Кен Собеско нахмурился.
— Знаешь, давай будем говорить по-баргандски, хорошо? А то Дилер не понимает по-нашему.
— Ничего, ничего, — включился в разговор Дилер Даксель. — В последнее время я уже что-то начал разбирать. Но Кен прав. У нас впереди Гордана, и тебе надо практиковаться. Вот...
— Да что уж там, договаривайте, — хмыкнул Чирр Чолль. — Вы хотели сказать, вот мой отец знай... знал иностранные языки, да? Я выдержу, я буду сильный. Я буду отомстить пришельцам. Только Кен, вы все равно скажите, почему вы не стали бить этих ублюдков? Вы же могли, да?
— Мог, — нехотя признал Собеско. — Даже в таком виде я бы справился с ними. Но что потом? Отбирать у них грузовик, что ли?
— Да, что потом? — подхватил Даксель. — Это представляю себе картину: драчка кончилась, вокруг тела валяются, Кен наш кулак зашибленный массирует. А потом берет за шкирку этого, толстого. "Ну что, шеф, едем дальше, да?" — Дилер Даксель хихикнул. — Нелепо, конечно. Но дело не в этом. Ладно, просто не смог ты, Кен, через себя переступить, через закон, через дисциплину свою военную. Грузовик этот какая-никакая, а их собственность, значит, они имеют как бы право нас с него попросить. А пойдешь против, да еще с кулаками, так ты как бы уже право-нарушитель.
— Да причем тут это? — проворчал Собеско. — Нарушитель, не нарушитель... Есть законы писаные, а есть людские. Ведь смотри, никто вокруг никого из автомобилей силой не вытаскивает, хлеб ни у кого изо рта пока не вырывает. Нет еще такого, чтобы за свое удобство чужой кровью платить.
— А если придется? — настаивал Чирр Чолль. — А что если не тридцать километров надо было идти, а сто? Или если бы у кого-то нога была ранена?
Собеско размышлял секунд двадцать.
— Не знаю, — наконец сказал он. — Вот окажемся в такой ситуации, тогда видно будет. А сейчас... Не знаю.
— А вот они бы не колебались, — заметил Чирр Чолль.
— Так то они, — пришел на помощь Собеско Дилер Даксель. — А мы — люди. И людьми остаться должны. Иногда, бывает, даже лучше умереть, чтобы остаться человеком, чем жить нелюдью.
— Ага, обычно так и получается, — кивнул Чирр Чолль. — Как беда какая, негодяям всегда легче выживать, их совесть не мучает, а чужая беда не трогает. Отец... Отец рассказывал, как во время войны честные люди шли на фронт и погибали, а всякие подонки всеми неправдами прятались в тылу и оставались в живых. Вот у моего дяди Кхана была... как это по-баргандски... броня, а он все равно пошел добровольцем. И его убили. И так всегда.
— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал Собеско. — Вообще, повернись дело так, либо мы, либо эти типы, я бы не колебался. Таких — не жалко.
— А та девушка, что дала нам хлеб и теплые вещи? — немедленно спросил Даксель. — Ее тоже?
— Да ну тебя! — рассердился Собеско, и на этом разговор заглох сам собой.
Он знал, что последние километры будут самыми тяжелыми, и даже представлял, насколько тяжелыми, но от этого было ничуть не легче. Каждый вздох отдавался болью в боку, перед глазами пульсировали цветные круги, ноги гудели от усталости, но все равно будто сами собой упрямо делали шаг за шагом.
Немного поддерживало и сознание того, что Чирру Чоллю было еще хуже. Он совершенно выбился из сил и теперь просто механически переставлял ноги, держась только на злости и силе воли. Один Дилер Даксель был еще в форме и уверенно шагал вперед, напевая себе под нос что-то ритмичное. Это немного помогало.
Солнце уже давно зашло, вокруг стемнело, время от времени их обгоняли более удачливые пешеходы, мимо проезжали, подсвечивая фарами, автомобили. Шел дождь, вернее, мелкая морось, пропитавшая, казалось, все вокруг водяной пылью. И это было хуже всего, так как лишало их возможности сойти с дороги и наконец отдохнуть у костра. Оставалось только идти вперед.
Далеко впереди и в стороне появилось пятно света, и это был нормальный свет электрических ламп, а не зарево очередного пожарища, на которые они уже перестали обращать внимание. Они не сразу увидели его за пеленой дождя, но дорога сама начала вести их к этому свету, словно бабочек к фонарю. Казалось, они бредут в темноте уже целые часы, но упасть сейчас, когда свет уже был так близко, было никак нельзя, и они преодолели последний длинный подъем, пологий, но показавшийся им вышиной с гору Вурузим, и вышли, наконец, на широкую площадку, освещенную желтым светом фонарей.
Когда-то, пять суток назад, это был обычный пост Дорожного Патруля при въезде в город. Сейчас это был блокпост: дорогу перегородили легкие металлические навесы, и между ними проходили по одиночке и группами люди и проезжали машины. Вокруг расхаживали вооруженные солдаты, а где-то за рядом деревьев на грани света и тьмы угадывался мощный силуэт танка с развернутой в сторону дороги пушкой.
Еще через четверть часа, отстояв недлинную очередь, все трое оказались в узком проходе между двумя крытыми прилавками, похоже, перенесенными на блокпост с ближайшего рынка. За прилавком сидел усталый молодой офицер с лейтенантскими стрелками на погонах и еще более молодой солдат-писарь.
— Кто вы? — безразлично спросил лейтенант. — Имена? Родственников, знакомых в Лешеке имеете? Продукты с собой есть? Есть ли среди вас кораблестроители? Электрики? Специалисты по водоснабжению? По радиолокации? По вычислительной технике?...
Список был длинным, но в нем не было ни летчиков, ни металлургов, ни даже переводчиков. Не заинтересовало лейтенанта и шуанское гражданство Дакселя.
— Хорошо, — выслушав последнее "нет", лейтенант передал Собеско большой лист бумаги. — Здесь на одной стороне схематичная карта города. На другой — список адресов приютов для беженцев. Обратитесь в любое, там вам дадут крышу над головой, паек, медицинскую помощь либо направят туда, где еще есть свободные места. Записаться в списки на эвакуацию — туристическое агентство "Восход" на улице Алленройц, 15. Если ищете кого-либо из родственников или знакомых — центральное бюро информации, улица Камши, 22. Шуанское консульство — Приморский проспект, 97. Проходите.
— Постойте, — Собеско тронул лейтенанта за рукав. — Я все-таки военный, капитан авиации. Я прибыл в Лешек согласно приказу командования ВВС!
Собеско вынул и протянул лейтенанту свое офицерское удостоверение, командировочный лист и какую-то медицинскую справку, которую кто-то выписал ему в Нейсе.
— Да, был такой приказ, — уже более заинтересованно протянул лейтенант. — Постойте, так вы были в Тороканских Воротах?! А затем ранены в бою с пришельцами? Тогда, знаете, сделаем, наверно, так. Подождите здесь, а мы через полчаса сменимся и отвезем вас к себе в казарму, там вы и переночуете. А утром пойдете в штаб, это на улице Нидда, 5. Идет?
— Идет, — благодарно сказал Собеско. — Только я не один, нас трое.
— Все нормально, — уверил его лейтенант. — У нас места на всех хватит. И еды тоже. Не объедите.
К утру дождь перестал. Тучи, висевшие над городом, начали расползаться в стороны, и между ними все чаще проглядывали клочки легкомысленно-голубого неба.
Они вышли в город все втроем. Собеско направлялся в штаб, Даксель собирался заглянуть в шуанское консульство, а Чирр Чолль... Чирр Чолль просто не мог оставаться один.
— Я с вами, — настаивал он. — Я почти здоров. И город хорошо знаю, был здесь раз десять...
Чирр Чолль, действительно, выглядел лучше после того, как выпил лекарство, которое ему дал вчера военный врач, плотно поужинал и выспался в тепле и почти в комфорте. Он уже уверенно держался на ногах, а на щеках даже выступил легкий румянец. Город он и в самом деле знал хорошо и теперь шел впереди, старательно исполняя роль проводника.
Лешек широко раскинулся на холмах, окружающих бухту. Он был красив, как бывают красивы богатые приморские города, хотя, как казалось Собеско, в нем могло бы быть и поменьше всяких подъемов и спусков. Они шли по городу пешком, как и тысячи людей вокруг, спешащих куда-то по своим делам или потерянно блуждающих по улицам, не зная, куда себя деть. На лицах многих прохожих застыло тягостное выражение тоскливого недоумения. Иные безучастно сидели со скорбными лицами на крылечках подъездов и казались ушедшими в себя. Транспорта не было почти никакого. Автомобили застыли рядами вдоль обочин, и только изредка по мостовой неспешно погромыхивали крестьянские телеги, проезжали педальные самокаты и велорикши, проносились мимо немногочисленные велосипедисты.
Повсюду были расклеены листовки, и Собеско вначале часто останавливался, чтобы прочитать их, а затем пересказать Дакселю. Но тексты словно сливались в какой-то сбивчивый монолог, из которого удавалось вычленить только отдельные фразы.
...Продовольственные карточки на всех членов семьи выдаются в районной управе по месту жительства...
...В актовом зале биологического корпуса университета состоится лекция на тему: "Съедобные растения, где их найти и как выращивать"...
...Объявляется осадное положение... за воровство — расстрел, за грабеж — расстрел, за спекуляцию — расстрел...
...Граждане, наше выживание — во взаимопомощи!... Помоги соседу, а он поможет тебе!...
...Вода и электроэнергия в район Шелха подаются с 14 до 16 часов...
...Распоряжение главного санитарного врача... Следите за личной гигиеной... не употребляйте сырую воду... В ближайшее время питьевая вода в достаточном количестве будет выдаваться в составе продовольственного пайка...
И очереди, очереди, очереди. Шумные, нервные, скандальные — перед дверями немногих открытых магазинов, перед районной управой, даже перед трамвайной остановкой, куда только что подъехал странный вагончик, запряженный парой быков...
Свист, крики
— Сто-о-ой! Держи вора! Люди, держите его!
По улице, ловко увертываясь от прохожих, несется молодой парень, потрясая черно-фиолетовой сумкой через плечо, схваченной за ремень. За ним тяжело топает башмаками грузный мужчина лет сорока пяти в очках с толстыми стеклами.
— Сто-ой, ворюга! На помощь!
Кто-то бросается наперерез парню, но тот снова уворачивается, заскакивает за угол и... оказывается прямо в объятиях подоспевшего военного патруля.
— Оп-па! — крякает немолодой сержант, принимая беглеца на грудь. — Это куда ты так торопишься?
Парень вырывается, пытается броситься в сторону, но, увидев направленные на него стволы автоматов с примкнутыми штыками, обмякает.
Мужчина-преследователь уже рядом. Он тяжело дышит, стараясь придти в себя.
— Вор, — наконец показывает он на парня. — Сумку украл... Там продукты... Паек на всю семью... И карточки!... Карточки! На всех!
— Сейчас разберемся, — спокойно говорит сержант. — Эта сумка? Что в ней?
Мужчина начинает припоминать.
— Продукты там... Только что получил... Хлеб, значит, буханка и еще четвертушка, пакет молока, рыбины две, таблетка масла... Да, три яйца еще, в отдельном кулечке, и пять конфет. И пакет крупы.
— Есть, — кивает сержант.
— А еще бумажник, бумажник мой там! Семнадцать... Нет, восемнадцать лаков с мелочью. Паспорт мой, паспорт на имя Дорина Стиму. Две фотографии — наша семья. И карточки! Карточки! На пятерых! Дорин Стиму, Дела Стиму и три детские: Альдо Стиму, Тэль Стиму и Рани Стиму. Ну... и книжка еще, "Лабиринт" называется.
— Есть такая книжка, — удовлетворенно подтверждает сержант. — Ну что же, господин Стиму, получайте ваши вещи назад. Только будьте впредь повнимательнее, прошу вас. А то кто ж это карточки в сумке носит?
Мужчина путано благодарит, но сержант уже поворачивается к парню.
— Та-ак, а что с тобой делать?... Э-э-э, приятель, да я тебя знаю! Что, опять? Ну, ты закон знаешь. Первый раз — прощение, второй — предупреждение, а третий...
У парня подламываются ноги, и он бухается на колени перед сержантом.
— Не надо... — шепчет он. — Не надо... Я больше не буду... Никогда...
— Э, нет, — сержант брезгливо отпихивает его в сторону. — Сам воровал, сам сумел и ответ держать. Увести его. А вы проходите, — обращается он к Собеско, Дакселю и Чирру Чоллю, наблюдающими за сценой. — Нечего здесь смотреть, не в театре.
И они идут дальше вдоль притихшей очереди.
— Ну вот, мы почти пришли, — оживляется Чирр Чолль, возвращаясь к роли экскурсовода. — Сейчас повернем за угол, и будет Приморский проспект. Это одна из центральных улиц... Ой!
Без сомнения, Приморский проспект был не только одной из центральных, но и одной из красивейших улиц города. Универмаги, красочные витрины бутиков, рестораны и кафе, административные здания и море реклам... Но сейчас проспект уродовала полоса наполовину расчищенных развалин, протянувшаяся на два квартала.
— Что же это?! — растерянно произнес Чирр Чолль.
Похоже, это прозвучало слишком громко, потому что проходящая мимо пожилая женщина сочувственно посмотрела на него.
— Пришельцы, будь они прокляты! Кто ж еще?!
— А как же... — Чирр Чолль совсем потух. — По радио говорили, безопасная зона...
— Может, она и безопасная, — вздохнула женщина. — Только в первую ночь нас все равно бомбили. Здесь, в центре, еще ничего, а вот на окраинах, особенно, в заводских районах... Племянник у меня там погиб...
Шуанское консульство — трехэтажный дом с забитыми фанерой окнами, располагался почти сразу за развалинами. Его окружала густая толпа.
— Ничего не понимаю, — Дилер Даксель недоуменно пожал плечами. — Откуда в Лешеке столько шуанцев? Подождите здесь, я попробую разузнать...
Даксель вернулся минут через пять.
— Плохо дело, — сказал он. — В городе всего четыре консульства. Ну, горданское и валезское понятно, чем занимаются. Вилкандское работает только со своими, здесь вилкандцев много живет. Вот на шуанское и повесили всех остальных иностранцев. Сегодня нам уже здесь ничего не светит, надо будет очередь еще с ночи занять. Или в горданское пойдем, что ли? Все равно, в общую очередь на эвакуацию записываться бессмысленно. Говорят, в ней значится уже полмиллиона человек, а в день из нее отправляют менее десяти тысяч... Что, Кен, теперь пойдем в твой штаб?
Штаб на улице Нидда, 5 располагался в здании провинциального управления финансов, о чем свидетельствовала табличка у входа. Как и все прочие административные здания в городе, он был полон народа, увлеченно решающего какие-то свои дела или неотложные проблемы глобального масштаба. Только в нем, увы, никому не было дела до контуженного капитана авиации, прибывшего в город согласно уже никому не нужному приказу.
Спустя очень суматошный час Собеско подпирал стену у одного из кабинетов, хозяин которого, как ему сказали, занимался обустройством летчиков. Чувствовал себя Собеско отвратительно — он устал, голова раскалывалась от шума и духоты, а единственный стул занимал одноногий старик с колодкой орденов на офицерском кителе старого образца.
Внезапно шум в коридоре слегка поутих. Офицеры вытягивались в струнку, приветствуя седовласого маршала, шествующего в окружении свиты. Собеско с большим трудом отклеился от стены и отдал честь, на секунду встретившись с маршалом взглядом. От резкого движения в глазах его потемнело, ноги подкосились, и Собеско, к собственному стыду и изумлению, рухнул без чувств на пол. Последней его мыслью было осознание того, что он уже встречался с этим маршалом, причем совсем недавно.
