляндию надёжных людей, которые могли бы выяснить не только тамошние на­строения, но и определить тех должностных лиц, которые могут быть опорой престола.

Результаты были неутешительным. Настроения среди финнов были антирусские, а убийство Императора Николая вызвало не­при­крытую радость не только среди обывателей и интеллиген­ции, но и среди финских чиновников и офицеров. Бывший финский сенатор Мехелин, отправленный в отставку в 1890 году за свою антирусскую деятельность, уже в апреле 1895 года раз­разился целым рядом статей, в которых прямо писал, что убий­ство Николая Второго должно послу­жить наглядным уро­ком и преду­преждением для всех тех, кто лелеет мысли посяг­нуть на авто­номию Финляндии.

Для министра внутренних дел, потерявшего сына, такая позиция финнов была не просто личной обидой, но вызовом всей Импе­рии.

Хотя с 1808 года Великое Княжество Финляндское было при­соеди­нено к Российской Империи, его внутреннее устройство, законода­тельство и управление, разительно отличались.

Финский Сейм, представлявший четыре сословия, продолжал при­нимать законы и утверждать налоги, ориентируясь только на шведский Закон о форме правления, изданный ещё в далёком 1772 году, и швед­ский же Закон о союзе и защите 1789 года, также сохранившийся при присоединении к России, порой игно­рируя российские интересы.

Финский Сенат и все иные учреждения использовали в дело­произ­водстве исключительно финский язык, а официальные до­кументы даже не переводились на русский.

Принятыми на государственную службу могли быть исклю­чительно граждане Великого Княжества, что ставило иных рус­ских подданных в неравные условия.

Великое Княжество Финляндское имело свою, не подчинён­ную министру внутренних дел, полицию, свою валюту и свою таможню...

Финская армия имела в своём составе один гвардейский и восемь армейских стрелковых батальонов и драгунский полк. Эта миниатюр­ная армия имела совершенно особую систему ком­плектования, огра­—

ниченную численность и свои особые при­ви­легии.

Даже уголовное законодательство у финнов было собствен­ным. При

этом финляндское Уголовное уложение 1894 года разли­чало две кате­гории лиц для действия уголовного закона, фин­ляндцев и нефинлянд­цев. Финляндские граждане не подле­жали выдаче за пределы Великого Княжества, что позволяло весьма вольготно себя чувствовать не только революционерам, но даже ба­нальным уголовникам, скрывав­шимся от российского правосудия.

А ещё Великое Княжество было рассадником различных по­литика­нов. Совершенно открыто и официально существовали и действовали политические партии, выражавшие интересы раз­личных слоёв обще­ства. Либеральная партия, Старофинская партия, Младофинская пар­тия, Шведская партия... Всё это было примером глупого подражания для российских либералов, меч­тавших перенести опыт финнов на Ря­занщину или Тамбовщину путём создания российского парламента.

* * *

15-го января 1896 года Императрица издала Манифест "О по­рядке издания общих государствен­ных законов и об уравне­нии в правах с финляндскими гражданами других русских поддан­ных".

Отныне на всей территории Империи действовало единое за­конода­тельство, как граж­данское, так и уго­ловное. Таким обра­зом, Великое Княжество Финляндское, Царство Польское и Ост­зейские гу­бер­нии были приравнены к ос­таль­ным местно­стям Империи.

Коренным образом ограничивались права и компетенция финлянд­ского Сейма, фактически превратившемся из законода­тельного органа в совещательный. Утверждение бюджета Вели­кого Княжества, рас­кладка повинностей, обложение населения сборами и повинностями на местные нужды (строительство и обустройство школ, медицинская помощь, устройство дорог и мостов), вот и всё, чем отныне ведали финские депутаты. При этом все решения Сейма подлежали непре­менному утвержде­нию генерал-губернатором, а Императрица, как Ве­ли­кая Кня­гиня Фин­ляндская, могла издавать законы относительно Фин­ляндии, без согласования с Сеймом.

Русский язык объяв­лялся единственным государственным, и всё де­лопроиз­водство должно было вестись только на нём. Шведский язык полностью исключался из делопроизводства и образования. Все акты

Сейма и постановления Сената должны были издаваться на русском языке и подлежали публикации в новой газете "Финляндские ведомо­-сти", издававшейся канцеля­рией генерал-губернатора.

Финляндские гра­ждане и иные подданные Российской Импе­рии были полностью уравнены в правах, и те­перь финны не имели никаких преимуществ при поступ­лении на государствен­ную ­службу в Финлян­дии, а правом голоса при выборах депута­тов Сейма обладали все лица, имевшие постоянное место жи­тельства на территории Великого Кня­жества.

Что касается финских войск, то они были полностью подчи­нены Военному мини­стер­ству через штаб Финляндского воен­ного округа. Финские стрелковые батальоны и драгунский полк подлежали ком­плектованию уроженцами Великого Княжества, а те же призывники, для которых не хватало вакансий, отныне на общих основаниях при­зывались в русскую армию и могли уехать и в Туркестан и на Дальний Восток.

Финская полиция отныне подчинялась Министерству внут­ренних дел Империи, а в преде­лах Фин­лян­дии размеща­лись вой­ска Отдель­ного корпуса погранич­ной стражи для охраны гра­ницы со Шве­цией. Финляндское жандармское управление лик­видировалось, а вместо него в каждой из восьми губерний соз­давалось губернское жандарм­ское управление, как на всей иной российской территории.

Деятель­ность каких-либо фин­ских политических партий за­преща­лась, а в Гельсингфорсе учреждалось охранное отделение.

Генерал-губернатор получил право высылать в администра­тивном порядке за пределы Великого Княжества лиц, пребыва­ние которых может привести к нарушению общественного по­рядка и спокойствия.

Учебные заведения Финляндии были поставлены под бди­тельный кон­троль жандармов, а все неблагонадёжные препода­ватели подле­жали увольнению. Отменено существовавшее по­ложение, что препо­давателями истории могли быть только лица лютеранского исповеда­ния.

Но не эти драконовские меры больше всего возмутили финнов. Ма­нифест лишал Финляндию собст­венной ва­люты и та­мо­женных границ.

Тем самым "Январский манифест" посягнул на самое свя­тое, что было у финнов... Он по­ложил конец той таможенной "вилке", благо­даря которой сы­рьё, заку­паемое в Империи по "внут­ренним" ценам, перепродавалось в Западную Европу по це­нам евро­пейским, ес­тест­венно, безо всяких пошлин в импер­скую казну. А 80% финляндского экс­порта было ориентиро­вано именно на Западную Ев­ропу. Фактиче­ски Финляндия была той огромной дырой, сквозь которую мимо русской казны уходили миллионы рублей.

Войдя в состав Российской Империи, Финляндия получила право на самостоятельное ведение торгово-таможенной поли­тики, которое реализовывалось учреждением особых таможен­ных тарифов в тор­говле с зарубежными странами. Как правило, та­моженные пошлины по финляндскому тарифу существенно от­личались об общерусских, а в некоторых случаях Финляндия осуществляла абсолютно беспошлинный ввоз из-за границы необходимого сырья, материалов и орудий производства.

Именно вот эта маржа и обеспечивала Финляндии экономи­ческий рост и благосостояние граждан. Обеспечивала Финлян­дию в ущерб всей Российской Империи. И вот теперь всё рух­нуло.

Буквально через два дня, 17-го апреля, в Гельсингфорсе сти­хийным образом был созван Сейм Великого Княжества Фин­ляндского. Хотя, согласно существовавшим законоположениям, Сейм мог созываться только российским монархом, на сей раз инициаторами были бывший финский сенатор Мехелин и вазаский губернатор генерал-майор Ша-уман.

Самозваный Сейм начал заседать в Рыцарском доме на Ридар-га­тан, принимая многочисленные резолюции, в которых монотонно рас­су­ждалось о "ма­ленькой культурной Финлян­дии, на­сильственно вы­рванной варва­рами из друж­ной семьи евро­пейских народов".

Генерал-губернатор Шереметев был растерян и не знал, что нужно предпринимать в сложившейся ситуации.

Лео Мехелин, которого избрали ландмаршалом Сейма, призвал к сбору подписей к Императрице Александре против поло­жений "tammikuun manifesti".

Финские газеты пестрели статьями и статейками о "русских свиньях, не читав­ших даже Кале­валу".

* * *

Заседание Комитета Государственной Обороны началось в библио­теке Зимнего дворца 18-го января с утра, ровно в 8 ча­сов.

Председатель Комитета Великий Князь Сергей Александро­вич и Великий Князь Александр Михайлович, председатель Ко­митета мини­стров граф Игнатьев и ге­нерал-адмирал Великий Князь Алексей Алек­сандрович, предсе­датель Государственного Совета генерал-фельд­цейхмейстер Ве­ликий Князь Михаил Ни­колаевич и министр внутрен­них дел граф Воронцов-Дашков, ге­нерал-инспектор кавалерии Вели­кий Князь Николай Николае­вич и министр финансов Плеске, воен­ный министр Пузыревский и начальник Главного штаба Лобко, управ­ляющий Морским ми­нистерством Ломен и начальник Морского Главного штаба Дубасов.

Двенадцать высших сановников в самых разных мундирах, свер­кающих орденами, погонами и эполетами, все они собра­лись в ожида­нии Императ­рицы. Александра Фёдоровна вошла в библиотеку, поздо­рова­лась на ходу и предложила всем приса­живаться.

Усевшись в кресло, Александра Фёдоровна выдержала не­большую паузу и обратилась к присутствующим:

— Господа! Все вы знаете, что вчера произошло в Гельсингфорсе. Наши финляндские подданные встали на путь открытого неповинове­ния и мятежа. Прискорбно осознавать, что среди бунтовщиков оказа­лись не только представители простонародья, но и лица, обличённые нашим Высочайшим доверием. В связи с этим прошу высказать мне­ния, как следует поступить с теми, кто посмел выступить против суще­ствующих устоев и самодер­жав­ной власти.

Генерал-адмирал ответил первым:

— Ваше Величество! Законоположения относительно Финлян­дии создавались не за один день. Такое решительное их разру­шение, кото­рое было сделано Манифестом пятнадцатого ян­варя, не могло не вы­звать протестов и возмущений. На протя­жении почти девяноста лет мы мирно жили с финнами, и если бы не такие поспеш­ные перемены...

— Ваше Императорское Высочество, — вклинился граф Иг­натьев, — работа по созданию общего законодательства для Им­перии и Великого Княжества была начата ещё в 1891 году Осо­бым совещанием под председательством покойного Бунге. И со­бытия по­следнего года пока­зали, что эти начинания были аб­со­лютно вер­ными. Мы не можем

больше терпеть ситуацию, ко­гда русская полиция лишена возможно­-сти арестовать злоумыш­лен­ников на финляндской территории.