* * *
Утро наступило неожиданно, а голова, совершенно не отдохнувшая за ночь, просто отказалась подниматься. Двое измученных путников, практически силком подняли свои тела в вертикальное положение и выглянули наружу. За ночь полянка радикально изменилась, как ни парадоксально, на ней осталось лишь одно более менее сухое и неповрежденное место и оно находилось прямо под палаткой. Все остальное пространство было завалено сломанными ветками и сорванными, с иссохших за зиму ветвей, иголками. Окинув следы бедствия беглым взглядом, товарищи по несчастью вышли наружу и принялись разбирать палатку.
Дело было не хитрое, а потому и справились с ним довольно быстро. Есть совершенно не хотелось и на это попросту не стали тратить время, а покидали оставшиеся вещи в мешки и принялись седлать лошадей. Вот тут и возникла первая проблема. Если лошадь Атона, так и оставалась привязанной всю ночь, то Торно просто испарился, и появляться не спешил. Прошло минут десять, в течении которых Лин старательно мысленно призывал своего своенравного скакуна, после которых он все же соизволил ответить и вскоре явился. На этот раз он имел не такой счастливый, как обычно, вид, был весь мокрый и несколько потрепан. Попытка же узнать причину столь бедственного внешнего вида не дала результатов и хозяин, плюнув на разборки, просто закинул седло на основательно промокшую шкуру.
Когда путешественники, наконец, оказались в седлах и с облегчением вздохнули, выяснилось, что они начисто забыли обсудить план, обсуждение которого отложили на утро. А обсуждать то, в принципе, было нечего. Лин, который всю ночь ворочался, пытаясь уснуть, совершенно не думал ни о каких планах, а Атон попросту понадеялся на спутника и отдал ему в руки право решать. Так что теперь они молча ехали по лесу в сторону Гранатовой долины и размышляли о дальнейшем. С другой же стороны, направленные мысли хоть немного отвлекали от беспокойства, которое с приближением цели становилось просто невыносимым. По всей видимость кроме чувств самого Лина, в его ощущения примешивались и эмоции Эвелин, а поскольку по силе и направленности они нисколько не уступали его собственным, то и, накладываясь друг на друга, производили просто ошеломляющий эффект. Короче говоря, Лину казалось, что он просто сойдет с ума от такого накала страстей.
Ближе к обеду впереди, наконец, показались первые предгорья. Гранатовая долина называлась так отнюдь не из-за произрастающего на ней фрукта. Гранаты тут не росли, климат был слишком суров, тепла мало, а снега много. Такое название она получила из-за содержания в здешних невысоких горах драгоценного минерала, называемого гранатом, за свой очень красивый темно красный оттенок и форму зерен того самого фрукта. Горы были прекрасны! Из-за своей довольно скромной высоты, они были скорее похожи на большие холмы и , практически, не имели вершин, которые напоминали кратер. Именно в этих импровизированных "долинах", окруженных каменной стеной из склонов горы, и добывали камни, которые были невероятно дороги. Это было единственное месторождение такого редкого для этого мира минерала, который продавался по невероятным ценам и ценился намного дороже золота за свою редкость.
Гор было восемь, они стояли примерно на равном расстоянии друг от друга и создавали практически идеальный круг. Это место издревле считалось священным, по большей части за столь необычное расположение, за месторождение драгоценностей и за сам факт природного происхождения. Места, подобные этому, в природе, конечно, встречаются, но далеко не часто и, потому, ценятся как особенные.
Это место было именно таким. Своим магическим обонянием Лин чувствовал небывалую притягательность этих возвышенностей и его , словно магнитом, тянуло в самый центр, где в окружении старых гор, которые в данный момент практически не обрабатывались, была обычная на первый взгляд поляна. На этом месте никогда не росли деревья, даже кусты приживались только у самого подножия гор и лишь слой зеленой, уже по-летнему высокой травы покрывал совершенно сухую каменистую почву, которая и не думала пружинить под ногами. Отчего каждый шаг казался тяжелым, а движения становились рваными.
* * *
Гранатовая долина издревле считалась местом силы. Каждый уважающий себя маг, хотя бы раз в жизни посещал это место, чтобы почувствовать токи чистой ничем не замутненной и не запутанной силы, исходящей от земли, гор и, казалось, даже самого воздуха. Ощущение было такое, словно магия этого места притягивает к себе одаренных силой существ, наполняет их, увеличивая потенциал, и создает ощущение опьянения.
Именно это ощущение и почувствовал Лин, при пересечении определенной невидимой черты, которая проходила у подножия гор. Поскольку потенциал его был практически на половину пуст, то он осторожно подтянув к себе нити жизни, принялся поглощать энергию. Единственное, что не приходило в голову и никак не могло быть учтено, это то, что мощь этого места имеет несколько другую, плохо усваиваемую природу.
Опьянение наступило очень быстро и пока беспечный маг пытался определить его источник, все набирало силу. На самом деле, резерв Лина практически не изменился, видимо, вся поступающая энергия не укладывалась в его потенциал, а попросту разливалась по телу, будоража кровь и вызывая эйфорию. По этому, прервав контакт, он постарался, как можно более, минимизировать последствия своей глупой выходки и принялся читать заклинание протрезвления.
Когда голова, наконец, перестала кружиться, а взгляд смог по нескольку минут сосредотачиваться на одном месте, не перепрыгивая с одного предмета на другой, Лин вздохнул с облегчением. Теперь нужно было оглядеться и быть еще более внимательным к мелочам. Лагерь сектантов находился очень близко, судя по запаху дыма и пищи витающим в воздухе и будоражащим пустые желудки путешественников.
Горы, вдоль которых они шли, возвышались над спутниками огромными монолитными плитами породы, от них исходил страшный холод, впрочем, как и всегда, именно поэтому в Гранатовой долине температура воздуха всегда была значительно ниже средней по Кирсе. Здесь была вечная осень, а чуть выше, у самых вершин, до которых, по прикидкам Лина, были примерно сутки пути, все еще лежал снег, выделяясь на фоне чистого по-утреннему темного неба.
Из-за того, что снег в этих горах лежал значительно дольше чем в долине, а таял гораздо медленнее, он сходил лишь к концу первого летнего месяца, то и работы по добыче минералов начинались гораздо позже. Первые горняки здесь появлялись лишь в начале второго летнего месяца и работали не покладая рук вплоть до первых снегов, которые обычно ложились во второй половине середины осени. Правда, рудокопы не особенно страдали от тяжкой ноши копателя, за те несколько месяцев тяжелейших усилий, что они отдавали работе, взамен обычно копатели получали приличную сумму монет, на которые можно было безбедно жить в течение, не то что одного, а пары-тройки лет.
Постоянный наплыв копателей (причем, нетолько легальных) не иссякал в этих местах практически все лето, осень и даже первые месяцы зимы, если погода позволяла, конечно же. Потом был небольшой перерыв на остаток зимы и весну и все повторялось по проторенной уже дорожке. Естественно, власти, теоретически, должны были следить за количеством и качеством проводимых работ, но Кирса уже настолько погрязла в собственных политических проблемах, что какие-то небольшие заморочки с добычей дорогостоящего минерала, были верхушке попросту не интересны. А потому в этом крае бесчинствовало множество черных копателей, которые не помышляли о получении патента на добычу полезных ископаемых, а просто приходили и устраивались на понравившемся месте, платя взятки властям, если вдруг возникали вопросы. А чаще всего просто игнорируя все претензии или насильственно расправляясь с недовольными.
Недовольных становилось все меньше и теперь, из восьми источников драгоценностей, официальными силами обрабатывалось только два, остальные же шесть вершин полюбовно делили между собой браконьеры-копатели. Такая ситуация полного затишья вполне устроила высокопоставленных чиновников при дворе его величества Питера, тоже имеющих определенный процент с добычи. Зато породила множество слухов, постепенно обросших нереальными подробностями и превратившими долину из места паломничества, в нехорошее место, которое следовало обходить стороной и желательно за несколько километров.
Именно последний факт и пришелся по душе сектантам, когда они устраивали свой лагерь прямо посреди полянки. На этом месте, в принципе, все было уже готово, и переделывать что-либо не пришлось. Здесь обычно располагались летние поселения горняков, а потому основная утварь и несколько домиков, в которых все это и хранилось, никогда не снимались с места, терпеливо дожидаясь хозяев и вновь закрываясь на период снегов.
Судя по всему, сектанты в этих краях появились в конце зимы, либо начале весны, когда на всех просторах не было никого, способного помешать такому количеству народа. Тайной останется и наличие у этих закромов сторожа, если он и был, то уже никогда ничего никому не расскажет. А о нем самом, скорее всего, никто и не вспомнит. Люди обычно не селятся в одиночестве, у черта на куличках, просто так, а раз есть причина, значит, нет свидетелей.
В общем, заговорщикам достаточно было просто появиться на территории долины, встать лагерем в самом ее сердце и существовать совершенно свободно, никто, в здравом уме , не посмел — бы связываться с таким количеством совершенно обезумевших фанатиков, а уж тем более пытаться потеснить их, разве что Империя, но ее представителям сюда был путь заказан.
Отношения между соседними государствами всегда были несколько натянутыми, а уж после того как на трон взошел повзрослевший Питер, совсем, можно сказать, сошли на нет. Поскольку молодому (а сейчас уже и не очень) королю совершенно не было дела до собственной земли, а Император считал ниже своего достоинства давать советы какому-то "наглому щенку", то и особенных контактов между двумя государствами так и не установилось, что, честно говоря, вполне устраивало обоих властителей.
Кирса для Империи не представляла особого интереса. Бедное государство, полностью состоящее из хвойных лесов, изредка перемежаемых лиственными, болот, занимающих огромную часть территории, нескольких довольно бурных рек, создававших лишние проблемы своими ежевесенними разливами, да климата, мягко говоря, не очень хорошего. На всех оставшихся землях, которые более — менее могли послужить земледелию, селились тощие задерганные и вечно полуголодные селяне. Чернозема тут отродясь не было, напротив, земля была твердая, совершенно лишенная соков, и с часто встречающимися каменными включениями. Те хозяева, на участках которых росло что-то большее, чем обыденные лук, морковь, картошка и репа, считались зажиточными и соответственно имели к себе не самое доброжелательное отношение. И так было повсеместно. Единственное ценное преимущество Кирсы — это гранатовые рудники, но и те нисколько не заботили хозяев, были попросту брошены на самотек и обескровливали и без того не слишком богатое королевство.
А горы стояли все там же и ждали новых хозяев, которые, во что бы то ни стало, появлялись каждый год в первые дни середины лета и обустраивались на полянке лагерем, с полным правом находиться в этом никому кроме них не нужном месте. На этот раз, правда, хозяева оказались не самыми лучшими, зато гораздо более организованными. Выставили охрану и патрули, расчистили площадку в центре поляны и расположились большим, громкоголосым лагерем.
* * *
Преодолев небольшой подъем, путники свернули с тропы и пошли, прижимаясь к каменистой почве, стараясь держаться под защитой кустов. Передвигаться стало заметно тяжелее, хотя свои вещи, как и лошадей, они оставили еще на подъезде к долине, в лесу. Сейчас все снаряжение Лина состояло из обычной повседневной одежды, как то рубашка, с высокой шнуровкой, закрывающая горло и плотно стягивающая рукава на запястьях, брюки для верховой езды, чуть длиннее колена, заправленные в высокие эльфийской работы сапоги и шляпа, типа сомбреро, закрывающая большую часть лица. На спутнике же были надеты обычная свободная деревенская рубаха, на взгляд размера на два больше, чем требовалось, столь же свободные штаны, подвернутые до колена и плетеные из кожи лапти.
Стараясь передвигаться бесшумно, они продвигались все дальше, обходя лагерь сектантов стороной. Судя по количеству палаток, народу в лагере было не мало, причем попадались не только люди, но и драконы, гномы и даже пара темных эльфов, которые, вообще-то, считаются затворниками. Все это многорасовое общество расположилось на полянке диаметром метров в сто и чувствовало, судя по всему, полную безнаказанность. За все время пути, они встретили только один патруль и то, прошли рядом даже не вызвав намека на подозрение. Так что теперь следовало найти наиболее уязвимое место и проникнуть внутрь, пока все заняты утренними делами и не обратят внимания на двух незнакомцев.
Только планам, как обычно, не суждено было сбыться. Приближаясь к очередному открытому местечку, где расстояние между кустами было довольно приличным, Лин взмахнул рукой, призывая спутника быть как можно более осторожным. С совершенно спокойным видом, уверенного в себе человека, он покинул укрытие и неспеша отправился к следующей группке кусточков, при этом внушая всем и каждому, что его здесь нет и движение им только кажется. Как вдруг, Атон, вылезая из-за куста следом за ним, наступил на какую-то особенно сухую палку и над поляной раздался сочный треск. Вся маскировка тут же полетела к чертям, поскольку Лин поддерживал только полог невидимости, но не неслышимости, а уж услышала их, наверное, добрая половина заговорщиков.
Когда первый шок спал, незадачливые папаши решили дать деру и отсидеться где-нибудь до темноты, но не тут-то было. Появившийся словно по волшебству патруль надежно преградил им все пути к бегству. Наступили несколько минут тишины, когда две противоборствующие стороны настороженно оглядывали друг друга. Нарушена тишина была появлением именно того персонажа, которого Лин желал бы видеть в последнюю очередь. Сквозь толпу, раздававшуюся в стороны при одном виде предводителя, следовал Генрих Саутон Кроухард собственной персоной. Безусловно, с тех пор как Лин услышал о заговоре, он и не сомневался в фигуре лидера, но видеть его воочию в этой глуши? Нет, на это он точно не рассчитывал. С другой же стороны, присутствие здесь этого дракона, диктовало не самые лучшие перспективы.
Генрих был умен, это Лин определил еще при первой встрече при дворе Повелителя, и очень амбициозен, что легко можно было понять по некоторым характерным поступкам и поведению. С таким противником было бы достаточно тяжело совладать даже при равных условиях, а вот так, без плана, посреди толпы вражеских последователей, да и без единой толковой мысли в голове? В его черепушке едва ли билась одна единственная завалящая и она звучала так "Вот это я попал!" И все, больше не было ничего, а потому он просто стоял и ждал, чем же закончится это представление.
