Драконьи грезы глазами маски

Да, чтобы довести Веровека до такого состояния, нужно очень постараться. Интересно, и кто бы это мог сделать?

11.

Шелест разве что копытом у виска не покрутил, когда вся троица заявилась к нему в стойло до рассвета. Причем, Ставрас все же додумался записку для мадам баронессы черкануть, а то бы так и уехали не попрощавшись.

Во дворе все еще продолжалось гулянье, правда, уже вяло и без того огня, что был вначале. Да и костер, не так давно вздымавшийся до небес, прогорел и доживал последние часы уже почти не дающими жара углями. Сборы много времени не заняли. Всего и понадобилось, что лошадей оседлать. У Ставраса мелькнула мысль лично позаботиться о плененном масочнике, но Шельм вовремя уловил её, не даром они с ним теперь были связаны, и капризным голоском протянул, оставшись верным себе.

— Ты лучше меня, как зеницу ока береги, а не о посторонних мужиках заботься, милый!

— Зачем это? — нахмурился лекарь, не считающий, что судьба коварного врага повод для юмора и шуток.

— Затем, — наставительным тоном пояснил Шельм, — что если я умру, мои нити умрут вместе со мной, и Лютик легко избавится от пут. Но пока я жив, сделать это при всем желании и даже при помощи извне, не сможет. Я затянул их на нем специфическим узлом. Такой не скоро найдут, даже если попытаются.

— То есть, по-твоему, я зря беспокоюсь, и его и без нашего участия доставят в Столицу?

— Я думаю, что у нас есть дела и поважней.

— Какие, например?

— Ну, кроме того, что тебе Веровека еще учить и учить, лично я бы не отказался узнать, какая сволота потрошит драконьи кладки и яйца распродает по сходной цене.

— Ты прав, — коротко кивнул Ставрас, легко взлетел в седло топчущегося рядом с ними Шелеста и протянул руку замешкавшемуся шуту.

— Ну, чего ты? — Ворчливо вопросил Ригулти.

— Да вот вспомнил про твое неприкосновенное брюшко, — хмыкул шут и поднял на лекаря глаза. — Я мог бы взять одного из коней баронессы. Не думаю, что она оскорбиться.

Ставрас все еще молчал, поэтому шут занервничал.

— У меня есть деньги, могу ей их оставит, только боюсь оскорбить.

— Нет, — отмер лекарь, наконец, придя к какому-то решению. — Мне будет спокойнее, если за тобой буду присматривать не только я, но и Шелест. — И снова настойчиво протянул парню рукою

Тот покорно вздохнул и взлетел в село позади него.

— В принципе, я мог бы и спереди когда я теперь знаю, что это не для того, чтобы унизить, — пробормотал он.

— Мы запечатлены, — напомнил Ставрас, зная, что ускакавший вперед Веровек не может их слышать. — Теперь можно, — и сам заставил шута обхватить себя руками.

Тот больше не стал пререкаться по пустякам, раз уж лекарь так настойчиво дает понять, что разговор исчерпан.

Привал они сделали лишь на рассвете, чтобы позавтракать, благо успели пополнить запасы еще до того, как начались цыганские гуляния. Тогда шут и выспросил у королевича, что собственно случилось. Нахально подкрался со спины и увлек, опешившего от такой наглости Веровека, в кусты.

— Ну что, братец, — ехидно так протянул Шельм. — Я требую объяснений!

Королевич смутился, отвел глаза, но все же сумел выдавить из себя:

— Она ко мне в спальню пришла.

— Кто? — изумленно захлопал глазами шут, не ожидавший такого скорого развития отношений Веровека с девушками.

— Рокси.

— Зачем? — тупо моргнул Шельм, у которого сходу в голове такой расклад, ну ни как не укладывался. Он вообще пока плохо мог поставить в один ряд три простых слова — "спальня", "Веровек", "девушка".

— Сказала, — продолжил тем временем даже не взглянувший на него королевич, — раз я принц, то должен получать только самое лучшее. А на подворье её матушки она считается самой красивой... И начала раздеваться.

Шут присвистнул. Такого от Рокси он точно не ожидал. Она же должна была понимать, что Веровек не то, что не воспользуется столь щедрым предложением, но просто оскорбится.

— А ты? — почему-то шепотом спросил шут, опускаясь на траву. Веровек скосил на него глаза и с тяжким вздохом присел рядом.

— А мне так мерзко стало от её слов, так противно, — прошептал он в ответ, — что сразу жить расхотелось, а уж под одной с ней крышей ночевать, тем паче. Ну, вот за что она со мной так?

— Не знаю, — честно признался Шельм.

Помолчали. А потом Ландышфуки, поддавшись какому-то порыву, неожиданно позвал его, уже зная, чем можно попробовать утешить опечаленного всем произошедшим королевича.

— Веровек.

— Что?

— А хочешь, я тебя магии учить буду, раз уж мечом махать тебя Ставрас учит?

— А я разве... разве я смогу... — растерялся от такого предложения тот, забыв о нерадостных мыслях.

— Ну, зачатки дара у тебя есть. Правда, он у тебя не такой, как у меня, но азам научить тебя я все же мог бы.

— Свечки взглядом зажигать и предметы двигать? — заинтересовался Веровек, который никогда и не помышлял ни о чем магическом. Маменька утверждала, что её сыночек, слава всем богам, идеален, и нет в нем зачатков этой мерзкой, непонятной и никому не нужной магии.

— Братец, да это так, семечки. А я намерен тебя хотя бы до орешков доучить, — весело подмигнул ему шут и протянул руку. — Ну что, по рукам?

— По рукам! — не задумываясь, пожал её Веровек и они улыбнулись друг другу.

Такими их и застал Ставрас, уставший ждать, когда же они там нашепчутся. Посмотрел сначала на притихшего королевича, уже не выглядевшего таким убитым, потом на шута, явно принявшего активное участие в мероприятии по поднятию боевого духа кровного брата. И, тщательно копируя тон самого Шельма, почти капризно заявил:

— Милый, ну я же ревную!

Мальчишки переглянулись и покатились со смеху.

— К братьям не ревнуют, дорогой! — объявил шут, выбравшись из кустов и похлопывая лекаря по плечу.

Тот фыркнул, но остался доволен. Судя по всему, Шельму все же удалось привести Веровека в чувство, а за это ему можно было многое простить. К тому же, если разобраться, Ставраса и самого начала увлекать эта игра в "милый-дорогой", так что теперь он уже осознанно подыгрывал неугомонному шуту.

Они продолжили путь. На самом деле края здесь были довольно безлюдными, ни деревень, пусть самых захудалых, ни тем более, городов. А все почему? Болота. Узкая полоса болотистой земли, прочерчивающая карту Драконьего Королевства неровным росчерком на подступах к горам. Лишь после болот, прямо у подножия гор расположились несколько поселений охотников и землекопов, занимающихся собственно охотой и добычей самоцветных камней. А чуть в стороне от них, лежал небольшой торговый город, куда стекались товары и таинственные находки не только с гор, но и из-за них. Между Кленовым Хребтом и Ущельем Битых Черепков тянулся кажущийся бесконечным проход на ту сторону, очень узкий, но тем не менее, по нему водили караваны. А за горами цвела оазисами и благоухала восточными специями таинственная страна под названием Эмират Персильваль. С ним Драконье королевство связывали давние торговые отношения. К счастью, только торговые. Какие-либо еще, в частности, военные просто не сложились. Очевидно, что через горы воевать не было никакого смысла. Сами же горные хребты и ущелья издревле считались вотчиной драконов, а с ними, как известно, можно дружить и только круглый дурак рискнет сражаться.

Так что, нашим путешественникам в ближайшее время нормальная, человеческая постель могла лишь только сниться. И все трое это четко понимали. К тому же в этой части страны были нередки дожди, пусть никогда не превращающиеся в затяжные ливни, но все же. Поэтому хорошо было понятно желание Ставраса проскочить болотистый участок как можно быстрее и выбраться на твердую почву.

Но как бы он не погонял Веровека с его конем, те все равно безбожно отставали, а к вечеру и вовсе начали клевать носом на пару. Шельм, к тому времени вольготно устроившийся в кольце его рук, давно уже в наглую дрых. И даже завистливые взгляды Веровека не могли его разбудить. Сжалившись над королевичем, Ставрас выбрал участок земли посуше, на котором даже несколько невысоких березок росло, и скомандовал привал.

Веровек тут же спешился, наспех расседлал коня, не забыв привязать его к одному из деревьев, справедливо опасаясь, что тот может попасть в топь, если будет бродить по округе беспрепятственно, и быстренько расстелил одеяло в корнях одной из берез. А через несколько минут и вовсе уснул, явно забыв даже об ужине, так устал и измучился за этот день. Так что, ужинали они с Шельмом вдвоем.

— Ну и что у них там произошло? — доев, полюбопытствовал лекарь.

— Можно подумать ты не слышал, — пожал плечами непривычно задумчивый шут.

— Слышал. Но хочу узнать твое мнение. Что ты думаешь о её поведении?

— А тут и думать нечего, нравится он ей, причем сильно. Иначе не стала бы раздувать из мухи слона. Ну, подумаешь, с королевичем познакомилась, так сказать, в неформальной обстановке, тоже мне проблема. Ан нет, она, видишь, как все повернула. Нарочно ведь обидеть хотела, потому что сама себя уязвленной и обманутой чувствует.

— И что ты предлагаешь?

— Ничего. Сначала делаем все дела, возвращаемся в Столицу, а уж там думать будем.

— Логично, — одобрил Ставрас и начал готовиться ко сну.

Шельм все еще сидел почти неподвижно, отставив в сторону пустую миску, и смотрел на огонь. Лекарь улегся на расстеленное одеяло и повернулся в его сторону. Спать ему тоже, как ни странно не хотелось, даже притом, что прошлой ночью ему так и не удалось толком крылья размять. А вот понять, что творится в голове у голубоволосого мальчишки, он бы не отказался.

— Ты не уверен в том, что предложил ему? — навскидку предположил Ставрас, уставший слушать лишь треск поленьев и отдаленное кваканье лягушек со стороны болот.

— Ты о чем? — растерянно моргнул шут, оторвавшись от затягивающего зрелища.

— Об уроках магии, — пояснил Ставрас и впился в его лицо испытующим взглядом.

Шельм снова опустил взгляд в огонь.

— Шельм?

— Я думаю, они ему не будут лишними, но...

Ставрас ждал, терпеливо и молча. Знал же, что тот сам скажет, просто соберется с мыслями и решится. И Шельм оправдал его ожидания.

— Как я ему скажу, что масочник?

— Так же, как сказал мне.

— Ты другое дело.

— Почему?

— Потому что... там ситуация была, когда нельзя было не сказать, а тут...

— Так не говори. Скрывал же ты свой дар все это время, причем весьма успешно скрывал. Так что, вряд ли он поймет, если ты сам ему не скажешь.

— Я не могу. Не могу так, — в голосе шута появилась обреченность. Ставрас глубоко вздохнул и протянул к нему руку.

— Иди ко мне.

— Зачем? — а вот теперь вопрос прозвучал настороженно.

Лекарь усмехнулся.

— Не беспокойся, никаких непотребств. Просто погреться хочу, да и спать маленьким мальчикам давно пора.

— А взрослым дяденькам? — бирюзовые глаза шута хитро прищурились.

Ставрас так же хитро улыбнулся в ответ.

— А взрослым дядечкам спокойнее, когда некто очень беспокойный и создающий массу проблем, мирно сопит под боком, а не шастает неизвестно где.

— Я не собирался никуда отходить, — запротестовал шут.

Но лекарь перестал улыбаться, коротко вздохнул и повторил уже серьезно:

— Не важно. Понимаю, что когда я в этом виде, это может выглядеть как-то двусмысленно, но если бы ты по-чаще вспоминал, что я могу выглядеть иначе, то проще относился бы, я думаю.

— Ага. Забудешь тут. Как же! Да и теплее было бы, — мечтательно протянул он, укладываясь рядом. И словно воочию представляя, как Ставрас укрывает его от холода ночи своим перепончатым крылом. Надо же! Дракон. Настоящий дракон у него, масочника.

Ставрас лежал позади него практически неподвижно, когда спросил:

— Почему ты боишься сказать ему? Страшно, что отвернется?

— Я не знаю. Просто, я так давно скрывал это в себе, что кажется странным делиться с кем-то, — отозвался шут отстраненно. — А знаешь, что самое смешное?

— Не знаю. Расскажи.

— Вот вы все рисуете масочников, как этаких монстров и все такое прочее, а мы... мы были самой обычной семьей. Нет, честно. Никто нас не воспитывал злодеями или еще кем, да и не были мы ими... по крайней мере, до посвящения, — последнее Шельм прошептал совсем беззвучно, но Ставрас все равно расслышал, не в звуках, в мыслях.

А потом мальчишка вытолкнул его из себя. Лекарь замер за его спиной, словно человек, внезапно наткнувшийся на стену. Но, опомнившись, резко прижал к себе так, что дыхание перехватило.

— Ставрас! — сдавленно возмутился шут, но тот по-звериному рыкнул и зарылся куда-то ему в затылок, выдохнув:

— Не делай так больше.

— Я не хочу, чтобы ты видел! — запротестовал Шельм.

Ставрас понял, что с масочником надо быть аккуратнее. Он не такой легковерный, каким мог бы оказаться человек одного с ним возраста. Значит, надо как-то иначе все объяснить. Поэтому он с трудом заставил себя отстраниться. Дракону было физически необходимо чувствовать своего человека, раз ментально тот его к себе не подпускал. Разрыв прямого физического контакта грозил Ставрасу развоплощением, потому что подсознательно он понимал, если бы рядом с Шельмом он лежал в своей истинной форме, тот бы так не дергался. И не воспринимал бы его действия как нездоровые домогательства. Но он убедил себя в том, что он опытный и даже старый, он выдюжит, удержится на самом краю и не сорвется в развоплощение, пока мальчишка снова не впустит его в свою душу.

— Ты знаешь, что это считается невозможным, разорвать установленную запечатлением связь между драконом и человеком?

— Я не разрываю, я просто не хочу, чтобы ты смотрел сейчас.

— Почему? Не доверяешь?

— Нет. Доверяю, просто...

— Шельм?

— Это больно... — зашептал шут, и в его голосе зазвенели невыплаканные детские слезы. Лекарь вскинул руку в непроизвольном порыве обнять. Эх! Было бы вместо нее крыло, было бы так просто. Но Шельм вдруг сам придвинулся к нему, и так остался лежать, плотно прижавшись спиной к его груди, словно крадя удары сердца, словно заставляя свое собственное биться с ним в унисон. — Я не хочу вспоминать, — пробормотал он, сминая в пальцах край одеяла, на котором они оба лежали.

Ставрас тяжело вздохнул, сбросил оцепенение и тихо произнес:

— Не нужно, если не хочешь. Но больше не выталкивай меня так, это напрягает, знаешь ли. А я уже слишком стар для таких потрясений. Что будешь делать, если скончаюсь от инфаркта?

— Привяжу ниточки и буду дергать, чтобы шевелился и не вздумал концы отдать, надо же оправдывать свою маску, — хмыкнул Шельм.

Пальцы, стискивающие покрывало до побелевших костяшек разжались. Дыхание, сбившееся от неприкрытости чувств, начало выравниваться, и он постепенно расслабился, снова доверчиво принимая тепло, которым делился с ним Радужный Дракон.

— Впусти меня, — попросил Ставрас, — Мне не нужна твоя память, сам расскажешь, если захочешь. Я просто хочу слышать тебя.

— Зачем?

— Мне так спокойнее.

И шут впустил, снова открывая ему доступ в свое сознание.