Немногие посвященные, в число которых входили первые лица государства и сотрудники Пятнадцатого главного управления КГБ, имели представления об истинном предназначении здания... Это было одно из многих, разбросанных по стране специальных хранилищ, содержащих тонны стратегических запасов, массу документов секретных архивов, спецоружие и многое другое.
Чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на то, что скрывалось в недрах этого неприметного здания, нужно было сначала попасть во внутрь. Для этого нужна была лишь самая мелочь — особый платиновый ключ с электронной начинкой, хранившийся в двух экземплярах — один в Кремле, второй на Лубянке, и соответствующий стандартам генетический код. Внутри ждала вновь проверка — идентификатор глазного яблока, полиграф тринадцатой модели и лишь после этого можно было увидеть дверцу стандартного банковского хранилища...
Пуленепробиваемое стекло скрывало в себе небольшое пространство, в котором вместо кислорода находился гелий. Этот практически полностью инертный газ не зря относился к благородным газам, ибо его главной задачей было сохранение толстой пачки бумажных листов... Однако, при ближайшем рассмотрении они оказываются не бумажными, а берестяными!
"Здравствуйте! Я не уверен, правильно ли так говорить в ваше время, но по другому я не умею. Меня попросили записать для потомков все, что со мной случилось...
Итак, здравствуйте. Меня зовут Андрей Ковальских, уроженец села Малые Хлебцы Полесского воеводства Царства Польского (приписка — ныне не существующие)... (часть текста повреждена; видны царапины, вмятины, несколько бурых почти коричневых пятен).
... Меня часто спрашивают, а был ли у меня какой-то четкий план, особая программа действия. Отвечу, как есть на самом деле — нет и еще раз нет! Знаете, меня всегда умиляло, когда кто-то, рассказывая о значительном событии или мероприятия в его жизни, говорил, что он шел к этому всю свою жизнь и практически не сворачивал со своего пути. Он, мол, так ясно представлял себе свою цель, так сильно ее желал, что видел и легко справлялся со всеми проблемами на этой дороге... И ведь таких людей много! Они любят разглагольствовать о своей гениальной предусмотрительности, поразительной целеустремленности и просто фантастической упертости. Здесь я бы громко засмеялся. В такие моменты я всегда вспоминаю себя... Какое там предвидение? Откуда там могло быть ясное понимание цели? С каких таких кладовых могло изначально свалиться тебе на голову знание обо всех проблемах и путях их решения?
В моей голове, извините за это привычное для вас сравнение, был полный сумбур. Это постоянно крутящаяся мешанина мыслей, образов, обрывки слов — весь этот странный суп вдобавок был густо сдобрен отчаянием и полным непониманием себя, своего нового тела и новых возможностей. Естественно, это было самое начало! Начало всего!" (часть текста повреждена).
"... Сейчас, с высоты прожитых лет (иногда кажется не лет, а столетий), я могу твердо утверждать одно, что ни каких идей о создании новой религии с собой во главе, низвержении традиционных конфессий, в конце концов мании величия, у меня не было. Это был в большей степени естественный процесс, походивший в сверх экстремальных условиях — войны, голода, разрухи, страшных поражений первых лет, ненависти и много другого.
В то время, когда я смог прийти в себя и хотя бы немного разобраться в своих возможностях и желаниях, все свои силы я бросил на помощь и защиту своих родных. Признаюсь, я взял своеобразное шефство над партизанским отрядов только по той причине, что они укрыли мою маму и сестренку. Это может не патриотично звучит, но зато является правдой... Конечно, потом моей семье стали и остальные" (часть текста повреждена).
"... Я помогал людям добывать воду, подбрасывал еду (грибы, ягоды, орехи), иногда пытался лечить и даже добывал им валежник... А что, я должен был скрываться? Смотреть, как избивают ребенка и прятаться? Или может дать умереть с голода целой деревни? Я просто дела то, что мог, что умел... Иногда моя помощь спасала людские жизни, иногда я опаздывал, часто ее отвергали из-за страха" (часть текста повреждена).
"... Конечно, узнал я про это все не сразу. Нет, я видел, что некоторые из тех, кому я помогал, ведут себя немного по-другому. Но, сразу не придал этому особого значения! Ведь я был практически вездесущ, но не всемогущ. Вы знаете, что это такое, когда слышишь и чувствуешь столько всего, что начинаешь теряться в этом безбрежном океане сведений, ощущений, впечатлений. В какой-то момент начинаешь осознавать, что дуреешь от бесконечного потока шуршаний миллионов муравьев, букашек, червяков и других ползающих; попискиваний толп грызунов; поскрипываний колышущихся на ветру деревьев и т. д. В один такой момент, я даже уже не помню когда именно это было, мне стало по настоящему страшно. Я вдруг к своему ужасу понял, что могу просто раствориться и перестать быть собой, перестать быть, хотя бы внутренне человеком... Это меня, действительно, отрезвило! Тогда мне оставалось только одно — учиться контролировать себя. Это была тяжелая задача — научиться выделять из гигантского числа звуков, ощущений, впечатлений то единственное, что тебе необходимо... Мне до сих пор непонятно, каким образом это удалось сделать.
Позднее, когда мне удалось оценить скорость распространения новой религии, предпринимать что-то было уже поздно. Иногда, мне казалось, что людей охватило настоящее безумие — эдакое тихое помешательство. Вы представляете, когда мне удалось спасти жизнь маленькой девчушке, ее отец устроил около одного дуба целый молебен! Это было просто невообразимо! Прошло уже много лет, но до сих пор, когда вспоминаю эту картину, меня охватываю сильные эмоции... Да, эмоции, читатель! Как оказывается у меня сохранились еще некоторые человеческие черты и качества!".
Вложен небольшой пластиковый жетон с выдавленным гербом и бумажный квиток с надписью — "Листы под номерами с 3, 4, 5 изъяты" (ответственный Лигачев С.В. Лаборатория Љ19-Х).
"... Пожалуй лишь об одном стоит рассказать подробнее — о семени Жизни. Не думаю, что даже в ваше время о нем будет известно все досконально. Крайне сомнительно! Ибо Семя Жизни — это целая вселенная, помещенная в хрупкую скорлупу!".
Вложен небольшой пластиковый жетон с выдавленным гербом и бумажный квиток с надписью — "Лист под номером 7 изъят"
(ответственный Лигачев С.В. Лаборатория Љ19-Х).
"... Нельзя рассматривать Семя лишь с какой-то утилитарной точки зрения и придавать ему исключительно вспомогательную функцию лекарства, некого чудодейственного костыля или волшебного эликсира. Это было бы настоящим преступлением! В некоторой степени Семя является зародышем нечто совершенно нового и грандиозного, новой жизни... А если рассматривать его всего лишь как тупоголового помощника, который безвольно выполняет за тебя грязную работу, то ты и получишь именно такого дебила.
Оно растет и развивается вместе с тем существом, которое принимает. Это последнее тоже является великой загадкой, раскрыть которую вряд ли удастся в ближайшем будущем. Как оно выбирает, кто является подходящим, а кто нет? Какие такие критерии лежат в основе его выбора? Над этой интересной загадкой я долго думал, пытаясь разобраться в механизме выбора и отторжения. Признаюсь, мне приходили в голову даже самые экзотические идеи — телепатия, зов крови и т. д. Хотя сейчас я склоняюсь к тому, что слишком серьезно подходил к этому всему. Не надо искать проблему там, где ее просто нет и никогда не было! Скорее всего, Семя Жизни проявляет сильную степень эмпатии и биологически запрограммировано на развития лишь в условиях сильных эмоций (психических энергий)". (часть текста повреждена).
"... Я не находил Семя Жизни. Его в принципе нельзя было найти, отыскать, раскопать или добыть. Как кажется, оно само нашло меня! Расскажу, как я впервые увидел, что это такое...
Несколько дней, возможно недель, из моей жизни были вычеркнуты. Причиной всему, как сейчас я понимаю, было то, что я долго не мог смириться со своим новым качеством. В то время я пытался оставаться человеком. Я гигантские усилия тратил на то, чтобы как-то заменить свои отсутствующие конечности, органы слуха, зрения и речи. Желание остаться человеком, оставаясь Лесом, преследовало меня постоянно... Это была практически неразрешимая дилемма: жить как растение или как человек, бороться до конца или смириться?
Вот именно тогда я и столкнулся с этим удивительным феноменом... Скажу сразу, что первое мое впечатление было очень плохим. Я видел тельца маленьких грызунов, буквально опутанных паутиной белесых волосков. Они липкой сетью обвивали его лапки и мордочку... Это было страшное зрелище! Если бы вы увидели такое, как бы вы среагировали? Отвращение! Брезгливость! Я почувствовал тоже самое... В те минуты мне и в голову не могло прийти, что только благодаря этой мерзкой на вид паутине бедный зверек и мог жить. А потом на мои глаза попались люди... Вот где был удар! До этого я думал меня уже ничем не удивить, но тут...
Вложен небольшой пластиковый жетон с выдавленным гербом и бумажный квиток с надписью — "Лист под номером 9 изъят"
(ответственный Лигачев С.В. Лаборатория Љ19-Х).
"Когда все закончилось, мне не раз задавали вопрос о том, откуда вообще берутся Семена Жизни и почему их так мало? А может быть я их где-то прячу, чтобы не досталось всем? Отвечу, так... Я знаю, как появляются на свет Семена Жизни, но открывать это знание не собираюсь... ".
82
Отступление 11. Реальная история.
Из письма рядового первого класса Рудольфа Руупе своей супруге Марте Руупе от 13 сентября 1941 г. "Моя любимая Марта. Это, право говоря, странное письмо, которое скорее всего наша почта никуда не пошлет, и я решил отправить его со своим раненым товарищем, если помнишь — это Отто Кранке. Мы вместе лежали в лазарете, и теперь я снова в окопы, а он едет на родину. Пишу письмо в крестьянском доме — его еще называют "hata". Все мои товарищи спят, а я несу службу. Последнее время мы все стали очень мнительными... Представляешь, наш лейтенант раз тридцать за день моет руки. Хотя стоит признать, мы от него ушли не так далеко... Милая Марта каждый из нас ужасно боится заболеть. Просыпаясь с утра, мы сразу же начинаем осматривать друг от друга, а не появились ли за ночь какие-нибудь пупырышки или пятна. Каждый день приносит нам большие жертвы. В некоторые дни в госпиталь попадают 2 или 3 человека. И конца и края этому не видно и, наверное, не увидеть мне его, я не знаю, что со мной будет завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых...".
Отступление 12. Реальная история.
Докладная записка старшего инспектора госпиталя Вейса: "... Со всей ответственностью заявляю, что полевой инфекционный госпиталь не справляется с потоком больных... Прошу принять меры к обеспечению медицинским персоналом, оборудованием и специальными средствами... Меня совершенно не устраивает, как в госпитале организована служба охраны. Незамедлительно требуется выставить более плотное оцепление вокруг фильтрационных пунктов".
Отступление 14. Реальная история.
Из дневника генерала Отто Кольнера:
"15 сентября. Сегодня меня впервые посетила мысль о том, что что-то во всей этой компании идет не так. Если бы такое пришло мне в голову месяц назад, я бы решил, что схожу с ума. Однако теперь это мне не кажется таким уж и безумным...
17 сентября. Утром принесли список потерь за последнюю неделю. Прочитал, и ужаснулся! За эти проклятые семь дней дивизия потеряла 21 офицера и 290 унтер-офицеров... Я прикинул и получилось, что мы потеряли почти столько же солдат и офицеров, сколько за все шесть недель французской кампании. Если наше наступление и дальше пойдет такими темпами, то к Москве дивизия будет состоять из двух человек — меня и пропойцы повара, которого кажется вообще ничего не берет.
18 сентября. До меня доходят какие-то совершенно безумные слухи о том, что русские где-то на юге применили химическое оружие. В штабе об этом только и говорят... Чертовы большевики! ...
19 сентября. Пришел приказ об организации инфекционного госпиталя. Что-то там определено не договаривают... Какая к черту инфекция? На улице начало осени, сухо! Подозревая, что слухи о химическом оружие имеют под собой какую-то реальную основу".
________________________________________________________________
— Жизнь определенно начинает налаживаться, — пробормотал Отто, подставляя довольное лицо еще пригревавшему солнцу. — До передовой далеко, новая форма не жмет... Красота!
Его перевод в службу безопасности (СД) был оформлен на довольно быстро, в течение каких-то нескольких дней он сменил койку в офицерской казарме на чуть более просторные хоромы. С другое стороны в этом не было ничего удивительного, так как за него просили очень влиятельные в этой глуши лица — сам местный глава СД, и, естественно, фамилия знаменитого предка сыграла свою роль.
— Посмотрим, что же это за агент такой, — в очередной раз он смахнул с серого фельдграю несуществующую пылинку. — Что-то он слегка запаздывает... , — теперь его вниманием завладела нарукавная эмблема в виде эсэсовского орла; что скрывать в эту минуту он опять думал не о задании, а о предательнице Гретхен, которая должна была просто кусать губы от ярости, узнав о его переводе.
Окраина городка тем временем жила своей собственной жизнью, которую взбаламутил, взнуздал, расчесал, но отнюдь не прекратил пришедший на эту землю германский солдат. По улицам ревели моторами грузовики, из кузовов которых выглядывали скалящиеся лица солдат. Время от времени стучали копытами лошади, покорно тащившие какой-то груз. Местных жителей почти не было видно... Казалось, они попрятались в своих домах, окна которых были заколочены крест на крест крупными досками, или убежал на восток,Я вслед за отступавшей Красной Армией.
— А это еще что такое, — вдруг мечтания Отто были прерваны самым наглым образом; прямо в поле его зрения появился какой-то обросший мужик, вылезший из-за покосившегося штакетника.
Если бы лейтенанта попросили описать самого подозрительного человека, которого он только мог себе представить, то нарисованная им картина была бы практически полностью похожа этого прохожего. Во-первых, это свалявшаяся одежда, на которой виднелись не просохшие пятна чего-то бурового, свисали листья и клочки мха. Во-вторых, его типаж просто кричал во весь голос о его семитском происхождении.
— Halt! — крикнул Отто, делая шаг ему навстречу. — Partisanen?! Jude?! — вот этими словами, пожалуй, и заканчивался весь его русский разговорник. — Papiren? Schnel!
Тот даже не шелохнулся. Он как стоял, опираясь на забор, так и продолжал стоять. Лишь его мутные, немного расфокусированные глаза остановились на лейтенанте. Потом взгляд подозрительно прохожего скользнул к его погонам.
— Эту войну выиграл учитель, — вдруг прохрипел он, с трудом держась на ногах.
— Что? — Шеер хотел уже позвать ближайший патруль, как понял, что фраза была сказана на чистейшем немецком языке. — Так вы это... А вот... Отто Бисмарк! — наконец, он вспомнил отзыв на пароль. — Я... э несколько по другому вас себе представлял. Вы прямо от них? — заинструктированный своим начальником по самые уши, Шеер относился к этому человеку крайне уважительно; в ушах лейтенанта до сих пор звучала фраза посылавшего его майора — "не дави на него, иначе он сжует тебя и не подавиться".