Гессенская волчица-3

По­лиция и жандармы пытались провести аресты финских поли­ти­ков и обществен­ных деяте­лей, настроен­ных явно враж­дебно, но боль­шинство их уже успело скрыться.

Тем временем к начальнику финских войск генералу барону Рам­заю обратилась деле­гация, которую возглавляли сена­торы барон Моландер и Игнациус. Они просили гене­рала дать приказ фин­ским войскам высту­пить на защиту граждан Фин­ляндии, а также вы­дать финляндским гражданам оружие. Барон Рамзай, напомнив хо­датаям, что он финский гражданин, но рус­ский генерал, дававший присягу Государыне, немедленно аре­сто­вал делега­цию и отправил аре­стован­ных в Свеаборгскую крепость.

* * *

Утром 24-го января генерал-губернатор Ше­реметев и при­бывший в Гельсингфорс Ве­ликий Князь Констан­тин Константино­вич встрети­лись в здании Финляндского Сената статс-секретарём Деном. Генерал Ден пытался взять на себя миссию миро­творца и просил освободить из Свеа­боргской крепости аресто­ванных финляндских сенаторов и об­щественных деятелей, уве­ряя, что после этого беспорядки прекратятся.

Присутствовавший во время разговора барон Рамзай резко перебил Дена и заявил, что сам он финляндский гражданин, но он рус­ский генерал, он присягал Императрице, и потому он за­конно арестовал людей, которые призывали к вооружённому мятежу.

Разговор окончился безрезультатно. Когда Шереметев и Великий Князь уже выходили из Сената, к ним подошёл высокий светло­воло­сый человек лет двадцати. Остановившись, он крик­нул Шереме­теву:

— Получи, русская собака, за моего отца и за Финляндию!

Не дав никому опомниться, практически одновременно, на­падав­ший выхватил из-под пальто револьвер "Webley-Green" и дважды вы­стре­лил в генерал-губернатора. Великий Князь не дал сделать третьего вы­стрела, ударив по руке с револьвером, а по­дос­певший ге­нерал Рам­зай, человек богатырского телосложений и не­обычайной силы, скру­тил стрелявшего.

Генерал-губернатор был смертельно ранен. Две пули 455-го ка­либра разворотили живот, и через сорок минут Шереметев умер.

Задержанный злоумышленник оказался Евгением Шауманом, сы­ном мятежного начальника Вазаской губернии. Убийца был заключён в Свеа­боргскую кре­пость.

Великий Князь Константин Константинович телеграфировал в Пе­тербург о про­изо­шед­шем, после чего Императрицей ему было по­ру­чено временно при­нять на себя обязанности финлянд­ского генерал-губерна­тора и командующего войсками округа.

Слух об убийстве генерала Шереметева пронёсся по Гель­синг­форсу молнией и вызвал ликование. "Январский манифест", разгон Сейма, побоище у Сената, аресты, всё это озлобило фин­нов, и они не могли сдержать радость, узнав о злодеянии Шау­мана.

Не прошло и часа, как на Рыночной площади около генерал-губер­-наторского дворца стала соби­раться огромная толпа. Мужчины, жен­щины, дети. Портреты Императора Александра Пер­вого и Алек­сандра Второго. Снова финские и шведские флаги. И снова мно­гочисленные транспаранты с оскорбительными над­писями.

Дворец был оцеплен двумя ротами Лейб-Гвардии Семёнов­ского полка. Его командир гене­рал Пен­ский, увидев собираю­щуюся толпу, доложил Константину Константиновичу и прика­зал под­нять по тре­воге и вызвать ко дворцу дополнительные силы.

Великий Князь Константин Константинович собрал совеща­ние. Помощник командующего генерал Гончаров был краток. Если толпа попы­тается пойти на штурм дворца, то придётся стрелять.

Финские офицеры колебались. Нюландский губернатор гене­рал Палин вызвался пойти к толпе и выяснить, чего они хотят. Через десять минут он вернулся.

— Ваше Императорское Высочество! Толпа требует освобо­дить всех арестованных из Свеаборга, — доложил он Великому Князю. — Они настроены весьма и весьма решительно, многие пьяны и готовы идти на штурм...

— Но ведь это решительно невозможно, — неуверенно ответил Кон­стантин Константинович. — Степан Осипович, — обратился он к Гонча­рову, — неужели придётся стрелять? Ведь там же без­о­ружные... Там много женщин и детей... Боюсь, что мы не только совершим великий грех смертоубийства, но и навлечём на себя ненависть и осуждение всей Европы...

— Ваше Императорское Высоче­ство! Если эта толпа прорвёт цепь, то она захватит не только дворец, но и Вас вместе со мною. Я отве­чаю перед Богом и Госуда­рыней и за Вас и за каж­дого солдата! Вы ведь не желаете попасть в руки разъярённой толпы, Ваше Высочество...

Константин Константинович стыдливо покраснел.

В кабинет вошёл полковник Де-Понт и доложил Великому Князю, что он с трудом добрался до дворца, так как на улицах Гель­сингфорса начали возводить баррикады. Оружейный мага­зин раз­граблен толпой. Неизвестные пытались предлагать сол­датам Лейб-Гвардии Финского батальона перейти на сторону мятежников, или хотя бы продать винтовки и патроны.

Генерал Пенский получил приказ стрелять только в том слу­чае, если толпа попытается ворваться во дворец.

Он пошёл к солдатам, и в это время толпа, как будто по ка­кому-то знаку по­шла ко дворцу со стороны рынка. Пенский приказал дать пер­вый залп по­верх голов. Но это только возбу­дило толпу, которая не остановилась и ускорила шаг. Но после вто­рого "Пли!" залп ударил в толпу и демон­ст­ранты стали па­дать на землю. Семё­новцы стреляли метко, и ка­ждая пуля нахо­дила в густой толпе жертву. После третьего залпа толпа стала убегать, оставляя на мостовой трупы и раненых. На­чалась давка. Пользу­ясь паникой, генерал Пенский приказал од­ной роте насту­пать и очистить Рыночную площадь. Де­мон­ст­ранты разбе­га­лись, давя друг друга, а за ними шли семёновцы, которые та­ким об­ра­зом очистили площадь за десять минут.

* * *

Нерешительный Великий Князь Константин Константинович расте­рялся, не зная, что ему делать дальше. Русские войска стояли гарнизо­нами в губернских городах, в то время как финны стали не только про­во­дить массовые ми­тинги, но и соби­рать оружие и фор­миро­вать бое­вые отряды. Во главе этих отря­дов стоял генерал Шауман, который собрал вокруг себя два де­сятка офицеров Финских войск, принявшихся обучать мятежни­ков военному делу. То там, то здесь начались нападе­ния на рус­ские войска с цель завладения оружием.

27-го января в Гельсингфорс прибыл новый генерал-губернатор Фин­лян­дии генерал Пётр Тимофеевич Пер­лик, который перед этим должен был ехать в Минск для командования армей­ским корпусом. Взяв власть в свои руки, ознако­мив­шись с об­ста­новкой, старый кав­казский офицер пришёл к вы­воду, что мед­лить нельзя, ибо промедле­-ние лишь усиливает силы мятеж­ников.

По его приказу финские войска были разоружены и находи­лись в казармах под охраной русских частей. Генерал Рам­зай на­чал объезжать стрелковые батальоны, чтобы удержать солдат от участия в мятеже.

В Вильманстранде генерал Гриппенберг пре­дотвратил мя­теж в Финском драгунском полку, но больше десятка офице­ров и около пятидесяти сол­дат всё-таки сумели сбежать и примкнуть к мятежни­кам.

Новый командующий решил начать уничтожение мятежа с Гель­сингфорса. В изданном им приказе, который во множестве экземпля­ров был расклеен на стенах гельсингфорсских зданий, войскам и по­лиции предписывалось прекратить беспорядки, действовать са­мым решительным образом, не жалея патронов и не давая холо­стых залпов. Этот знаменитый приказ генерала Перлика потом нашёл самый живой отклик в европейских газе­тах.

Уже утром 29-го января русские вой­ска начали наступление для уничтожения финских боевых отрядов и разрушения улич­ных барри­кад. Жестокие бои вспыхивали то там, то здесь. Не­сколько баррикад оказались неприступными и генерал Перлик приказал выкатывать на прямую на­водку пушки Фин­ляндского артилле­рийского полка. Щитов на пушках не было, и артилле­ристы не­сли ощутимые потери от фин­ских пуль, но баррикады были разрушены.

К утру 30-го января всё было кон­чено. Финские боевые от­ряды были рассеяны и мятежный Гельсингфорс был покорён. В плен по­пал ра­неный гене­рал Шауман.

В течение следующей недели контроль был восстановлен над всеми крупными насе­ленными пунктами Финляндии.

Отдельные вооружённые шайки встречались ещё больше ме­сяца. Вооружённых мя­тежников от­лав­ливали и отправляли за решётку, а чаще всего — про­сто стреляли при задержании. Ка­заки-атаманцы, кото­рые поте­ряли от финских пуль двух офице­ров, единогласно приняли ре­шение: "Чухну в плен не брать!" Захваченных с оружием в руках мятежников они никуда не пе­редавали, а рубили на месте. Знавшие об

этом офицеры смот­рели на подобную жестокость сквозь пальцы.

По всей Финляндии стихийно начались массо­вые забастовки. Так, как заводы и фабрики были финские, а промышленники и забастов­щики — финнами, то гене­рал-губерна­тор Перлик собрал хозяев пред­приятий, которым объя­вил, что вмеши­ваться в забас­товки и застав­лять рабочих выйти на работу он не со­бира­ется. Разве что рабо­чие начнут уст­раивать беспо­рядки на улицах или предприятиях, или же сами промышлен­ники обра­тятся за по­мощью к русским вла­стям.

Каких-либо экономических требований забастовщики не вы­дви­гали, и после того, как промышленники, понесшие убытки от простоя, нашли с рабочими общий язык, заводы и фабрики зара­ботали в преж­нем режиме.

* * *

За участие в мятеже и беспорядках было арестовано больше трёх тысяч человек. Военный суд приговорил к казни через по­ве­шение девяносто одного человека, среди которых был гене­рал Шауман и его сын-убийца. Аналогичное наказание получили иные вожди мя­тежа, среди которых оказались сенаторы Энеберг и Тудер, профессор Мехе­лин. Александра Фёдоровна отказалась помиловать мя­тежников, ос­тавив без рассмотрения многочис­ленные ходатайства, и все пригово­рённые были повешены в Свеаборгской крепости.

За активное участие в мятеже финские сенаторы Нюберг, ба­рон Пальмен, барон Моландер, барон фон Тройль, Игнациус, гу­бернаторы Мальгрен, Споре и Бэм отправились на ка­торгу.

На каторгу же отправилось более двух десятков финских врачей, которые оказывали медицинскую помощь раненым мя­тежни­кам, и не сообщали об этом полиции.

Срочно созданные военно-полевые суды работали, не по­кла­дая рук. Ещё не успевали высохнуть чернила на протоколе судебного заседа­ния, как конвоиры приводили нового подсуди­мого. Всех финнов, полу­чивших огнестрельные ранения, воен­ные суды априори считали мятежниками. Рассмотрение дел в от­но­шении таких лиц зани­мало не более десяти минут.

Точно так же суды относились к финнам, у которых было об­нару­жено хоть какое-то огнестрельное оружие. Прячешь вин­товку или пис­толет? Значит ты мятежник.

Лондонские, стокгольмские и копенгагенские газеты не уста­вали печатать гневные статьи, проклинающие "русскую сред­невековую инквизицию", а тем временем отдельным постанов­ле­нием Комитета министров было при­нято решение о высе­ле­нии из пределов Великого Княжества Финляндского всех лиц, со­чувствующих мятежу и про­явивших нело­яльность самодержа­вию, либо подозреваемых в таковом. Сибирские губернии полу­чили много новых жите­лей, выдер­жанных, культурных и обра­зован­ных, а на опустевших финских хуторах, кон­фискованных в доход русской казны, появились первые русские пере­селенцы. Обычно это были отставные ун­тер-офицеры...

Глава 27

В Сергиевском дворце проходило заседание Комитета Госу­дарст­венной Обороны. Граф Игнатьев излагал своё видение ко­рейской про­блемы. Он сообщил присутствующим, что два дня назад, 30-го января корейский ван вместе с наследником пре­стола сумел сбежать из япон­ского плена и перебраться в рус­скую дипломатическую миссию в Се­уле. Консул Вебер вызвал из Чемульпо десантную роту с крейсера "Адмирал Корнилов", которая немедленно прибыла в Сеул для за­щиты здания миссии. Сразу же по прибытии в миссию, ван отдал при­каз казнить ми­нистров-изменников. Приказ был выполнен незамедли­тельно — премьер-министр и два других министра были убиты на улице средь бела дня и их головы были выставлены на обочине дороги, дру­гие три министра сумели сбежать в Японию. Под охраной русских штыков на территории русской миссии король сформи­ровал новое правительство, большей частью из сторонников сближения с Рос­сией.

Канцлер закашлялся, выпил воды, и продолжил:

— Итак, господа, сложившаяся обстановка заставляет нас дей­ство­вать скоро. Россия должна оказать поддержку королю Ко­реи. Отказы­вать ему или оставаться в бездействии в ответ на вы­сказываемые к России предпочтение и доверие казалось бы не только нежелатель­ным, но даже опасным для нашего по­ло­же­ния. России, безусловно, необходим свободный в течение круг­лого года порт в Корее. Военное столкновение между Рос­сией и Японией является неизбежным, ибо отречение Японии от притя­заний на Корею представляется невероят­ным. Потому Го­суда­рыня повелела принять меры для упрочнения на­шего влия­ния в Корее и для окончательного вытеснения японцев из пре­делов полуострова. Самые решительные меры, господа, даже если это приведёт к войне.

Последние слова канцлера прозвучали очень жёстко. Началь­ник Главного штаба генерал Лобко воспользовался паузой и спросил канц­лера:

— Насколько далеко, Ваше Высокопревосходительство, мы можем зайти в поддержке Кореи?

— Корейский король обратился к Государыне, прося защиты и по­кровительства. — Граф Игнатьев достал из кожаной папки лист бумаги. — Он прямо пишет, что осознаёт "необходимость руко­водствоваться во всех важных государственных делах Сове­тами и указаниями одной России", а потому желает, чтобы рус­ское правительство "вверило роль руководителя и наставника корей­ских министров какому-либо доверенному лицу, которое в каче­стве главного советника кабинета присутствовало бы при всех его заседаниях и направляло бы деятель­ность корейских санов­ников на путь справедливости и разумного про­гресса". Осо­бенно необходимы советы в области финансовой поли­тики и правильной организации военного дела, и он желал бы "образо­вать у себя надёжный и хорошо обученный корпус войск чис­ленно­стью на первое время до трёх тысяч человек".